Шахматы из слоновой кости

Сел в свой ярко-желтый «газик», отвел в боковую аллею, за плотную стену декоративного кустарника. Теперь следовало подумать о собственной персоне – выбрать достаточно скрытную позицию для наблюдения. Оглядевшись, понял, что единственное подходящее место – уже знакомый каменный домик: справа от входа имелось окно, через которое можно наблюдать за всеми подходами к автобусу.

Но в морг почему-то не хотелось, он продолжал озираться, колеблясь, пока не увидел сквозь кусты человека, который шагал от ворот по главной аллее. Возвращаться в морг было поздно, Виктор попятился к «газику».

Возможно, это и не водитель, но рисковать незачем.

Человек шел неспешно, очень спокойно, помахивая шапкой, .зажатой в кулаке. Вскоре стало возможным рассмотреть одежду: на незнакомце была коричневая кожаная куртка.

Но ведь именно о такой куртке упоминали, описывая внешность водителя, женщины из Шлюзовой! Значит, все же он?

Через минуту не осталось никаких сомнений: тот направлялся прямехонько к автобусу. Теперь Виктор мог рассмотреть его во всех подробностях: среднего роста, широкоплечий, плотный, даже можно сказать, полноватый, лицо рыхлое, возраст… Ну, в общем-то, как и определили обе женщины, что-то близко к сорока.

Все приметы совпадали с тем описанием, какое они дали: он! Явился за машиной самолично (Виктор опасался – не подослал бы кого из дружков), будто и нет за ним никакой вины. Походил вокруг автобуса, оглядел кузов, двери салона, нагнулся к колесам на правой стороне – сначала к передним, потом к задним, окончательно успокоился: все в порядке, повода для тревоги нет. Достал сигареты, закурил, полез в карман за ключом зажигания…

Виктор решил: пора. Быстро вышел из-за кустов, окликнул:

– Товарищ водитель, это ваша машина?

– Моя…

На лице – ни беспокойства, ни тем более растерянности, смотрит с некоторым даже недоумением: чего ради, мол, милиция прискребается?

– Как же это вы бросили ее на ночь в неположенном месте? Что, гаража нет?

– Есть, но…

– Предъявите права, пожалуйста.

Тот спокойно полез во внутренний карман кожаной своей куртки, достал бумажник.

– Можете не сомневаться: техталон в полном порядке.

Виктор развернул удостоверение: Макаров… Именно эту фамилию называл давеча Федор Сергеевич. Водитель между тем говорил:

– А что машину на ночь здесь оставил, так тут, значит, парня сбили…

– Где сбили?

– На Ветлужской, недалеко отсюда… Еду – лежит! Подобрал, привез…

– Что же нам не сообщили?

– Вчера уже поздно было, а сегодня как раз и собирался – вот сейчас, дескать, поеду.

Виктор возвратил права.

– Коль скоро все равно к нам собирались, так поедемте, надо занести ваши показания в протокол.

Поехали. Виктор на «газике» впереди, автобус за ним. В зеркальце, укрепленное над ветровым стеклом, Виктору была хорошо видна кабина идущего следом автобуса: широкое лицо водителя по-прежнему не выражало беспокойства.

В райотделе Виктор провел его в комнату дежурного. Федор Сергеевич, увидев их в дверях, все понял:

– Он?

– Он,- подтвердил Виктор, не сдержав вздоха облегчения.

– Жаль, Светлана Ивановна отпустила уже тех женщин.

– Попробуем, может и без них расскажет.

И обращаясь к водителю, который, видимо, почуял наконец неладное и весь настороженно подобрался, Виктор посоветовал:

– Теперь можно играть в открытую: в нашем распоряжении, Макаров, полные сведения о ночном происшествии, так что выкладывайте все начистоту. Добровольное признание облегчит вашу участь.

Нет, это был тертый калач: мгновенно изобразил благородное негодование:

– Или я вам не рассказывал?! Еду – лежит! Подобрал, привез…

– Все понятно, Федор Сергеевич, – усмехнулся Виктор, – от этого гражданина откровенности ждать не приходится. Может, проведем с его участием следственный эксперимент?

Гавриленко посмотрел на часы, прикинул что-то про себя, кивнул согласно.

– Только Светлану Ивановну пригласить надо. И понятых.

Перед выездом Виктор заскочил в лабораторию – узнать, когда будет готово заключение экспертизы по поводу обнаруженных им на шпангоуте автобуса волос.

– Хорошо бы поскорее все сделать, – попросил дежурную лаборантку.

– Вы же все равно сейчас спать отправитесь, – пожала она плечами.

– А вам-то об этом откуда известно?

– Разве это не написано на вашем лице? – и добавила успокаивающе: – Хорошо, хорошо, позвоню домой.

Спать… Сейчас, когда главное было позади, сонливая истома действительно разлилась по всему телу, отпечаталась, очевидно, и на лице. Отпечаталась, несмотря на все его усилия не поддаваться… Ну, да ладно, еще каких-нибудь полчаса – и все, конец истории со стремянкой.

Он вышел па крыльцо. Все уже собрались у автобуса, ждали его. Водитель, не в силах понять, что затевается, сторожко взглядывал то на одного, то на другого.

– Как сделаем, Виктор Пантелеевич, – спросил Гавриленко, – может, ты поведешь?

Виктор молча кивнул, полез в кабину. В салоне разместились Светлана Ивановна, незнакомые Виктору мужчина и женщина – понятые, Федор Сергеевич и водитель. Федор Сергеевич занял место на переднем сиденье, у самой двери – здесь сидел ночью задремавший на свою беду слесарь.

Тронулись. Виктор повел автобус к месту ночной трагедии. Он вырулил на Ветлужскую на полквартала выше строящейся пятиэтажки, дождался интервала между проходившими по улице машинами и, наращивая скорость, двинулся к знакомому повороту. Вот уже и забор, опоясавший стройку, вон и пролом в заборе, который сбил их поначалу с толка; быстрее, быстрее…

Автобус мчался теперь на полной скорости, круто вписываясь в изгиб дороги. Виктор почувствовал, как его всем корпусом неудержимо клонит вправо. Он дотянулся до рычажка пневматики, и передняя дверь в салоне послушно раздвинула створки. И тотчас в зеркале, обращенном к салону, отразилась фигура Федора Сергеевича, безвольно посунувшегося к распахнутой двери.

– Стой! – крикнул Виктору водитель, метнувшись к стеклу, отделявшему салон от кабины. – Останови!

Его широкое лицо как-то мгновенно опало, губы дрожали.

– Я все расскажу…

Зовут моего героя, как читатель, видимо, уже обратил внимание, Виктор Пантелеевич. Фамилия – Горох. Остальные анкетные данные, мне кажется, для фрагментов и не требуются.

ПЕРВЫЕ САНТИМЕТРЫ

Жизнь – не киносъемка, в ней дублей нет. Здесь сразу все без прикидки, без черновика – набело.

(Из услышанного)