Сфинксы северных ворот

— Зачем мне этот дом, если я боюсь из него выходить по вечерам? — с тоской в голосе возразила Симона. — Будь оно все проклято…

И, внезапно уронив голову на руки, скрещенные на столе, разрыдалась. Александра, молча стоявшая рядом, не делала попыток утешить женщину. Она понимала, что эти слезы копились давно и вылились теперь в одну минуту именно потому, что Симоне нечего было стесняться перед заезжей гостьей. «Муж пытается храбриться, издевается над ее страхами, но у него самого сердце не на месте, — думала Александра, снимая с огня вскипевший чайник. — Эта пара выглядела там вовсе не по-хозяйски… Они казались постояльцами… Или даже узурпаторами, которые прекрасно осознают, что царствовать им недолго!»

Симона успокоилась быстро. Она еще всхлипывала, утирая мокрые щеки чем придется — сгибом локтя, кулаком, пальцем, очень походя при этом на обиженного ребенка, но рыдания утихли. Женщина, казалось, избавилась вместе со слезами от давившей на нее тяжести, мешавшей говорить без стеснения.

— Мы здесь чужие, — объясняла она, сопровождая свою речь отрывистыми частыми вздохами. — Сперва мне казалось, что к нам нормально относятся, даже рады, что мы восстановили ограду, строим коттедж… Казалось… Когда я приезжала в деревню за покупками, со мной все уважительно здоровались… Ну, они помнили, что мы не нищие, в нашем лице появились покупатели, клиенты… Я думала… Я надеялась, что все будет прекрасно! Мы войдем в местное общество, здесь есть небольшой избранный круг… Боже мой, я совсем не ожидала, что здесь совсем не те нравы, что в Париже! Такая узколобость… Непримиримость… Столько чванства! И столько суеверий!

…Из дальнейшего рассказа Симоны следовало, что ее прекрасные ожидания были обмануты самым жестоким образом. Два года назад, когда они с мужем окончательно обосновались в коттедже, она решила устроить небольшую вечеринку для новых соседей. Парижские друзья Лессе уже приезжали повеселиться, и все нашли, что новый дом и запущенный парк с развешенными на ветвях цветными фонариками просто очаровательны. Теперь была очередь за местными жителями. Симона заказала множество вкусных вещей у местного кондитера, купила вино, подготовила маленькие памятные подарки для всех приглашенных… Женщина лично развозила по домам приглашения, красиво отпечатанные на открытках и подписанные ею с Пьером от руки.

— И никто не приехал! — убито восклицала она, глядя на Александру с выражением крайнего изумления, вновь делавшего ее похожей на девочку. — Ни одна душа не явилась!

…Жанна, настроенная в тот злополучный вечер еще более скептически, чем обыкновенно, стремительно убирала посуду и закуски со столов, гасила свечи и фонарики, выдергивала цветы из жардиньерок, словно стремилась скорее уничтожить все следы неудавшегося праздника. Взбешенный Пьер порывался отправиться в деревню и объехать всех приглашенных, чтобы лично спросить каждого, как, черт возьми, можно было так поступить с ними?! Симона выпила полторы бутылки вина на голодный желудок и, опьянев, умоляла мужа не делать этого. Ей с трудом удалось удержать Пьера от непоправимого шага.

— Я уговаривала его остыть, объясняла, что у всех могли найтись причины не ехать, у всех разом, как ни странно… — Глядя на корзину с луком, Симона отрицательно покачивала головой, словно корзина спорила с нею, приводя свои контраргументы. — Предлагала отнестись ко всему этому как к смешному деревенскому чудачеству. Все-таки мы, горожане, не всегда можем понять, до чего тут много условностей, как они могут быть чопорны, эти уважаемые деревенские жители… Может быть, мы чем-то их задели?… Не в том порядке развезли приглашения, например… Или позвали закоренелых врагов? Да просто тем не угодили, что у нас есть большие деньги, каких тут нет ни у кого. Или же тут просто не любят чужаков… Пьер, конечно, не поехал никуда, но больше мы праздников устраивать не пытались.

— А что сказала по этому поводу Жанна? — Александра поставила на стол две кружки с кофе, который успела тем временем приготовить. — Она-то знала причину этого бойкота?

— Конечно знала… — вздохнула Симона. — Но не сказала мне, хотя я спрашивала. Правда, тогда казалось, что она хочет вставить словечко, но сдерживается. Уже потом, когда ее ни о чем и не спрашивали, она вдруг заговорила…

Симона запнулась и после паузы с неохотой закончила:

— Жанна сказала, что местные ни за что сюда не сунутся из-за того, что мы стали тревожить кости. Это приносит несчастье.

— Бред… — Александра приложила ладонь ко лбу, с недоверием глядя на собеседницу. — Вы же, напротив, восстанавливаете склеп! Вы собрали эти бедные кости и вернули их туда, где им полагается быть! Или местные жители считают, что эти останки так и должны были валяться по всему парку?!

— Я сама не понимаю, ничего не понимаю… — горестно вздохнула Симона. — Получается, по словам Жанны, что нам ничего не стоило трогать и восстанавливать, тогда не началось бы все это… И она даже сказала…

Симона резко встала из-за стола, подошла к окну, приоткрыла его и выглянула в сад. Дождь утихал, но частые крупные капли все еще ударялись в старый жестяной отлив, заставляя его трепетать и звенеть. В кухне стало светлее. Далеко над равниной, над зарослями ивняка, скрывавшими Сену, уже расходились тучи. Полуденное небо, проглянувшее в промоинах, казалось заплаканным, как и глаза смотревшей на него женщины.

— Она сказала, — не оборачиваясь, закончила Симона, — в том, что случилось с Марианной Делавинь, есть наша вина.

— Что?! — Александра тоже вскочила со стула, толкнув его так, что тот упал.

— Да, она не постеснялась нам это сказать! — подтвердила Симона, не отрывая взгляда от неба. — Дескать, уже девяносто лет в «Доме полковника» не происходило ничего необычного, все и думать забыли о старом страхе… Но когда по нашему приказу рабочие растревожили кости в парке и разрыли склеп, мадам Делавинь стала страдать своими беспричинными приступами и очень быстро оказалась там, где находится и сейчас!

— Но какая связь между…

— Взгляните, — Симона шире открыла створку окна. — Отсюда хорошо виден один сфинкс… Жанна сказала, что все несчастья в «Доме полковника» начались когда-то из-за того, что тот поставил тут сфинксов, которые охраняли склеп. Сто лет, ровно сто лет подряд с тех пор здесь случались самые странные и пугающие вещи… Наконец, сфинксы, или то, что они привели с собой, угомонились и уснули…

— Жанна обладает поэтическим даром! — Александра пыталась говорить с иронией, но голос ее прозвучал серьезно.

— В поместье никто не жил почти двести лет, никто не тревожил останки в парке. Поместье просто переходило из рук в руки, то теряя в цене, то поднимаясь… Наконец появились мы с Пьером… — Женщина приложила ладони к вискам, словно пытаясь унять боль. — И вот… мы все разворошили, и в «Доме полковника» снова стало нехорошо… И у нас, как вы теперь знаете, тоже. И эти статуи ни за какие деньги нельзя купить…

— Угораздило же полковника купить именно ту пару сфинксов, которые охраняли грот! — вырвалось у художницы. — Взял бы тех, у беседки! Они точно такие же!

— Да, я сама думала, что эта пустячная случайность принесла всем много горя… — уныло согласилась с нею хозяйка поместья. — Но… ничего не поделаешь. Сторонний человек сказал бы, что можно просто переставить наших сфинксов от беседки к гроту. Я и сама так сказала бы… раньше. Но бежавший владелец поместья когда-то явно вложил в эти статуи у склепа смысл, о котором мы ничего не знаем…

Голос Симоны обреченно поник. В окно плавным мягким потоком влился солнечный свет, тучи над равниной окончательно разошлись. Сад сиял, остро пахли распускающиеся почки, и этот запах, тревожный и печальный, наполнял холодную пустую кухню.