Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком
Шрифт:
Накануне отъезда ал-Фарйака из этого города один из местных знакомых сказал ему: «Почему бы тебе не написать касыду в честь нашего правителя? Он самый достойный и щедрый из покровителей и жертвователей». Ал-Фарйак ответил: «Я уже собрался ехать и не могу отменить отъезд». В числе пассажиров судна, на котором ал-Фарйак возвращался на остров, были два австрийца: один — сын богатого торговца, другой — офицер папской стражи. Последний позаимствовал у ал-Фарйака спичку (тонкую палочку для разжигания огня) и вернул ее два дня спустя. Вернувшись домой, ал-Фарйак вспомнил о предложении написать панегирик правителю. Он сочинил длинную касыду и перечислил в ней все, что пришлось ему по душе в Тунисе, не упомянув, правда, о прелестях еврейских женщин. В самом скором времени упомянутый правитель прислал ему в дар алмаз редкой красоты,
«Автору сочинения, преисполненного любви и уважения, совершенного по языку и изложению, литератору искусному, знающему толк во всех искусствах, человеку благонравному, в красноречии не имеющему себе равных, блистательному ал-Фарйаку, свет достоинств которого рассеивает мрак, а речи — указующий путь маяк. И далее. Наш благодетель и повелитель, господин маршал Ахмад-паша бей, эмир Тунисской провинции{284} и ее охранитель получил сочиненную вами касыду, украсившую вашу поэзию, упрочившую вашу славу и закрепившую ваше место в людской памяти. Такое произведение мог сочинить лишь поэт, наделенный даром слова и освоивший все наследие и заветы предков, ближних и дальних. Наш повелитель, да укрепит его власть Аллах, высоко оценил ваши усилия и отозвался с похвалой о вашем языке и стиле. Его Высокопревосходительство посылает вам небольшой подарок, который будет напоминать вам о его добром расположении и о красоте его страны и провинции. Соизвольте принять этот дар, и да хранит вас Аллах, и да покровительствует вам и укроет вас покровом своей милости. Писано рукой Мустафы Хазнадара, смиренного слуги своего высокого господина.
Тунисское государство, 24 числа священного месяца зу-л-хиджжа 1257 года{285}».
В это время на остров приехал митрополит ат-Тутунджи. Ал-Фарйаку стало известно о его приезде, но он не знал, какой поклеп ат-Тутунджи возвел на него перед англичанами. Он пошел поприветствовать его и пригласил на обед, устраиваемый в его честь. Митрополит поселился в одном из отведенных ему домов и занялся переводом книги, которую уже переводил ал-Фарйак. Тот по-прежнему ничего не знал и продолжал время от времени навещать его. А некоторое время спустя началась буря, задул сильный ветер, сбивающий человека с ног, сметающий все на своем пути [...]{286} Когда стих ветер, распространились запахи: мерзкие, зловонные, смрадные [...]{287} А упомянутый митрополит, переводя книгу, оказался в помойной яме, поскольку был не в состоянии исправлять типографские ошибки и к тому же не знал языка. Поэтому мерзкие запахи вскоре достигли дома ал-Фарйака. Директор типографии был его другом и поручил ему исправлять типографские ошибки, не обращая внимания на ошибки в переводе. Тут-то ал-Фарйак и понял причину приезда митрополита, и узнал о его происках. Он собрал примеры этой вони, отослал их в упомянутый Комитет и стал ожидать ответа.
Случилось так, что спустя какое-то время на остров приехал господин Сами-паша, известный своими заслугами{288}. Ал-Фарйак был с ним близко знаком и пошел к нему в карантин поприветствовать его. Сами-паша предложил ему пожить вместе с ним, пока он остается в карантине. Ал-Фарйак уведомил об этом свою жену. Та возмутилась: «Сколько раз можно тебе повторять, что в карантине нет ничего хорошего?!» Он возразил: «Но жить в обществе эмира уже большая честь!» Она сказала:
— Титул сам по себе ничего не стоит.
— Мне этого было бы достаточно.
— С эмиром есть еще кто-нибудь?
— Не знаю.
— Если бы титул имел цену, то женщина сделала бы на своем теле татуировку «эмир».
— Что мне мешает сделать то же самое?
— Сначала выясни, что ты получишь взамен.
— Как вы, женщины, торопитесь.
— А зачем медлить?
— Раньше я жалел, что Господь не сделал меня женщиной, но теперь не жалею — очень уж женщины нетерпеливы! А живущему на этом свете необходимо быть терпеливым.
— Если бы женщины не были терпеливее мужчин, они не жили бы дольше их — ведь им приходится выносить мучения и беременности, и родов.
— Причина не в этом, просто праведник не заживается на земле в отличие от грешника.
— Разве все мужчины праведники, и среди них нет грешников? А не они ли изобрели пороки? Женщина никогда не навредит
так женщине как мужчина мужчине. А кто портит женщин? Не мужчины ли? Кто ухаживает за ними, добивается их расположения, домогается их, соблазняет их деньгами, обещает им любовь и верность. А когда добивается своей цели, тут же оповещает об этом весь свет. Выпивает со своими знакомыми и хвалится перед ними, выбалтывает все, о чем следовало молчать, предает огласке то, что требовалось хранить в тайне. Не правда ли, что мужчина гордится данными ему Богом силой и мощью и убежден, что он во всем превосходит женщину. Но если сила и мощь самое главное, то слон важнее мужчины.Конечно, нам нравится видеть мужчину крепким, способным поддержать нас, но не приличествует мужчине унижать свою слабую, бедную жену, относиться к ней неуважительно, свысока, презрительно [...]{289} А если он найдет другую, уверять ее, что он ее пленник, раб, слуга, что он умирает от любви к ней, снедаем страстью, будет любить ее вечно, готов пожертвовать жизнью ради ее любви и, что Всевышний создал его лишь для того, чтобы угождать ей.
— Пусть правда все, что ты сказала о мужчине, но ведь и женщина ведет себя неразумно, если верит ему и поддается на его уговоры.
— Она верит ему, потому что чиста душой и сердцем. Искренний человек не сомневается в правдивости другого и оказывается обманутым. Если люди слышат, например, что замужняя женщина любит другого, они всячески ее порицают и находят ее поведение чудовищным. Бьют во все барабаны, трубят во все трубы, пишут об этом в книгах. Историю ее рассказывают все, кому не лень, и перевирают нещадно. Если же речь идет о мужчине, любящем не свою жену, а другую женщину, то в этом не видят ничего предосудительного, оправдывают его тем, что жена его брыкается или нечистоплотна, или гнусавит, или брюзжит [...]{290} или у нее другие недостатки. Между тем у женщины гораздо больше причин не хранить верность, чем у мужчины.
— Назови мне их, пожалуйста, чтобы я устранил их.
— Первая причина — если муж не соблюдает записанные в контракте о браке права своей жены, покидающей ради него отца, мать, родных, свою страну, а иногда даже меняющей веру.
— Упаси Господь и помилуй? Что еще?
— Если муж не интересуется ее делами и не старается порадовать ее, развеселить, успокоить, согреть, доставить удовольствие, позабавить.
— Да, да, а также раздеть, вывести на пастбище, подоить [...]{291}
— Да, все это, а еще более то, что в его доме она пленница, целый день обслуживает его и занимается его делами, пока он разгуливает по городу, ходит с рынка на рынок, а, возвращаясь домой, валится с ног, как подкошенный. Он утверждает, что изнемог от работы, отдал ей все силы, столкнулся со многими трудностями и пережил многие неприятности. Но ведь он сам создал эти трудности и навлек на себя неприятности. А женщину Всевышний наделил мягким и сострадательным сердцем. На проявляемую к ней мужчиной любовь она может ответить лишь любовью, на его ласку — только лаской. Обрати внимание, как близки между собой слова матка (рахм) и милосердие (рахма), ведь это производные от одного корня.
— Я в восторге от того, как ловко ты находишь доводы в грамматике.
Жена громко рассмеялась и сказала:
— Да благословит Господь наш язык, объединяющий сходные по смыслу и по звучанию слова.
— Но очень часто от одного корня образуются слова, противоречащие одно другому по смыслу.
— Из всякого правила есть исключения, сборщика меда обязательно укусит пчела. Но из твоих слов я поняла, что в нашем языке множество корней, от которых производятся сходные слова — ученые, как мне известно, называют их следующими одно за другим.
— Я тебе говорил, что они называются синонимами. Кстати, от этого самого глагола радафа (следовать, идти следом) производится более двухсот слов, значения которых так или иначе перекликаются.
— А можешь ли ты назвать мне слово, которое означало бы воздержание от женщины по причине скромности и уважения к ней?
— Мне не встречалось такое слово, иначе я бы обязательно его запомнил, я люблю слова, относящиеся к женщинам. Очевидно, у арабов подобного слова не существует. Однако есть глаголы, намекающие на такой смысл, например, отрешиться от мира, онеметь.