Шаг за грань
Шрифт:
«Он слишком близко от меня, – подумал Антон, нащупывая пусковую кнопку. – Даже если я в него попаду, это уже ничего не изменит. Мы умрем вместе. Пусть!»
Последнее уцелевшее орудие толкнулось в палубу мягкой, но ощутимо сокрушительной мощью отдачи.
Вспыхнув сразу белым, желтым и фиолетовым пламенем, огненный шар, только что бывший рейдером, распался на тысячи осколков.
Лишь много позже Антон узнал, что исход всего боя решило оружие, названное «защитой последнего рубежа», – пятидесятисемимиллиметровые рельсовые зенитки. На каждом русском линкоре было сорок счетверенных установок, у англосаксов от тридцати до сорока восьми – и каждый ствол выплевывал в минуту сто двадцать трехкилограммовых снарядов со скоростью восемь километров в секунду. Подкалиберные «стрелы» из обедненного урана протыкали защитные поля, броню и все, что находилось под ней. Там, где, казалось, уже не могло быть никакого сопротивления, Чужих встретил
Первыми дрогнули дайрисы – им и правда не был ведом страх живых существ, но их холодные искусственные умы подсказали им, что дальнейшее продолжение атаки… нерационально. Все одновременно, словно внезапно повернувший косяк сельди, их корабли начали выходить из боя, безжалостно бросая сторков, которых – как и вообще все формы органической жизни – дайрисы глубоко презирали. Сторки еще какое-то время продолжали бесполезные атаки – спасая уже не исход сражения, а единственно свою честь, – но потом дрогнули и они. Самые упертые погибли, до остальных постепенно начало доходить, что дело пахнет керосином. Хотя три земных линкора были уничтожены, а еще четыре – серьезно повреждены, земной флот сохранил строй и упорно двигался навстречу нэйкельцам и джаго, к которым уже со всех сторон слетались корабли земных легких сил. Сейчас это уже никому не казалось смешным. Две трети атаковавших земной флот рейдеров были уничтожены или выведены из строя. Даже если нэйкельцам и джаго удастся одержать победу, колоссальный размер потерь сам по себе пошатнет Альянс и изменит расстановку сил в непрочном союзе…
Вторая фаза сражения сильно отличалась от первой – как по тактике, так и по составу применяемых сил. Здесь в состав земного флота входило полсотни ракетных крейсеров – дешевых, с небольшим экипажем, кораблей, каждый из которых представлял собой, собственно, увешанную ракетными контейнерами ферму с двигательным блоком на одном конце и жилым модулем – на другом. Каждый мог выпустить свой боекомплект одним залпом – но, как и в первый раз, ракеты были запущены тремя волнами. Теперь их было десять тысяч – туча, внушавшая ужас одним своим количеством. Чужие не смогли помешать запуску – теоретически, это смогли бы сделать уцелевшие рейдеры, но большая их часть уже вовсе не рвалась в бой с землянами, а тех, кто все же дерзнул, встретили земные фрегаты и эсминцы. Здесь сторки могли вести бой на равных, но их осталось слишком мало, и даже эти немногие быстро усвоили, что победить землянина – значит умереть. Сходясь в бою, легкобронированные корабли обычно уничтожали друг друга. Вот только земляне оказались готовы к этому, а сторки – нет. К тому же многие из них просто не видели смысла рисковать жизнью сейчас. За Сторкад – да, за Сторкад они были готовы погибать. Но отдавать жизни за надменных трусоватых нэйкельцев или за вонючих дикарей джаго, которые тащатся за спиной? Увольте. Многие сторкадские капитаны меняли курс, занимая откровенно наблюдательную позицию, считая, что их участие в этой битве – во всех отношениях лишнее. Нэйкельцев никто из них не любил – и, если те получат хорошую трепку… что ж, сторки не имели ничего против. Что же до джаго – то любой сторк, даже Безродный, мечтал увидеть их всех валяющихся дохлыми в большой яме с грязью. Эти смрадные крысы оскорбляли Вселенную одним своим существованием.
Нэйкельские корабли были утыканы оборонительными орудиями – пусть не против ракет, а против малых кораблей – и потому могли считать себя в относительной безопасности. А вот джаго, традиционно презиравшие оборону, чувствовали себя весьма кисло, пока не поняли, что ни одна ракета не направлена на них. Нэйкельцы дрогнули, их корабли ломали слишком тесный, сбитый для линейного боя строй, стараясь рассредоточиться, выйти из-под удара, но было уже слишком поздно.
Когда их защитные орудия открыли огонь, первая волна ракет взорвалась – вся, одновременно, выжигая сенсоры наведения, радары и глаза неосторожных наблюдателей. Защитные системы устояли – хотя бы частично, – и орудия продолжали огонь, но вторая волна ракет взорвалась совсем близко, ломая щиты, а третья ударила в цель.
Позднее этот придуманный адмиралом Шалыгиным тактический прием назовут «тройной чесалкой». Со стороны могло показаться, что он почти не дал результатов – был уничтожен едва десяток нэйкельских линкоров, – но корпуса почти всех уцелевших оказались оплавленными, их защитные поля и орудия были выведены из строя. А на них заходили полтысячи земных истребителей, каждый из которых нес торпеду с термоядерным зарядом. Кому-то из них не везло, и он попадал под огонь еще действующих нэйкельских пушек, чьи-то торпеды влетали в поля защитных эффекторов и таяли, распадаясь белыми искрами. Но многие и многие попадали в цель – и, когда двухмегатонная боеголовка срабатывала, толщина нэйкельской брони тут же теряла всякое значение. Двухкилометровые корабли-чудища массой по восемьсот миллионов тонн каждый превращались в облака раскаленных обломков, разлетавшихся с космической скоростью.
Когда истребители закончили, половина нэйкельского
флота просто… исчезла. Таких потерь Нэйкели не несла еще нигде и никогда, даже в древних, ныне забытых почти всеми, ставших сказками, конфликтах с дайрисами. Это был конец. Исход противостояния примитивных земных крошек и бронированных громадин, построенных по лучшим в Местной Зоне технологиям, был столь нагляден, что проняло даже самых безбашенных. Пока что совершенно нетронутый флот джаго рассыпался, их корабли в беспорядке бросались кто куда, пытаясь спастись, но было уже слишком поздно. Земные линкоры уже настигали их – и били, били, били с дистанции, на которой примитивные плазменные пушки джаго ничего не могли поделать, несмотря на свою чудовищную мощь. Эсминцы и крейсера настигали разбегавшиеся рейдеры – и тоже били, били, били, пока по громкой связи не загремел голос адмирала Шалыгина:– Прекратить огонь! Я сказал БЕЗ ЖАЛОСТИ, а не БЕЗ ПОЩАДЫ!
И тут же на десятках других языков зазвучали призывы: «Сдавайтесь!», «Глуши частоты!», «Ложитесь в дрейф!», «Стволы и направляющие на минус!», «Всем сдавшимся гарантируем жизнь!». И, словно по волшебству, сотни кораблей включали торможение и вырубали защитные поля – даже те, кто вполне мог бы уйти.
Кто-то из них был парализован страхом… а кто-то и не хотел уходить.
Увидев в землянах не победившего врага, нет – надежду…
Ничего этого Антон не увидел – вернее, увидел потом, уже в записи. Его участие в бою закончилось быстро – когда в башню ворвались суровые и неразговорчивые мужики из аварийной партии. Они вытащили мальчишку в заполненный воздухом коридор, вылущили из скафандра и сразу же отправили в госпиталь. Как оказалось, один из обломков все же пометил его, не разорвав скафандра, но оставив громадный, в полспины, синяк. В горячке боя мальчишка даже не заметил удара, а вот потом ему стало довольно-таки плохо, начало тошнить и трясти. И он очень удивился, когда капитан Белобородов сам пришел к нему в палату – с благодарностью за спасение корабля.
И с распоряжением о десятидневной отсидке на гауптвахте и лишении месячного жалованья за нарушение приказа.
Командующий военно-космическим флотом Империи Сторкад, съенунк [12] Харт Джервен Фаарто кен ло Фаарто ап мит Фаарто пребывал в состоянии, чрезвычайно близком к шоку. Того, что случилось, просто НЕ МОГЛО БЫТЬ. Нэйкельский флот был непобедим, любой сторк мог подтвердить это по памяти давних довольно печальных сражений. БЫЛ. Пока не появились эти одержимые зуртс [13] земляне и не совершили невозможное. Состояние остальных членов Тайного Имперского Совета было схожим. Никто из них даже не попытался обвинить съенунка в разгроме – катастрофа была слишком велика, чтобы стать следствием глупости одного человека.
12
Полный адмирал.
13
В религии сторков – злые демоны холодных пространств.
– Надеюсь, кто-нибудь объяснит мне, КАК это случилось, – произнес Император очень спокойно и тихо… и съенунк посмотрел на него.
Небеснорожденный выглядел… плохо – серое от бессонницы лицо, дрожащие от старательно сдерживаемой ярости руки, но никто тут не выглядел лучше. Съенунк понимал, что не сможет дать никаких объяснений – разве можно объяснить волю рока? Только взять на себя вину и умереть – бессмысленный, ритуальный жест, но ничего больше ему не оставалось. Да, они, сторки, не были в этом виноваты – их предали союзники, эта цинично-расчетливая нежить-дайрисы, а нэйкельцы, безусловно, поплатились за свою безмерную гордыню – поделом. Джаго, эти лупоглазые выродки, бежали сразу. По докладам, ход боя было восстановить нельзя. Точнее не боя – разгрома. Что и как делали земляне – неясно, показания уцелевших разнились. Ясно было другое – четыре сотни земных кораблей разгромили флот из полутора тысяч вымпелов! Нет, не разгромили – уничтожили: безвозвратно потеряны были семьсот двенадцать, захвачены землянами триста шестьдесят четыре корабля. Безвозвратные потери самих землян составили едва сотню вымпелов…
Последнее, что он подумал, – сын. Его третий, самый любимый, нежно любимый, самый умный, смелый, красивый сын, сын, более других похожий на отца, командовал эсминцем «Ирье». Всего три недели как получил назначение… Эсминец был в числе погибших кораблей.
Когда командующий поднял голову, его лицо было спокойным и холодным.
– С разрешения Небеснорожденного, мы переходим к обсуждению, – сказал он негромко.
В это самое время командир эсминца «Ирье» был еще жив. Хотя его корабль давно уже умер и бесконечно падал и падал в пустоту – мертвый кусок металла, в котором не осталось ни жизни, ни воздуха, ни света.