Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

В это время к ней из Сирии приехал Ветка, надеявшийся сорвать созревший плод и хорошо поживиться. Она поселила его у себя и постаралась сделать так, чтобы супруг ее как можно меньше им докучал, даже если бы это привело к его полному помешательству и к разрыву с семьей. Ветка жил припеваючи и в полном довольстве. Она только и думала, чем бы ему угодить. А муж ее продолжал проповедовать наготу как жизненный принцип очистившихся от греха, невинных.

Перс продолжал жить у ал-Фарйака, которого устраивали его уродливость, слабость и неразговорчивость. Но однажды вечером, когда перс увидел пришедших в гости к жене ал-Фарйака красивых женщин, язык его развязался, и он признался, что принял христианство не потому, что увидел в нем истинный путь, а под давлением пустого желудка. Ночью же в нем пробудились грешные желания, он встал с постели и направился в комнату ал-Фарйакиййи. Муж заметил его крадущимся и связал веревкой. Бедняга был не в силах сопротивляться. На следующий день ал-Фарйак расспросил жену о случившемся, и она сказала, что этот перс, видимо, помешался от своей холостой жизни, как и многие другие мужчины. «Разве ты не заметил, — спросила она, — как вчера, увидев у нас молодых женщин, он оживился и разговорился?» Ал-Фарйак возразил: «Но ведь наш друг торговец помешался, будучи женатым!» На что она ответила: «У этого ум давно повредился из-за снов. А когда он женился, то не использовал в полной мере права мужа, и ими воспользовался другой».

— Откуда ты это знаешь?

— Женатый мужчина не должен быть любопытным и совать нос не в свои дела.

— Это нарушает права человека.

— Это ничего не нарушает, я же не запрещаю вам работать, просто советую не болтать глупостей и не увлекаться снами. Излишняя ученость, приводящая к нарушению обычаев, вредит человеку больше, чем неукоснительное соблюдение глупых обычаев. Если бы это зависело от меня, я бы доверила лечение всех помешанных женщинам: женщины бы за ними ухаживали и исцеляли их.

— Значит, все доверить женщинам?

— Да, все зависит от женщин.

— Тогда посоветуй мне, что делать с этим помешанным.

— Верни его начальнику толковальни, я больше не могу его терпеть. Я боюсь, что если забеременею, сын родится похожим на него.

— Какая тут может быть связь?

— Рождаются ли красивые дети от некрасивых родителей? Разве не важно, что видят перед собой глаза беременной женщины?

— Слова твои граничат с богохульством. Ты утверждаешь, что женщина участвует в создании человека. Если бы это было так, то все дети были бы похожи на своих отцов или все были красавцами.

— На обвинение в богохульстве отвечу, что Всевышний, Причина всех Причин, действительно наградил женщину таким свойством в том смысле, что великая сила воображения, вложенная в нее Создателем, влияет на качества ребенка. А поскольку женщина всегда желает, чтобы ее сын не был похож на его отца, то похожим на отца бывает чаще всего первенец.

— Да умножит Господь число подобных тебе! Ты говоришь так, словно, учителем твоим был ал-Аш‘ари{276}.

— Да уж не бритый и не шелудивый.

— Ну, хватит о помешанных, а то ты доведешь меня своими разговорами до сумасшествия.

— О помешанном я сказала все. Отведи его к толкователю и оставь там, не говоря никому ни слова.

Рассказывал ал-Фарйак: «И я отвел его и оставил в одной из комнат, закрыв дверь на ключ. Когда он проголодался, то стал ломиться в дверь, чтобы выйти. Слуга выпустил его. Супруга начальника толковальни добилась его возвращения туда, откуда он явился, а сама решила вместе с мужем вернуться в свою страну. Вместо него на должность начальника толковальни приехал другой его соотечественник, который, однако, долго не задержался по причинам, о которых будет сказано далее.

Пока же мы хотим завершить эту главу стихами, сложенными ал-Фарйаком по случаю увлечения начальника толковальни хождением нагишом. Вот они:

Желаешь ты, чтоб все мы разум потеряли

и поскорей с себя одежду сняли,

Лишившись разума, всю ночь не спали

и женщин бы ни в чем не обвиняли,

На то, что Матта часто ходит к Ханне,

спокойно бы взирали.

И на развратника бесстыдного внимания не обращали.

И пусть жена сошедшего с ума супруга защищает.

И мы не испугались бы, увидевши рога,

что на висках на наших прорастают.

Ведь ослабевший ум и тело ослабляет,

и гордеца всей гордости лишает.

Судьбу спокойно тот лишь принимает, кто все,

что мы скрываем, раскрывает.

Но что тебе, старик, до молодых красоток?

Лишь неприятности они сулят, а силы убывают.

18

ПОМОЙНАЯ ЯМА

Когда ал-Фарйак покончил с толкованием снов, ему было поручено переводить книгу для Комитета в Англии{277}. Он перевел ее на арабский язык в соответствии с правилами этого языка. Как раз в это время митрополит Халебский Атанасиус ат-Тутунджи, автор книги «Пыль от перетирания глупостей» поехал в Англию по делам, связанным с какими-то объедками, оставшимися на дне кастрюли. Познакомившись с членами этого Комитета, он сообщил им, что язык ал-Фарйака никуда не годится, поскольку не отвечает тем требованиям к переводам на арабский язык, которые он изложил в упомянутой книге. Христиане, как он сказал, любят язык сладкий, медоточивый. Сам он обучен такому языку с детства и обучил ему многих в школе ‘Айн Тараз{278} и в других.

[...]{279}

На этом основании ат-Тутунджи предложил названному Комитету поручить перевод ему — тогда книга будет пользоваться спросом у христиан, иначе же — нет. Члены Комитета, увидев ат-Тутунджи, которого украшала окладистая борода, а еще более — сан митрополита — митрополит же, в их представлении, обязательно человек ученый, с готовностью передали ему перевод. По этой причине была закрыта толковальня, и у ал-Фарйака остался лишь заработок целителя дурного дыхания{280}.

Здесь следует заметить, что англичане более, чем кто-либо, уважают чины и звания. Приезжающий к ним иностранец удостаивается самого благосклонного приема, если он именуется эмиром, шейхом или митрополитом, особенно, если он к тому же говорит по-французски. А уж носящий сан митрополита не нуждается ни в каких рекомендациях, ибо этот сан равен у них сану архиепископа. А доход архиепископа составляет четыре тысячи золотых ливров в год. У арабов длинная борода не является признаком ума и учености, как это ясно из истории о халифе ал-Ма’муне и ‘алавитском законоведе{281}, но у франков свои представления.

Когда наступило время ежегодного перерыва в работе по исцелению дурного дыхания, — а это три летних месяца, — ал-Фарйак решил поехать в Тунис. Он сел на судно, капитан которого принадлежал к числу жителей острова, колеблющихся в одних вопросах между рыночными торговцами и торговцами вразнос, а в других — между всеми торговцами и философами. После плавания, продолжавшегося двенадцать дней и полного опасностей и тревог, бросили якорь в Халк ал-Вади{282}. Во время плавания некоторые матросы говорили, что оно оказалось таким трудным, потому что капитан вышел в море в пятницу, чего никогда не делают другие капитаны из уважения к этому дню или считая это дурным предзнаменованием. Но ал-Фарйак знал истинную причину трудностей — все дело было в расположении его звезд, которое требовало для достижения цели его поездки именно двенадцати дней. Но об этом он молчал.

В городе тесные рынки и маленькие лавчонки, но зато свежий воздух, вкусные еда и напитки, и множество фруктов. Жители приветливы и добры, уважают гостей и любят иностранцев. В нем также много певцов и музыкантов, играющих на разных инструментах — большинство из них евреи. Женщины у евреев красивые, полные, белокожие, черноглазые, хотя христиане и утверждают, что Господь проклял и обезобразил их за то, что они распяли господина нашего Иисуса Христа, мир ему, и лишил их всякой красоты, внешней и внутренней. Однако я думаю, что священники при виде пышной, с белой и нежной кожей еврейки объявят еретиком произносящего такие слова. Скорее всего, подобного мнения придерживаются поклонники христианок, предпочитающие их всем другим, или имеющие в виду, что красоты были лишены только мужчины. Многие же из не лишенных красоты сравнимы с пышной веткой, которая готова обломиться. Они обычно ходят без покрывала и с голыми ногами.