Шахматист

— А этот лысый? — спросил он.

— Это наш клоун, Челотто, господин сержант, — объяснил Батхерст. — Пьяница, нажрался после вчерашнего выступления и даже не умылся. До полудня теперь его и пушками не разбудишь. Хуан, возьми у него из кармана паспорт.

Через полчаса они получили разрешение на проезд. Посреди моста им пришлось остановиться минут на пятнадцать, поскольку одно из перекрытий моста поднимали, чтобы пропустить парусную барку. За рекой они проехали еще несколько километров на юг, а потом съехали с тракта и полевой дорогой направились к северу. В лесу между Кунерсдорфом и Дренцигом Батхерст остановил повозку, приказал, чтобы фокусник пересел на нее, а Мирель — ехал с остальными дальше и подождал их на опушке. Вместе с Мирелем поехали Хуан, Робертсон и Юзеф.

Когда мерный скрип осей замолк вдали, можно было слышать только пение птиц и порывы ветра в кронах деревьев. Солнце, которого не было вот уже несколько дней, теперь прогрело внутренности повозки. Коммандос вышли на поляну, чтобы размять кости. Фокусник выскочил с ними, и Батхерст остался сам с «клоуном» и раненым Мануэлем. Погруженный в свои мысли он время от времени бросал взгляд на лицо спящего француза.

Через час тот дрогнул и перевернулся на другой бок, и тогда Бенджамен встал и позвал Тома с Руфусом.

— Вытащите его и облейте водой. А этому, — указал он на иллюзиониста, — дайте лопату, пусть копает могилу.

Фокусник Симон разрыдался. Но после того, как моряк пару раз врезал ему по морде, он взялся за дело, не переставая отчаянно всхлипывать.

Когда размалеванный и лысый француз очнулся, сел и начал удивленно оглядываться, Батхерст подошел и склонился над ним.

— Ты говорил, приятель, что раздавишь меня как вошь и вытряхнешь всем нам кишки. Сейчас я докажу, что ты сильно ошибался. Я буду терпеливо следить за тем, как ты сдыхаешь, и длиться это будет долго…

— Что?! — рявкнул офицер. — Что это должно означать!? Где я!?… Боже, где мои усы, мои волосы!? Что вы со мной сделали, сволочи?! Что это у меня на лице!.. Спасите, помогите!.. Это насилие, оскорбление мундира!.. На помощь, au secours, au secours!!!..

Он сорвался с места, но Батхерст одним ударом отправил его на землю.

— Насилие, говоришь? Но ведь ты любишь насиловать, приятель. Ramoner une poule, сам так говорил.

— Оставьте меня, я французский офицер!

— Ты каналья, приятель, недостойная какого-либо мундира.

— Вы еще заплатите за это, дорого заплатите!

— Ты прав, приятель, заплатим, причем — немедленно. Именно затем я и привез тебя сюда, чтобы расплатиться. Хотя, сказать по правде, полностью расплатиться мне будет сложно, поскольку за сделанное тобой достаточного наказания нет.

Он присел рядом с французом и шепнул ему на ухо.

— И даже не за то, приятель, что ты забрал ее у меня, но потому, что из-за тебя я впервые в жизни заплакал. Это останется нашей тайной, хорошо?… Я должен был тебе это сказать, чтобы ты знал, за что так долго и мучительно будешь сдыхать. Я долго размышлял над тем, какую смерть для тебя выбрать, и предпочел обычную петлю на ветке. Ты повиснешь, но со свободными руками и сможешь держаться за веревку. И будешь держаться так долго, сколько сумеешь. Этими своими руками купишь себе несколько минут жизни. Но перед тем…

Бенджамен не стал заканчивать. Он встал и крикнул:

— Браун, ты хотел его. Бери! Отдаю его тебе на пару минут. Только не убей и не переломай ему руки!

Браун бить умел. Сначала, двумя ударами он выбил зубы и превратил губы француза в бесформенную кровоточащую массу, прекратив его отчаянные вопли. Потом перешел к ребрам и диафрагме. Он бил обеими руками-молотами, методично и регулярно словно машина. У него были отсутствующие глаза безумца, он издевался над французом, наслаждаясь его муками. Ригби хотел подскочить и оттянуть англичанина, но на пути встал Сий и остановил его одним взглядом. Француз падал, но Браун поднимал его и, придерживая одной рукой, продолжал уродовать другой.

Батхерст глядел на бойню с каменным спокойствием, и только время от времени поглядывал на часы. Две минуты уже прошли, но избиения он не прекратил. Внезапно за спиной он услышал голос:

— Прекратите это зверство!

Не повернувшись, Бенджамен рявкнул:

— Молчать!

И только потом до него дошло, чей это голос; он повернулся. Она стояла рядом, в шаге от него. Они поглядели друг другу в глаза. И она, с презрением, бросила:

— Мясник!

Браун, уже ничего не слышавший, продолжал наносить удары.

— Хватит! — крикнул Батхерст, но видя, что Браун ко всему глух, подскочил и оторвал его от жертвы.

Француз упал рядом с ямой, которую выкопал фокусник. Все застыли, будто марионетки. Женщина сделала шаг вперед и спросила:

— Для кого эта яма?

Ответа она не дождалась.

— Если коснешься его хотя бы пальцем, — указала Джулия на Симона, умолявшего залитыми слезами глазами, то уже ни словом со мной не обмолвишься; просто перестанешь для меня существовать, а Анне скажу, что ты бандит!

Она повернулась и по тропинке, которой пришла, пошла вглубь леса. Бенджамен стоял и будто загипнотизированный смотрел ей вслед. Он не дрогнул даже тогда, когда из горла Тома вырвалось запоздалое предупреждение:

— Сэр! Берегитесь!

Засмотревшись на Джулию, все слишком поздно заметили поднимающееся с земли подобие человека. На залитом кровью лице демонично горел один глаз, и казалось, что эта развалина не удержится на ногах даже мгновение. Но француз нашел в себе некую сверхчеловеческую, не отбитую Брауном силу, вырвал у Симона лопату и замахнулся. Только этот момент все и заметили. Крик Тома опередил свист лопаты, падающей на голову Батхерста, буквально на долю секунды. Только Браун оказался быстрее. Инстинктивно, словно автомат, он сделал шаг и заслонил Бенджамена, приняв удар на себя. Острие раскроило его череп до подбородка, и в то же мгновение нож Сия прикончил француза.

Все длилось пару-тройку секунд. Бенджамен все глядел в спину Джулии. Она не обернулась.

Брауна и капитана похоронили отдельно. Хейтер вырезал из ветки два креста, а Робертсон прочитал краткую мессу, в которой Батхерст не принимал участия.

Ночью исчез Ригби. Его даже не пробовали искать. Да и как, на ломовых лошадях? Он забрал все свои вещи, но духовое ружье оставил [197] . Батхерст разругал монаха:

— Идиот, ты должен был следить за ним! Накажу тебя при выплате!

197

Ригби пропал окончательно и, скорее всего, в Лондон ему вернуться не удалось, поскольку автор Мемориалабольше о нем не упоминает.

Робертсон, совсем другой, чем обычно, спустил глаза и тихо сказал:

— Хорошо, за разные вещи нужно платить в жизни. Лишь бы меня святой Патрик не покинул и охранял аккуратненько, так я и жаловаться не стану, сэр. Но у братишки мягкое сердце было, вот и не выдержал он того, что увидел. Возможно, другие, небесные дары он пожелал сохранить… Я видел, он один плакал, когда я молился за их грешные души.

Поляк тоже опускал глаза и старался не попадаться Батхерсту. Джулия, закрывшись в своей повозке, не показалась в течение следующих двух суток вплоть до того, как они проехали Зилентциг (Суленцин) [198] . Там они провели ночь с 26 на 27 ноября. Утром Батхерст купил у местного еврея трех коней. Одного он передал Юзефу со словами:

198

Zielentzig (Sulecin). Названия местностей, за исключением основных, таких как Познань, я даю сначала в немецкой версии, поскольку именно так они были указаны в Мемориале.