Шах и мат

Впервые за прошедшие недели могу признать следующее:

«Мне хотелось бы знать, что между нами есть нечто большее, чем просто обмен гамбитами.

Понятия не имею, как смогу сидеть напротив него целых двенадцать партий.

Завтра, еще до начала игры, мне придется пожать ему руку, и мои пальцы покалывает оттого, как сильно я предвкушаю это прикосновение. Нолан где-то здесь, на этом острове, и я всем телом, каждой косточкой чувствую его присутствие».

– Истон. Думаю, я все испортила.

– Ага, – она кивает. – Из-за того, что случилось с твоим отцом, тебе кажется, что когда люди что-то портят, то это навсегда. Что у них не может быть второго шанса. И порой это правда, но обычно… – Она пожимает плечами. – В общем, я здесь. Твоя семья здесь. Нолан… – Она не продолжает.

И мне остается только вздыхать. Истон тоже вздыхает. Впервые за долгое время мы просто слушаем крики чаек, смотрим, как лодки оставляют за собой белые полосы на воде, и делаем вид, что через час нам не нужно никуда идти.

Глава 29

Я вхожу в зал для пресс-конференций так, как это сделала бы Меган Маркл: в окружении двух представителей ФИДЕ, чьи имена я не расслышала, следом крупный мужчина, который, подозреваю, имеет отношение к службе безопасности. Вспышки камер начинают щелкать в ту же секунду, как я оказываюсь в помещении, но без особого энтузиазма. Скорее, так реагируют на политика средней руки, который объявляет, что собирается бороться за президентский пост. Ничего общего с прибытием BTS в главный аэропорт Лос-Анджелеса.

В этот момент я понимаю, что никогда и ни за что не привыкну к подобному. А еще, что мне не следовало надевать зеленые конверсы с дыркой у левого мизинца.

Парочка журналистов в первом ряду приветствует меня. Я без понятия, кто это, но они улыбаются мне так, будто я их дальняя родственница, которую они видят исключительно на свадьбах и крещении младенцев, но все равно любят. Все это… странно. Даже более странно, чем просьбы дать автограф.

Больше никогда и ни за что.

– Всем привет, – я делаю неловкий взмах рукой и озираюсь вокруг. Ни одного знакомого лица: для присутствия в зале необходимо редакционное удостоверение, а у Дефне его нет. Я одна, в окружении толпы, в Италии, в богато украшенной комнате, занавешенной антикварными вельветовыми шторами, и худшее только впереди.

Девушка в последнем ряду с улыбкой машет мне рукой. Элени из Би-би-си, наполовину погребенная под небольшой горой оборудования, очевидно, все еще стажерка. Я улыбаюсь в ответ и чувствую себя лучше.

Стоящий на возвышении стол длинный и узкий, сверху – три пары микрофонов и табличек. На стуле посередине уже сидит модератор встречи, мужчина средних лет, который по совместительству является одним из многочисленных вице-президентов ФИДЕ. Я смутно помню его с Турнира претендентов. Справа от него – табличка с моим именем, именно за ней я и сажусь.

Оставшееся место слева от модератора пока пустует.

И остается пустым еще минуту.

Две.

Две с половиной.

Три. Я сама немного опоздала, потому что пришлось ждать паром, плюс нам с Истон нужен был четвертый завтрак. Мы уже на десять минут отстаем от графика, и десятки журналистов в зале перешептываются, будто на викторианском балу произошел какой-то немыслимый скандал.

В панике смотрю на модератора.

– Не волнуйся, – заговорщически шепчет он, прикрыв рот листом бумаги, – он не посмеет не прийти. Мы усвоили свой урок.

– В каком смысле?

– Он ненавидит пресс-конференции и вечно пытается пропустить их. Но, – модератор показывает на панель за нашими спинами, где указаны спонсоры мероприятия, – ФИДЕ на них отлично зарабатывает, особенно в этом году. Так что ему грозят большие штрафы, если он не придет. – С хитрой, но отчасти теплой улыбкой он опускает листок бумаги, перед тем как прокашляться и включить микрофон. – Что ж, дамы и господа, похоже, у нас небольшая задержка. Почему бы нам с мисс Гринлиф не развлечь вас партией в быстрые шахматы? Я буду белыми.

Ропот в зале становится громче. Я оглядываюсь, понимаю, что нигде не вижу шахматной доски, и осознаю, что имел в виду модератор, только когда он говорит в микрофон:

– d4.

– Оу, – я чешу нос. – Эм, d5?

– c4, – его глаза блестят, и он поворачивается к журналистам. – Примет ли она мой гамбит?

Обычно я не принимаю. Обычно избегаю ферзевого гамбита с помощью е6 и затем выстраиваю крепкую оборону, но у этого парня в глазах такая надежда, да и людям нравятся вызовы, что, усмехнувшись, я говорю:

– d бьет с4.

Народ в восторге. Моя улыбка становится шире. Градус напряжения в зале снижается, когда модератор смеется и довольно кивает.

– e3, – говорит он, и я уже решаю передвинуть коня на f6 чисто ради развлечения, но тут…

Дверь открывается.

Не та дверь, через которую вошла я, а боковая, которую я даже не заметила. Вновь шелест затворов камер. В помещение бойким шагом входит женщина с рыжими волосами – я видела ее на чемпионате в Филадельфии, это менеджер Нолана. Должно быть, она лучше подкована в получении журналистского пропуска, чем Дефне. Выглядит она далеко не радостной, и прямо за ней…

Я была уверена, что успешно укрепила свою оборону. В туалете Истон три минуты инструктировала меня насчет самоконтроля. Я расправила плечи, сделала глубокий вдох и повторила то, что она мне сказала: «Я большая девочка, я могу встретиться с бывшим перед главными телеканалами десятков стран… Ладно, Истон, давай признаем. Это никогда не сработает».

И все же я думала, что справлюсь. Но когда Нолан заходит в комнату, как обычно одетый в темную рубашку и темные джинсы, с настороженным взглядом и более короткими волосами, чем когда я запускала в них пальцы в последний раз, – я не справляюсь.

Я далеко не в порядке.

Он не смотрит в мою сторону, даже мельком. Вместо этого спокойно поднимается на подиум, и женщина в четвертом ряду спрашивает:

– Вы опоздали, Нолан. Все в порядке?

На что он просто отвечает:

– Да, – говорит в микрофон с непринужденной уверенностью.

Я уже видела, как он делал это раньше. Возможно, он и ненавидит пресс-конференции, но опыта у него предостаточно.

– У меня сломалась машина, – добавляет он, и все начинают смеяться.