Сэвилл

Он метнулся к боковой линии. Вся команда ощущала, что Стэффорд обязан бежать. Он увернулся еще от одного игрока противника, а затем без малейшего напряжения, почти остановившись и больше уже никого не высматривая, подождал, пока подбегут остальные, медленно шагнул вбок, и они рванулись туда, куда наклонялось его тело, а он прыгнул совсем в другую сторону. И пересек линию зачетного поля.

Плэтт, Хепуорт и отец Колина вскинули руки вверх, Стэффорд приземлил мяч, оглянулся, взял мяч под мышку и пошел назад.

— Я сам ударю, — сказал он, когда подошел Гаррисон, отступил на шаг, ударил ногой, и мяч, описав дугу над головами подбегающих игроков противника, пролетел между столбами.

Упершись руками в бедра, Стэффорд пошел назад. Щеки у него побелели, глаза сверкали.

Когда они уходили с поля после конца игры, его догнал Стэффорд.

— Больше мне так не пасуй.

— Да ведь другого никого не было.

— Тогда делай как я. Падай или смотри в другую сторону.

Он заметил, что возле поля отца нет. Отец стоял у начала прохода. Лицо у него было красное, руки он засунул поглубже в карманы и притоптывал ногами, стараясь их согреть.

Они пошли в душевую.

Когда он вышел, отец все еще ждал возле прохода.

— Мне еще надо пить чай с той командой, — сказал он.

— Ничего, — сказал отец. — Ты не торопись. А я подожду тут.

— Пойдем вместе, — сказал он. Для приемов служил склад спортивного инвентаря, над которым жил сторож. В открытую дверь он увидел, что ящики и коробки сдвинуты в сторону и посередине поставлен деревянный стол.

— Нет-нет. Ты иди. А мне и тут хорошо, — сказал отец и добавил: — Чай ведь только для участников и устроителей.

На столе расставили тарелки с бутербродами и печеньем. В глубине комнаты было широкое окно, выходившее ко двор, за которым было их поле. Из-за живой изгороди торчали столбы ворот.

Вошел Плэтт с Хепуортом и двумя учителями, которые сопровождали команду чужой школы. Вошли остальные игроки. Стэффорд, аккуратно причесанный, сидел в стороне, из кармана его куртки торчали авторучки. Хепуорт похлопал его по спине, но он только на секунду поднял глаза и одним из первых вскочил, взял у двери свою парусиновую сумку и вышел во двор.

Когда Колин последовал за ним, он увидел, что отец разговаривает со Стэффордом. Было ясно, что он его остановил и теперь, размахивая руками у него за спиной, обсуждает игру.

— А, вот и Колин, — сказал он. — Ты в какую сторону идешь, малый?

— Я иду на вокзал, — сказал Стэффорд, с удивлением оглядываясь на него.

— Ну, так нам по дороге, — сказал отец. — Мы на автобусную остановку.

Они свернули в проход.

— Ты многого добиться можешь, если не будешь себя жалеть, — сказал отец.

— Нет, мистер Сэвилл, для меня эта игра слишком груба, — сказал Стэффорд.

Отец засмеялся и с удивлением посмотрел на него.

— Груба? Это почему же? — сказал он.

— Ну, не знаю, — сказал Стэффорд. — Если бы вы сами играли, так поняли бы. Особенно когда ногами бьют не по мячу, а по тебе. — В его движениях появилась подтянутость, он тщательно выговаривал каждое слово.

Отец посмотрел на него с любопытством.

— Ну, есть вещи и потруднее. А мяч гонять — одно удовольствие.

— В таком случае, я надеюсь, мне удастся их избежать. Глупо самому напрашиваться на трудности, — сказал Стэффорд.

Он остановился напротив проулка, ведущего к вокзалу.

— Тебе, значит, туда? — сказал отец.

— Если я потороплюсь, то еще успею на ближайший поезд, — сказал Стэффорд и протянул руку. — Было очень приятно познакомиться с вами, мистер Сэвилл. — Он повернулся и подхватил сумку под мышку.

— Ты здорово играл, малый, — сказал отец.

Он стоял и смотрел, как Стэффорд перешел улицу и скрылся в проулке.

— Ловкий паренек. Мог бы один выиграть эту встречу, если бы постарался.

Продолжая разговаривать про Стэффорда, они пошли к остановке.

— А кто был тот, с черными волосами? — сказал отец.

— Плэтт.

— Он подошел ко мне и спросил, кого я дожидаюсь.

— А что ты ему сказал?

— Что тебя жду. — Отец засмеялся. — Разве вы не слышали, как я вопил, говорю. — Он снова засмеялся.

— Он сказал, что мне нужна новая рубашка. Если я хочу играть в команде.

— Что, он думает, рубашки на деревьях растут, что ли?

В автобусе, однако, он сказал:

— Исхитримся как-нибудь. — И тут же добавил: — Жалко, что он со мной про рубашку не заговорил. Черт подери, я бы его обрубашил как следует, твоего мистера Плэтта. Я, пожалуй, напишу ему.

— Не надо, — сказал он.

— Я еще подумаю, — сказал отец.

В конце месяца мать уехала в больницу, и по утрам они со Стивеном ходили завтракать к миссис Шоу. Отец работал в утреннюю смену и возвращался домой днем, так что вечером он сам укладывал Стивена. Но по утрам он приходил в комнату Колина в пять часов, ставил возле его кровати будильник и шептал:

— Я ухожу. Смотри не проспи.

Выдираясь из сна, он тупо смотрел на отцовское лицо.

— Так я пошел. Миссис Шоу присмотрит за Стивом. Не опоздай на автобус, — добавлял он.

Он слышал, как отец проходит по дому, захлопывалась задняя дверь, ключ поворачивался в замке и падал в щель почтового ящика. И не успевал он заснуть, как уже звенел будильник. Один раз он проспал, и его разбудил громкий стук в дверь — это пришла миссис Шоу.

С тех пор как он начал учиться в городской школе, он никогда еще так не уставал. Каждый вечер он смотрел в окно автобуса на поля и поселки, на терриконы, на мелькающие вдали пруды и озера, а внутри у него все сжималось: он словно видел, как отец, землисто-бледный, с воспаленными глазами, моет посуду или устало берется за стряпню — точно и отца, и Стивена, и его самого забыли и бросили.

Однажды утром в воскресенье он даже пошел к миссис Шоу почистить ее медные тарелки. Его одолевали воспоминания о том, как все было в прошлый раз. Ни ему, ни Стивену не позволяли навестить мать, и каждый вечер он смотрел, как отец выкатывает велосипед, а седельная сумка топорщится от пакета — может быть, чистое белье или фрукты, а иногда книга, которую он взял у кого-нибудь на работе. Потом он ждал два часа, чтобы увидеть, как отец подъедет к крыльцу, угасший, не в силах больше волноваться и тревожиться.