Сэвилл
Шрифт:
— Уокер, может быть, вы жаждете привести какой-нибудь пример?
Уокер, маленький, белобрысый, с красным носиком, задумался и помотал головой.
— Итак, других примеров мы не услышим?
Уокер снова помотал головой.
— В таком случае, Уокер, где используется число двенадцать?
— Двенадцать пенсов в шиллинге, сэр, — сказал он.
— Двенадцать пенсов в шиллинге. Блистательно. Еще что-нибудь?
— Нет, сэр, — сказал Уокер.
— Ну, а полупенсы, Уокер? — сказал Ходжес.
— Двадцать четыре полупенса в шиллинге, сэр, — сказал
— Блистательно, Уокер. Что-нибудь еще?
— Нет, сэр.
— Вы совершенно уверены, Уокер?
— Сорок восемь фартингов в шиллинге, сэр.
— Уокер, насколько я могу судить, медленно пробуждается от своей обычной летаргии, — сказал Ходжес. — Что вы делаете, Уокер?
— Пробуждаюсь от моей обычной летаргии, — сказал Уокер.
— А какое слово мы употребляем, чтобы отличать нашу систему от так называемой метрической, Сэвилл?
— Не знаю, — сказал он.
Ходжес покачал головой.
— Кажется, я опять не расслышал необходимого дополнения?
— Сэр, — сказал он.
— Сэвилл не знает. Кому-нибудь это известно? Уокер, я полагаю, это превосходит ваши умственные способности?
— Что, сэр? — сказал Уокер.
— Как мы называем систему, опирающуюся на число двенадцать, а не десять? — сказал Ходжес.
— Имперской системой, — сказал кто-то.
— Почему «имперской», Уокер? — сказал Ходжес.
— Она, наверное, связана с королем, сэр?
— Возможно. Вполне возможно, Уокер, — сказал Ходжес.
Он посмотрел по сторонам.
— Вряд ли мне нужно упоминать в классе, уже давно постигающем этот предмет, что такое название происходит от латинского слова…
Он сделал паузу.
— От латинского слова «империалис». Империалис. И означает оно…
— Имеющий отношение к королям, сэр, — сказал кто-то.
— Ну, не совсем к королям. К власти, Стивенс. К повелеванию.
Он снял очки и потер их о мантию.
— Империум — повеление, владычество. Другими словами, система, которая в данном случае имеет отношение к империи.
— Да, сэр, — сказал Уокер.
— Некоторые злополучные государства пользуются десятичной системой, потому что им больше не на что опереться, Стивенс.
Стивенс кивнул.
— Мы же в нашей стране и в тех землях, которые составляют нашу империю, наши владения, Стивенс, пользуемся системой, которая на радость и на горе присуща только нам. То есть присуща повелевающей нации. Империалис, империум. Нации, приобщенной власти, владычеству, Стивенс. Сколько пенсов в фунте?
Стивенс замялся. Он поднял руку, потом опустил ее и мотнул головой.
Это был бледный мальчик с худым лицом. Он сидел прямо перед Колином. Волосы у него были жидкие и длинные, они сальными прядями свисали с его узкого затылка. На спине у него был горб, а ноги у колен вздувались, словно их соединяли шарниры.
— Двести сорок, — прикрывшись ладонью, шепнул Колин в затылок Стивенсу.
— В чем дело, Сэвилл? — сказал Ходжес.
Голова Стивенса задергалась.
— Вы подсказывали ему ответ, Сэвилл? — сказал Ходжес.
— Да, — сказал он.
— Будьте добры встать,
Сэвилл.Класс обернулся.
— Ваша фамилия Сэвилл, если не ошибаюсь?
— Да, — сказал он.
— Может быть, я заблуждался, полагая, будто ваша фамилия Сэвилл, с двумя ли, с одним ли «эл», тогда как в действительности она все это время была Стивенс?
— Нет, — сказал он.
— Так сколько же пенсов в фунте, Стивенс?
— Не знаю, сэр, — сказал Стивенс и мотнул головой.
— Вы не знаете, мальчик? Во имя всего святого, как вы попали в эту школу? На такой вопрос мне ответил бы и пятилетний ребенок.
Стивенс опустил голову и заплакал.
— Не хнычьте, Стивенс, — сказал Ходжес. — Я задал вам легкий вопрос. В этом классе на него ответит любой.
Поднялось несколько рук.
— Сэвилл, не могу ли я получить ваш дневник?
Он достал дневник из внутреннего кармана куртки, сообразил, что Ходжес хочет, чтобы он подошел к его столу, и вылез из-за парты.
— О, разумеется, когда вам будет удобно, Сэвилл. Могу ли я требовать, чтобы вы считались с кем-нибудь, кроме себя! — Он поглядел на Стивенса. — Мне предстоит внести в дневник Сэвилла порицание за дерзость, и вы, Стивенс, получаете несколько драгоценных мгновений, чтобы найти подходящий ответ. Под подходящим ответом, поскольку мы, если не ошибаюсь, занимаемся здесь математикой, я, естественно, подразумеваю верный ответ. Вы поняли, Стивенс?
— Да, сэр, — сказал Стивенс и опустил голову еще ниже.
— Принцип приобретения знаний, Сэвилл, заключается не в том, чтобы приобретать их за кого-нибудь другого, но в том, чтобы приобретать их в положенной — во всяком случае, для этого учебного заведения — мере на сугубо личной основе. Как вы можете выучить что-то, если за вами сидит некто, готовый сделать это за вас? — Он открыл дневник. — Я вижу, вам записана похвала. География, мистер Хепуорт. Не слишком удовлетворительная работа для первого триместра. — Он сделал запись красными чернилами в графе напротив несколько демонстративным движением, чтобы дать классу почувствовать свой гнев. Потом промокнул дневник, протянул его мимо Колина и, вперив взгляд в Стивенса, добавил: — Так к какому же заключению вы пришли, Стивенс?
Только секунду спустя Ходжес осознал, что все еще держит дневник.
Стивенс ответил, потом по требованию Ходжеса повторил свой ответ громче, после чего учитель сказал:
— Вы можете теперь взять свой дневник, Сэвилл.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он.
— Сэвилл! Ну-ка, вернитесь назад, — сказал Ходжес.
Он повернулся в проходе, увидел, как краснота медленно поднимается к глазам Ходжеса, и пошел назад к столу.
— Я заметил, что мои ласковые увещевания, Сэвилл, не оказывают должного воздействия. В ваших манерах я улавливаю дерзость, которая, как я замечаю, растет день ото дня, несмотря на все мои старания ввести ее в должные границы. Я попрошу директора поговорить с вами. Сегодня же я больше не желаю видеть вашу физиономию. Уберите тетрадь, выйдите из класса и станьте у двери.