Сфинкс

– Боязно, застукают в подъезде...

– Кто?
– Фонарь ухмыльнулся.
– Одиннадцать часов, все слиняли на работу. Мы мухой. Вещички в машину - и айда. "Москвичок" мой хоть и дряхлый, а бегает...

Шабанов безосновательно назвал видавший виды "Москвич" своим - он временно реквизировал машину у деда, пока тот отлеживался в больнице после инфаркта.

Не первый месяц Фонарь и Черный промышляли квартирными грабежами. Объекты выбирали просто - где железная дверь, там есть чем поживиться. В особо, по их определению, крутые-навороченные квартиры ни Фонарь, ни тем более трусоватый Черный соваться не рисковали - там можно и пулю схлопотать. А вот те, что попроще, но все-таки с железной дверью...

Перед налетом Фонарь провел рекогносцировку. Представившись электриком, которому нужно проверить счетчик, он разговорился с профессором и узнал, что тот живет вдвоем с сыном и днем нередко бывает дома. Фонарь ковырялся в счетчике, а сам фотографировал боковым зрением обстановку. Вскоре он понял: подходяще.

Провернуть операцию решили на следующий день.

– Да вставай ты!
– Фонарь толкнул подельника в плечо.
– Идём.

Он направился к подъезду. Черный плелся за ним. Поднявшись по лестнице вслед за Фонарем, он позвонил в дверь.

– Кто?
– послышался голос профессора.

– Вчерашний электрик, Олег Андреевич, - будничным тоном сообщил Фонарь.
– Забыл у вас в счетчике одну штуку подкрутить...

– А, Саша...

Дверь распахнулась, и налетчики ворвались в квартиру.

– Тихо, - сквозь зубы процедил Фонарь, прижимая к горлу профессора лезвие ножа.
– Где деньги?

Черный захлопнул за собой дверь. Профессор уставился на грабителей скорее в растерянности, чем в страхе.

– Да что вы, ребята...

– Где деньги, падла?!
– заорал Фонарь.

– Там, в секретере...
– Калужский показал рукой.

Грабители торопливо устремились в гостиную. Фонарь открыл секретер торчащим в замочной скважине ключом, порылся в ящичках, нашел деньги.

– Мало, - обернулся он к профессору.
– Где... Эй, стой, сука!

Он увидел, что Калужский отпер и приоткрывает входную дверь. Дальнейшее произошло мгновенно. Очевидно, Фонарь не хотел этого - так получилось... Он бросился к профессору, схватил его правой рукой за волосы и рванул обратно в прихожую. Финка в левой руке Фонаря вонзилась Калужскому под лопатку. Рефлекторный, импульсивный удар? Неконтролируемая вспышка злобы? Или Калужский, падая, напоролся на нож? Так или иначе, профессор повалился к ногам налетчика, обливаясь кровью.

– Ты убил его!
– заверещал Черный.
– Все, мокрое дело, нам кранты!

– Не суетись, - деловито сказал Фонарь, запирая дверь на засов. Он наклонился над профессором, пощупал пульс.
– И впрямь подох... Ну и лады, зачем нам свидетель...

– Бежим отсюда, - в ужасе прошептал Черный.

– Заткнись, - Фонарь оттолкнул сообщника и принялся обшаривать квартиру. Мало-мальски ценные вещи исчезали в сумке Черного - магнитофон "Панасоник" и видеоплейер из комнаты Антона, золотые украшения, хранимые профессором в память об умершей жене...

– Жаль, это в сумку не влезет, - Фонарь кивнул на компьютер.
– Так понесем.

– А не засекут нас, в открытую?
– спросил Черный. Хладнокровие дружка подействовало на него как транквилизатор.

– Не бросать же, это бабок стоит. И вот причиндалы...

Фонарь сгреб и бросил в сумку дискеты, компакт-диски, потом отсоединил от монитора системный блок (отдельный, "Тауэр"), клавиатуру, колонки, мышь и недорогой лазерный принтер "Окипейдж". На то, чтобы отвинтить несколько болтов и вытащить вилки из гнезд, его умственных способностей вполне хватило.

– Теперь сматываемся, - распорядился он.

Они перенесли в машину украденные вещи, никого не встретив ни в подъезде, ни возле него. Фонарь сел за руль, газанул, и "Москвич" затерялся в столичной сутолоке.

Барсов прибыл в квартиру профессора три часа спустя. Там он застал рыдающего Антона и милицейскую опергруппу. После долгих расспросов его отпустили.

23

– Вот черт!
– кулак Генриха Рудольфовича с размаха опустился на полированную крышку стола.

– Увы, Генрих Рудольфович, - пробормотал Барсов.
– Калужский мертв, компьютер похищен...

В какой-то мере он был даже рад случившемуся. Конечно, смерть друга трагедия, но все же неприятно становиться подлецом...

– Зато теперь мы знаем, что открытие - не фикция, коль скоро кто-то поспешил перехватить его, - проговорил Бек, вновь обретая самообладание. Ладно, найдем... Ты пока иди, Николай, дальше я сам...

Барсов покинул апартаменты своего шефа. Генрих Рудольфович снял телефонную трубку.

– Алексей? Говорит Бек. Узнал? Вот и молодец. Подскочи-ка ко мне сейчас... Да наплевать мне на твою работу. Я сказал - сейчас.

Он в раздражении бросил трубку на аппарат.

Полковник милиции Алексей Кондратьев появился через полчаса. Он начал было жаловаться на трудности внезапных отлучек со службы, но Бек бесцеремонно перебил:

– Что у тебя там с убийством профессора Калужского?

– Откуда вы...
– полковник осекся под грозным взглядом крестного отца.
– Убийство как убийство, финкой в спину. Обычная уголовщина. Налет на квартиру, ограбление...

– Финкой в спину?
– переспросил Бек, несколько удивленный действиями наемных киллеров.
– И что взяли?

– По словам сына профессора - деньги, золото, аппаратуру, компьютер.

– Какие наметки?

– Да есть кое-что, Генрих Рудольфович. Бабушка со второго этажа видела из окна двух подозрительных типов, входящих в подъезд. Как они вышли, она не видела, потому что по телевизору начался сериал, но по описанию смахивают на одну группу, за которой мы давно гоняемся. Чистят квартиры среднесостоятельных граждан. Правда, до сих пор обходилось без трупов, но судя по положению тела профессора, он или оказал сопротивление, или пытался убежать...

– Что за типы?
– спросил Бек.

– По агентурным данным, некие Фонарь и Черный. К сожалению, не судимые, так что подробностей никаких - ни настоящих имен, ни адресов, ни фото. Зато бабка заметила у подъезда древний рыжий "Москвич", похоже, четыреста двенадцатый.

– Ладно... Ты свободен. Да...
– спохватился Бек в ответ на вопросительный взгляд полковника.
– Вон там на бюро доллары - возьми, пригодятся в хозяйстве.

Полковник смущенно спрятал деньги в карман, затем направился к двери. Бек, не удосужившись с ним попрощаться, размышлял.