Сейчас и навсегда

— Можно назвать это так, — сказал Данте. — Я говорил, а он слушал.

Я встретил взгляд брата. Он мог быть больным придурком, когда это было необходимо. Мы оба могли бы. Данте умел вести допросы. — Была ли проблема?

Данте кивнул. — Слишком случайно. Время. Это не имеет смысла. Когда я просмотрел записи с камер наблюдения, Хосс попытался отступить.

— Ты должен был сказать мне.

— Твоя тарелка сегодня чертовски полна. Я с этим справился.

— Отец знает?

Данте вздохнул. — Я сказал ему, что изучаю этот вопрос. Ублюдок кричал на меня и велел не сомневаться в его слове.

Стиснув зубы, у меня возникла мимолетная мысль, что они могут треснуть от давления. — Тебе не кажется, что это была братва?

— Расстрелы, да. Один находился возле верфи. Они пытались отобрать у картеля часть нашей новой продукции. У нас один из их солдат облился кислотой. Другой был проезжавшим мимо Траттории. Местоположение было слишком точным. Вчера вечером там была встреча региональных начальников. Кто-то, должно быть, предупредил русских. Мы потеряли двух солдат, — Данте покачал головой. — Одному было всего двадцать.

— Имя?

— Элио Росси.

Это была часть нашей жизни, которую я ненавидел. — Чёрт. Разве он не брат Леандро? — наш отец не смог бы выделить этих людей из состава. Они пожертвовали ради него своими жизнями, а он не удосужился узнать их имена. Я знал каждого. Элио был младшим братом. Его старший брат Леандро был убит около года назад.

— Он был, — Данте кивнул. — Я нанес визит их матери.

— Это должен был быть я.

— Это должен был быть капо, но он слишком занят, трахая свою любовницу, чтобы ему было наплевать.

— Спасибо, — уведомление семьи было обязанностью, которую я взял на себя много лет назад. Быть мрачным жнецом не входило в список моих любимых обязанностей. Однако я считал, что если мужчина или женщина погибли, выполняя семейные дела, их семья заслуживает уважения семьи, поскольку ей лично сообщают об их утрате. — Откуда россияне узнали о встрече? Как будто у них есть инсайдерская информация. Расскажи мне побольше о доме Хосса.

— Кадры с камер наблюдения были слишком чистыми. Это была не чертова братва. Это была внутренняя работа. Хосс пытался сказать, что камеры неисправны.

— Думаешь, он пытался нас обмануть?

— Он отрицал это — сначала, — в глазах моего брата появился блеск. — После некоторых уговоров он сказал, что мужчина заплатил ему, чтобы создать впечатление, будто виноваты русские. Мужчина сказал, что Хоссу заплатят дважды. Один раз от него и один раз от нас, когда мы возместили его потерю.

— Кто, черт возьми?

— Да, у него не было имени.

— Кому будет выгодно ограбление, похожее на братву? — спросил я вслух, зная, что ответом будет человек, которого мы собирались увидеть. Чем больше хаоса, тем больше у него причин держаться за власть.

Джованни загнал внедорожник в гараж под зданием, в котором располагался пентхаус нашего отца. Сканирование, еще одни ворота, и мы оказались в частном гараже отца. Количество машин меня возмутило. Да, у нас с Данте была своя доля, но, если не считать Lamborghini, наши машины были практичными. Наш отец любил блеск дорогих вещей. Будь то его особняк, пентхаус или транспортные средства, деньги не имели значения.

Конечно, если наши солдаты погибли, преследуя свои нечестные достижения, это тоже пипец плохо. Полная преданность капо означала, что жертвы будут небольшой ценой.

Доступ в пентхаус отца был аналогичен нашему. Хотя наши люди не имели доступа к его лифту, мы с Данте, как добрые и верные сыновья, имели его. Джованни остался с внедорожником, пока мы молча поднимались на лифте. Новости Данте и мои теории проносились у меня в голове, пока мои пальцы бездумно ласкали рукоятку моего самого доступного ножа.

Он был гладким и сделан из кости. Это был нож, которым я совершил свое первое убийство. Я сказал Каталине, что у каждого ножа своя жизнь. Этот спасал мне жизнь больше раз, чем я мог сосчитать.

Мои мысли бегали по перемотке назад. Только прошлой ночью на Жасмин напали, а ее телохранитель был отравлен. Мы потеряли двух солдат. Тайная встреча попала в засаду. И произошло ложное ограбление. Нашему отцу пришло время уйти в отставку.

Двери лифта открылись.

Звуки женских криков и мольб наполнили воздух. Мы с Данте вытащили оружие и направились на крики. Мы остановились, когда Отец повернулся к нам, глядя на нас. Его глаза-бусинки почернели от эмоций. Ремень у него был расстегнут, ширинка расстегнута, а курок приспущен. Алеся стояла на коленях, прижатая к окну от пола до потолка, на ней не было ничего, кроме прозрачного нижнего белья. Даже несмотря на то, что преобладала ночь, мы находились слишком высоко в небе, чтобы кто-либо снаружи мог видеть, что происходит.

У нас с Данте были свои подсказки. Щека Алесии покраснела и начала темнеть, волосы были растрепаны, а макияж размазан. Вытерев рот тыльной стороной ладони, она отвела взгляд.

Мы спрятали оружие.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил отец. Лицо его тоже было красным, но не от оскорблений. Возможно, у него случится сердечный приступ, и он спасет нас всех.

— Нам нужно поговорить, — сказал я.

Алеся воспользовалась нашим вмешательством, чтобы встать и ускользнуть, пытаясь скрыть лицо и окровавленную губу, и обернула себя коротким кружевным халатом. Как бы я ни ненавидел насилие над женщинами, мне уже давно было плевать на благополучие Алесии. Мы с Данте предложили ей выход. Она не была приговорена к присутствию нашего отца замужеством. Если она хотела провести свою жизнь с этим сукиным сыном-садистом, это был ее выбор.

Мой взгляд обратился к нашему отцу, который был больше расстроен тем, что мы испортили ему веселье, чем тем, что увидели это. Жестокость была его развлечением. Мы с Данте приняли на себя основную тяжесть многих его пощечин и ударов. Укус его ремня был чем-то, что никто из нас не забудет. Физическое насилие было не единственным источником удовлетворения. Эмоциональное, сексуальное, психологическое и финансовое насилие было в его репертуаре. Единственное насилие, которое он пытался от нас скрыть, было насилие в отношении нашей матери. Хотя это было не так очевидно, нам пришлось бы быть слепыми и глухими, чтобы не знать, что это произошло.

Вот почему мама хотела дом побольше и величественнее. В этом особняке никто не мог услышать ее мольбы не подвергаться изнасилованию, никто, кроме человека, которому нравились подобные вещи.

Окно позади него было заляпано историями, которые лучше не рассказывать. Он засунул член обратно в трусы-боксеры, застегнул молнию на брюках и застегнул ремень. Его рубашка все еще висела свободно. Когда он расположился, я заметил отсутствие у него кобуры. Если бы мы только могли этим воспользоваться.