Шахматы из слоновой кости

По дороге в больницу Виктор вновь связался по рации с райотделом. Оказалось, Гавриленко не терял

397!

даром времени: по номеру автобуса успел установить фамилию водителя, место работы, домашний адрес.

– Так давайте мне адрес, – обрадовался Виктор, – я сейчас…

– Увы, он там давно не живет, – остудил его пыл Федор Сергеевич. – Больше того: по справке адресного бюро гражданин Макаров Василий Николаевич, 1931 года рождения, из города Новосибирска выписан еще два года назад…

– Это что же: обретается у нас на нелегальном положении?

– Вроде того… А перед этим, как выяснилось, жил в Москве, был судим и выслан.

Федор Сергеевич записал со слов Виктора приметы преступника, чтобы сообщить их на железнодорожный вокзал и в аэропорты.

– Может, он и не надумает пока удирать, но кто знает?.. А тебе действительно надо подежурить у автобуса. Попозже я подошлю смену.

5

Автобус стоял на прежнем месте, неподалеку

от входа в морг. Нужно было осмотреть его как можно тщательнее – от результатов этой операции зависело, обретет ли следствие вещественные доказательства, прямые улики преступления.

Вообще-то, в соответствии с требованиями инструкции, официальный осмотр транспортных средств после дорожных происшествий должен проводиться в присутствии понятых и представителей гаража: только в этом случае данные осмотра могут быть занесены в протокол, как в документ, который правомочен фигурировать на судебном процессе. Но где их было взять сейчас, понятых? А тем более представителей гаража? Да и рано еще думать о протоколе, нужно прежде самому увериться окончательно в причастности этого автобуса к ночной трагедии, найти хоть какие-то следы.

Начал с того, что проверил исправность передней двери салона: сел в кабину и попробовал пневматику. Дверь открывалась и закрывалась нормально, без малейших заеданий. Почему же в таком случае водитель вез ночыо пассажиров с открытой дверью? Объяснение одно: халатность. Логично допустить, что он управлял машиной в нетрезвом состоянии.

Виктор еще посидел в кабине, подсознательно отдаляя начало осмотра: предстояло сделать над собой усилие – сосредоточиться, собрать себя в кулак, будто и не было вовсе этой бессонной ночи. Но ведь она была, и напоминанием о ней остался у него в голове гуд, какой можно уловить, прислонившись ухом к телеграфному столбу.

– Ну, будет, будет, – буркнул, покидая кабину.

Осмотру подлежала правая сторона машины.

Снаружи – ни на корпусе, ни на створках передней двери, ни на колесах – ничего не обнаружилось, даже пятнышка крови нигде найти не удалось. Тогда Виктор извлек из багажника старый ватник, расстелил его под автобусом, лег на спину и, подсвечивая фонариком, принялся обследовать днище. Подталкивая по асфальту лопатками ватник, он прополз от переднего до заднего колеса – чуть ли не обнюхал сантиметр за сантиметром уляпанный засохшей грязью каркас кузова. Увы, следов крови и здесь не нашел. И лоскутков одежды, как это бывает в подобных случаях, тоже не оказалось. Обескураженный и сбитый с толку, он уже собрался вылезать из-под этого чертова кузова, как внимание его привлек шпангоут – точнее, большая зазубрина на остром ребре шпангоута: в зазубрине темнело нечто, похожее на пучок волос. Еще боясь себе поверить, он поднес фонарик вплотную: точно, это были человеческие волосы.

Конечно, никакой не пучок – всего четыре коротких волоска, но Виктор знал теперь, что не напрасно мозолил под автобусом спину. Надо будет сообщить следователю, и в присутствии понятых забрать потом эту ценную находку: она послужит важной уликой.

Что дальше? А дальше надлежало настричь немного волос с головы потерпевшего, чтобы лаборатория могла установить идентичность или, наоборот, отличие одних от других. Что же, он сейчас пойдет в морг и произведет эту несложную операцию. И кстати еще раз осмотрит труп: вдруг все же остались какие-то, пусть самые незначительные, следы на одежде?

Дверь в каменный домик по-прежнему оставалась незапертой. Шагнув за порог, Виктор с облегчением убедился, что носилки с телом покойного так и стоят здесь, в прихожке. Отсюда вели две двери – направо и прямо, обе они были закрыты, и благодаря этому, видимо, в прихожке не так сильно ощущался хлорамино-формалиновый настой. Тем не менее Виктор непроизвольно сдерживал дыхание, пока не принюхался и пока не подавил в себе уже испытанного сегодня чувства неприязни к этому помещению.

В морге царила мертвая, в первородном смысле этого слова, тишина. По-видимому, с момента их давешнего посещения сюда больше никто не заглядывал. Виктору почему-то трудно было в этой тишине сосредоточиться, она отвлекала его, заставляя вслушиваться в нее, и он отогнал ее – начал негромко, нараспев разговаривать сам с собой:

– …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Носилки были развернуты в прихожке боком ко входу (иначе они просто не уместились бы), Виктор перешагнул через них и, повернувшись спиною к двери, что вела в основное помещение, присел на корточки.

– …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Внимание привлек раньше всего плащ, синий плащ из

болоньи, который, как это ни странно, был весь

перепачкан дорожной пылью не с наружной, а с внутренней стороны; наружная же оказалась, наоборот, в крови. Объяснение этому напрашивалось одно: после того, как парня выбросило через открытую дверь автобуса на мостовую, он, опамятовавшись, попытался вскочить, тут его ударило шпангоутом и задним колесом, плащ завернуло на голову и после этого уже мяло, било, давило, волокло, пока не сработали тормоза машины… Плащ завернуло на голову, поэтому на автобусе и не осталось следов крови.

Покончив с плащом, Виктор перешел к обследованию брюк.

– …во-от, сейчас осмо-отрим, сейча-ас…

Разговаривая сам с собой, он и впрямь перестал вслушиваться в таинственную и страшноватую тишину морга, сумел собраться, сфокусировать все внимание на деталях одежды пострадавшего. Не может быть, думалось ему, чтобы одежда не унесла на себе после этакой мялки ничего, кроме дорожной пыли да крови. Не может быть…

– …во-от, сейчас ос…

И потерял вдруг голос, осекся па полуслове с перехваченным горлом, с ощущением мгновенного озноба, пронизавшего, подобно удару тока, все тело – от пальцев в сапогах до корней волос под форменной фуражкой: мертвая тишина морга внезапно ожила, ударив по нервам скрипом двери у него за спиной. Скрипом двери, позади которой никого не было, не должно было быть, кроме покойников. И не успел еще повернуть на этот звук головы, как дверь не сильно, но ощутимо толкнула в спину.

– Кто тут? – нашел в себе силы на несуразный в в данной ситуации вопрос, скользнув непроизвольно рукою к кобуре.

И неожиданно услышал в ответ:

– А я это же самое хотела у вас спросить: кто, мол, тут хозяйничает?

Из-за двери просунулась женщина в темпом халате с закатанными рукавами, с мокрой тряпкой в руках: уборщица!

– Ф-фу-а, – выдохнул Виктор. – Теперь я знаю, как делаются заиками.

Женщина почмокала сочувственно губами:

– На тебе и взаправду лица нет… И зачем таких пужливых в милицию брать!

– И то верно, – искренне согласился он.

Вышел поспешно на воздух, закурил.

– Ф-фу-а, – повторил с наслаждением.

И добавил, хотя женщина, оставшаяся за дверью, и не могла его слышать:

– В милиции работают, мать, обыкновенные люди…

Солнце пригревало весьма ощутимо, и этот факт заставил Виктора спохватиться: предстоит встреча с преступником, а он прохлаждается. Часы показывали уже без двенадцати минут восемь, надлежало приготовиться.

Что нужно сделать в первую очередь? Никоим образом не показать преступнику, что милиция идет по горячему следу, не спугнуть его раньше времени.