Шаг вперед

Словно приняв какое-то решение, Гермиона быстро отошла от окна и, прихватив из шкафа лёгкий флисовый плед, спустилась на первый этаж в кухню. Покормив пушистого Живоглота, она поставила на плиту чайник, и пока он вскипал, не преминула открыть окна в сад и выставить на подоконник небольшой магловский приёмник, предварительно включив его на любимую радиостанцию, где, в основном, звучала лёгкая и мелодичная музыка. Затем Гермиона вышла на улицу. Обогнув дом, она оказалась с обратной стороны распахнутых окон. Здесь, на небольшой лужайке, мама и папа Гермионы установили в своё время два уютных кресла, в которых любили сидеть по вечерам и долго беседовать на самые различные темы. Сейчас же, поскольку мистер и миссис Грейнджер отбыли пару дней назад в путешествие, Гермиона могла сама расположиться в одном из них и спокойно подумать обо всём, что произошло.

Подойдя к плетёному креслу, Гермиона предусмотрительно посмотрела по сторонам, а затем, достав палочку, прошептала Осушающее заклинание, и вот, словно и не было никакого дождика — перед ней сухая и чистая поверхность. Вновь просияв улыбкой, она убрала волшебную палочку и, вернувшись в дом за большой кружкой чая, наконец, закуталась в плед, устроилась поудобнее и стала задумчиво смотреть вдаль, сквозь живую изгородь, отделяющую владения Грейнджеров от соседей.

Гермиона сделала глубокий вдох, не спеша выдохнула и приказала себе успокоиться. Затем подула на горячий чай и, отхлебнув немножко, закрыла глаза и погрузилась в свои размышления.

Сперва она подумала о родителях: мистер и миссис Грейнджер женаты уже почти тридцать лет, но до сих пор сумели сохранить любовь и романтику в отношениях. Вот и сейчас папа Гермионы подарил маме поездку в Париж на неделю. Просто так, без повода. Ведь они оба любят путешествовать, знакомиться с новыми городами и странами. Правда, в Париже они уже бывали неоднократно, но данный город — особенный для них: там они проводили свой медовый месяц, туда же ездили с Гермионой в парк Диснейленд. А ещё Гермиона вдруг поняла, что не может вспомнить ни одной ссоры родителей; если между ними и были разногласия, то они всегда решали их миром, спокойно поговорив и найдя компромисс.

«Мы же с Роном ругаемся, сколько я себя помню.
– размышляла она.
– На третьем курсе он обвинил меня в пропаже своей крысы Коросты, устроил целый скандал, что якобы мой Живоглот её слопал. На четвёртом приревновал к Виктору Краму — и вновь ссора. На шестом обиделся, что его не пригласили на вечеринку к профессору Слизнорту, а затем стал демонстративно встречаться с Лавандой и делать вид, что меня и вовсе не существует. А потом, во времена наших странствий, просто бросил нас с Гарри одних в лесу, ушёл, швырнув крестраж. Конечно, вскоре он вернулся и попросил прощения, но за время его отсутствия нас могли убить, нам, в конце концов, могла потребоваться помощь, ведь мы и впрямь чуть не погибли в Годриковой впадине.
– Гермиона сделала новый глоток остывающего чая.
– А сколько стычек мы пережили за эти годы совместного проживания? Немерено. Ему вечно что-то не нравится: моя работа, мои увлечения, мои немногочисленные подруги. То, что я не хочу осесть дома и заниматься только лишь хозяйством и нашими предполагаемыми детьми. Он терпеть не может вылазки в Лондон, особенно прогулки по кафе и магазинам, а также походы в кино — считает всё это глупым и скучным занятием. И ещё ему, кажется, не нравится Гарри.»

Она медленно открыла глаза и посмотрела вверх — на синее, чистое небо. Гермиона, продолжая сидеть в кресле, поплотнее закуталась в плед. И сама не заметила, как её мысли плавно перетекли от Рона к Гарри.

«А с Гарри мы никогда по-настоящему не ссорились, если не считать моих отчитываний за какие-нибудь его глупые шутки или недостаточно серьёзное, по моему мнению, отношение к учёбе. Но это в прошлом, ведь я, кажется, стала спокойнее ко всему относится. Гарри всегда был рядом, готовый помочь, подставить сильное плечо и утешить. В нём я уверена на все сто, с ним мне ничего не грозит, что бы ни случилось.
– Гермиона задумчиво наблюдала за белоснежным облаком, медленно плывущим и освещаемым солнцем.
– И мы всегда найдём, о чём поговорить, и он понимает меня лучше, чем кто бы то ни было. Возможно, даже лучше, мамы, а ведь мы с ней всегда были очень близки. Иногда мне даже кажется, что нам не нужно говорить: он и так всё чувствует, но ведь это невозможно, разве так бывает? Это и вправду похоже на настоящее волшебство.»

Гермиона не успела довести свою мысль до конца, поскольку услышала шаги, постепенно приближающиеся к ней. Она поставила свою кружку на землю и, стремительно поднявшись со стула и отбросив плед, обернулась на звук шороха травы.

– Гарри?

К ней действительно приближался он, осторожно ступая по ещё не совсем высохшей траве.

– Привет.
– произнёс Гарри.

– Привет.
– ответила Гермиона, глядя на него во все глаза.

– Я напугал тебя? Прости.
– он остановился в нескольких шагах от неё.

– Нет, просто я думала, что это…

– Рон?

– Наверно, так.

– Я был у него в магазине.
– Гарри замялся. Неужели ему придётся сказать ей то, что наговорил ему Рон? Неужели он сможет произнести это вслух?
– А мистер и миссис Грейнджер дома?

– Нет, они уехали на неделю в Париж.

– Жаль. Мне очень нравятся твои родители. Я был бы рад поболтать с ними.

– Думаю, ты обязательно с ними увидишься, когда они вернутся.
– Гермиона улыбнулась.
– Мы можем пригласить тебя на обед как-нибудь. Мама и папа будут рады.

Они немного помолчали.

– Прости меня за то, что оставила тебя в кафе.
– первой нарушила тишину Гермиона.
– Я просто испугалась.

– Я знаю.
– ответил Гарри.
– Видишь ли, мы с Роном немного поговорили. Он велел передать тебе…

– …что всё кончено.
– тихо продолжила за него Гермиона, разглядывая свои старенькие кеды.
– Да, всё и вправду кончено.

– Это не первая ваша размолвка.
– упрямо сказал Гарри.
– Так бывает, что влюблённые ссорятся, а потом понимают, как же это было глупо.

Она отрицательно замотала головой, а после вновь посмотрела на него.

– Нет, Гарри, на этот раз это навсегда. И мы уже давно с ним не влюблённые. Ты и это знаешь. Должен знать.

Гарри кивнул.

– И всё же, мне жаль, что так вышло. Вы ведь так долго были вместе.

– И мне жаль, ведь я столько лет провела в заблуждении, что буду счастлива с этим человеком.

Они стояли друг напротив друга и молча смотрели друг другу в глаза, пока до них не долетела музыка, игравшая в приёмнике. Гермиона медленно перевела взгляд на прибор, который оставила включенным, чтобы не было так одиноко, и о котором напрочь забыла за своими размышлениями. До её ушей долетела мелодия, которую она без труда узнала — та самая, звучавшая давным-давно в лесу в их палатке, та, под которую они с Гарри танцевали единственный раз в жизни. Она вновь посмотрела на своего гостя: он по-прежнему стоял, внимательно наблюдая за ней. Улыбка тронула губы Гермионы — Гарри улыбнулся в ответ.

– Это похоже на дежавю, ты не находишь?
– прошептала она.

Он ничего не ответил. Просто сделал шаг к ней и протянул руку, как тогда, много лет назад. Гермиона вложила свои пальцы в его тёплую ладонь и не спеша придвинулась к нему. Другой рукой она обняла его за шею. Они начали танцевать и мысли завертелись вихрем в голове Гермионы: «Он пришёл, как и всегда — именно тогда, когда так мне нужен. Но почему? Я очень рада, что он здесь. Я всегда ему рада. Но что это: неужели, не просто дружеское участие? Да и возможно ли это: чтобы я и он?»

Гермиона ненадолго отвлеклась: из-за мокрой травы она, делая очередной шаг, поскользнулась, но тут же почувствовала сильную руку Гарри на своей талии, ловко придержавшую её и уверенно привлёкшую ближе. Лицо Гермионы оказалось совсем рядом и она, вконец стушевавшись, прижалась к его плечу и, закрыв глаза, пыталась вести борьбу со своими разбушевавшимися мыслями.

Её обнимал уже не мальчик, а взрослый молодой человек, мужчина. И это были совсем не те их детские объятия в ту памятную ночь. Она поймала себя на мысли, что он пахнет чем-то очень вкусным, и что ей очень хорошо рядом с ним. И хотелось, чтобы этот танец не заканчивался. Но ведь Гарри до сих пор является женихом Джинни, значит её чувства непозволительны. Женихом. Она в этом уверена? Ведь, кажется, Джинни давно забыла дорогу к дому на площади Гриммо.