Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Дайте позвонить в посольство Великобритании. Я британский гражданин, и у меня есть право… — Я потерял счет, сколько раз произносил эту фразу, превратившуюся в набор слов, за которые держался как за плотик, чтобы сохранить на плаву свой рассудок. Слова потеряли смысл, стали просто цепочкой соединенных друг с другом звуков, в конце которой грезилось спасение.

Не удостоив ответом, следователь схватил толстый карандаш, что-то черкнул на листе бумаги и показал мне.

— Узнаете? — Это было грубое изображение иероглифа Ба.

— Конечно. По работе жены мне известно, что это Ба — древнеегипетская птица-душа.

— Примитивный символ примитивной

культуры. Только на Западе способны романтизировать подобные сказки. Но еще это символ нелегальной организации. Мистер Уарнок, вам известно, что это за организация?

Комната начала вращаться. От усталости пропали все ощущения.

— Можно мне сесть?

Следователь покосился на Мосри, словно ожидая приказа. Тот кивнул. Полицейский сделал выпад в мою сторону, будто намереваясь нанести удар, но в последнее мгновение его кулак отвернул, протаранив воздух, и я потерял сознание.

Ее духи — ниточка, свитая из аромата мускуса и лимона, — вернули меня ко времени нашего знакомства. Если я открою глаза, она исчезнет; это был волшебный обман, солнечный зайчик, танцующая на поверхности озера тень. Я глубоко вздохнул — мне очень хотелось, чтобы ее общество, каким бы иллюзорным оно ни было, продолжало согревать меня.

На лицо продолжало что-то сочиться, но я старался не просыпаться — чувствовал: если окончательно проснусь, боль наполнит мои распухшие ноги и ступни. Когда-то я читал о лишившемся близкого человека нейрофизиологе, который выдвинул гипотезу, что мертвый продолжает существовать в том смысле, что память запечатлевает в нашем мозгу опыт общения с ним. Но не бесконечную вереницу разрозненных образов, а реальный, непрекращающийся диалог, базирующийся на десятилетних наблюдениях за ушедшим человеком и «знании» его натуры. Я не понимал, что в тот момент происходило со мной. Да это было не важно. Протянув руку, я вслепую коснулся пальцами теплой плоти.

— Изабелла.

Это был не вопрос, а обращение к тому, что не имело имени. Она стояла надо мной, и ее черные глаза светились мучительно знакомым насмешливым выражением. На ней было то же платье, что накануне последнего погружения.

— Изабелла.

Словно в ответ, она дотронулась до тюремной стены, покрытой, словно царапинами отчаяния, вязью граффити. Палец обвел неумелый рисунок рыбы, затем быка и, наконец, указал на женскую голову, увенчанную сплетающимися змеями.

— Рыба, бык, Медуза, — прошептал я, и образы сами запечатлелись в моей памяти.

Она поцеловала меня, и я вновь провалился в бессознательную черноту.

Проснулся я как от толчка. Все мое тело было скручено в узел боли. Перед глазами возникло мрачное лицо охранника, который брякал надо мной ключами в знак того, что я могу идти, куда мне угодно.

Я сел и посмотрел на стену. Граффити исчезло.

28

Британский консул Генрис объяснился с разъяренным начальством тюрьмы с ледяной вежливостью, а затем вывел меня из здания. Как только мы отошли достаточно далеко, чтобы нас не могли услышать, он сообщил, что освобождением я обязан своему помощнику Мустафе, который проинформировал его о моем аресте, а также убедил некоего полковника Хассана потянуть за нужные ниточки и добиться, чтобы меня немедленно выпустили. Все осложнялось тем, что была пятница — в исламском мире день отдыха.

— Такое впечатление, Оливер, что за вами тянется очень неприятный след полуправд и случайных

смертей. Бог свидетель, потерять жену — ужасное дело, но уборка за вами становится несколько утомительной. Я бы не хотел, чтобы вы превратились в БПБ.

— БПБ?

— Британского подданного в беде — горемыки болтаются здесь десятилетиями. Похоже, и ваш несчастный австралиец Барри Дуглас был из их числа; тоже головная боль — слава Богу, не моя. Только он был АПБ — австралийским подданным в беде. Что за чудовищная мысль!

Машина Генриса стояла неподалеку от входа в полицейское управление. Водитель вышел и открыл перед ним заднюю дверцу.

— Что бы вы там ни задумали, немедленно прекратите, — весомо предупредил меня консул. — В следующий раз мне не удастся вас вытащить, сколько бы я ни организовал телефонных звонков от имени «Бритиш петролеум», «Шелл» и прочих компаний. Если дело касается международных отношений, даже такой нефтяник, как вы, превращается в бросовый товар. Срок вашего пребывания в стране истекает, Оливер. — Для убедительности он постучал пальцем по циферблату.

Лимузин умчался. А я, в полузабытьи от обезвоживания, остался стоять на тротуаре. Из тени магазина вышел человек и взял меня за руку. Я оттолкнул его и только тут понял, что это Гермес Хемидес.

— Пойдемте, мой друг, я провожу вас в спасительную безопасность вашей виллы, — сказал он.

Я потянул его обратно к магазину.

— Как вы узнали о моем аресте?

— Египет маленькая страна. Мне сообщили о вашем прибытии в Каир. И совершенно естественно, что, беспокоясь о вас и об астрариуме, я стал за вами следить.

— С ума сошли! Вам нельзя было приближаться ко мне на пушечный выстрел. О вас спрашивали. Интересовались, знакомы ли мы. Что происходит?

— Власти никогда не одобряли моего интереса к определенной области египтологии. Сейчас вы должны уже понимать, что такое же отношение у них было и к Изабелле.

— Гермес, меня допрашивали и унижали много часов подряд.

С противоположной стороны улицы раздался свист, и я обернулся. Там стоял Ибрагим, мой домоправитель, и нервно смотрел в сторону вооруженных людей у будки охраняющего полицейское управление часового. Рядом ждала машина компании. Ибрагим бросил на Гермеса полный презрения взгляд и отчаянно замахал рукой, чтобы я шел к нему. Я посмотрел на египтолога.

— Похоже, за каждым моим шагом в самом деле следят.

— Еще как — вы себе представить не можете. Так вы идете со мной?

— Нет! Держитесь от меня как можно дальше.

Гермес схватил меня за руку.

— Помните, я приду, как только понадоблюсь.

Я выдернул руку и не оборачиваясь направился к Ибрагиму и машине.

На вилле Ибрагим вложил мне в руки рюкзак с астрариумом.

— Это принес ваш друг господин Шакир и сказал, что иногда сердцу лучше не знать, что творят руки. Только, пожалуйста, мистер Уарнок: у меня жена, сын — студент университета. Я не хочу неприятностей.

— Обещаю, Ибрагим, не будет никаких неприятностей.

Он недоверчиво на меня посмотрел, пожал плечами и скрылся в своей комнате.

Я поднялся с рюкзаком в спальню, запер дверь и закрыл жалюзи. Поставил рюкзак на стол и с бьющимся сердцем почти ждал, что вот-вот раздастся стук во входную дверь. Синяки болели, словно мышцы чувствовали приближение новых побоев. Я не сомневался, что вилла может в любую минуту подвергнуться налету. И на этот раз мне либо предъявят обвинение, либо устроят так, что я исчезну. Но все было тихо.

Поделиться с друзьями: