Шахта - дело темное
Шрифт:
– Какого полководца?
– спросил Михаил.
– Александра Васильевича?
– Нет, - ответил Алексей, - Михаила Илларионовича. В колхозе нас распределили кого куда. Несколько человек механизаторов, тех, кто имел права трактористов, комбайнеров, шоферов на грузовик, определили по специальности. Других отправили на полевые работы. Репку дергать. Турнепс называется. А из нас шестерых собрали бригаду бетонщиков. Старшим поставили Петю-мордвина - проходчика с твоего участка, Миша.
– Знаю такого, - ответил Михаил и спросил.
– Ну и что вы там бетонировали?
– Силосную яму, - ответил Алексей и пояснил.
– Стенки
– И поскольку у вас выходило?
– поинтересовался Михаил.
– По двадцатке на человека в день, - с гордостью произнес Алексей.
– Неплохо, - признал Михаил.
– Очень даже неплохо.
– Но и работали мы с утра и до вечера, - сказал Алексей.
– С перерывом на обед конечно. Но часов десять это точно.
– То-то я смотрю, - произнес Олег, - лицо у тебя такое загорелое и обветренное.
– Ну, а что ты хочешь, целый день на свежем воздухе, - сказал Алексей и тут он начал излагать мысль, не дававшую ему покоя.
– Я вот что думаю. Я, конечно, понимаю уборка. Страда, как говорили раньше. Но я видел в деревне уйму народа. Слоняются без дела. Если они в поле не нужны, то почему из них нельзя такую же бригаду собрать. Неужели они за такие же деньги не согласились бы эту яму бетонировать?
– Может быть, и согласились бы, - сказал Михаил.
– Но неизвестно, согласилось бы правление своим такие деньги платить. Крестьянская психология. Лучше заплатить приезжему, чем своему. Там кстати в колхозе "шабашников" не было?
– Были, - ответил Алексей.
– Кавказцы какие-то. Коровник строили. Женщина с ними жила. Не знаю, сестра или жена. Стирала, готовила.
– Вот видишь, - удовлетворенно произнес Михаил, лишний раз, найдя подтверждение своим словам.
Но тут другая мысль пришла ему в голову.
– Хотя такая психология свойственна не только крестьянам, - сказал он.
– Вот есть у нас на шахте монтажный участок. Стелют рельсовый путь. Конвейера монтируют и демонтируют. А комплексы в лавах монтируют командированные из УМГШО.
– Откуда?
– спросил Олег.
– Из Управления монтажа горно-шахтного оборудования.
– пояснил Михаил и продолжил.
– А могли бы и своих обучить.
Как всегда во время пьянок, разговор неизбежно заходил о работе. Олег попытался сменить тему.
– Ну, а какого-нибудь скоротечного романа у тебя в колхозе не было?
– спросил он у Алексея.
– Нет, с такой работой времени на это не оставалось, - с сожалением ответил тот.
– Говорят, что там, в клубе библиотекарша красивая была. И незамужняя притом. Один из наших каждый вечер в клуб бежал. Все обещал увезти ее в город.
– Увез?
– спросил Михаил.
– Нет, не согласилась она, - ответил Алексей.
Тут он сделал многозначительную паузу и сказал.
– Зато, с какой девушкой я в поезде познакомился, когда назад возвращался.
– Она здешняя?
– спросил Олег.
– Нет, - снова с сожалением ответил Алексей.
– Из Белово.
– Не так уж и далеко, - сказал Михаил.
– Несколько часов езды на электричке или автобусе. Или у тебя это так, "мимолетное видение"?
И тут Алексей слегка обиделся.
– Она мне даже адрес оставила, - сказал он.
– Надо будет ей письмо написать.
– Ну, напиши, - сказал Михаил.
– Твое
– А как ее зовут?
– спросил Олег.
– Лена, - мечтательно произнес Алексей.
Видно не на шутку она его зацепила.
– А какая она из себя?
– продолжал расспрашивать Олег.
– Какая?
– переспросил Алексей.
Он задумался на минуту и зачем-то огляделся по сторонам. Взгляд его остановился на стене у входа. Там над дверью кем-то из прежних жильцов были наклеены цветные картинки из журналов.
– А вот такая, - ответил Алексей.
Среди фотографий современных красоток находилась и репродукция со знаменитого портрета Лопухиной. Ее и имел в виду Алексей.
– Неужели прямо такая?
– не поверил Михаил.
– Ну, почти, - не стал настаивать Алексей.
– В общем похожая.
Олегу же такой тип женщин не особо нравился. Он предпочитал брюнеток с хорошей фигурой. Но с легкой завистью подумал, что вот везет же Лешке, женщин собирает, как цветы в поле. Наклонился и сорвал. А тут живешь на "монастырском положении".
Правда, какое-то время Олег не думал о женщинах. Когда попал на практику и возвращался со смены без сил, то он о них и не вспоминал. Так было и на шестом участке, а поначалу и на восьмом. Работать на проходке, даже горнорабочему, оказалось ничуть не легче, чем на добыче. В основном та же доставка, но если на добычном участке, лава "стружка" за "стружкой" обратным ходом приближалась началу выработок, то на проходке забои с каждым днем уходили все дальше и дальше.
Но в любую работу со временем втягиваешься, а природа все равно требует свое. Олег стал замечать за собой, что начинает посматривать на окружающих женщин с вожделением. Вероятно, такой взгляд перехватила однажды Наталья Гордеева и сама начала поглядывать на него со значением. Но с ней у Олега, к счастью или, к сожалению, ничего не произошло.
Впрочем, рано или поздно, все на свете заканчивается. Закончился и "монастырский" период в жизни Олега. Но это уже другая история.
VII
Тогда в декабре восемьдесят второго Шамиль внезапно засобирался в отпуск. Он узнал, что тем, кто после службы в армии устроился на работу по организованному набору, отпуск полагается не через одиннадцать месяцев, а через полгода. Шамиль сказал об этом Олегу и Василию. Но ни того, ни другого это сообщение не заинтересовало.
– Нет, я лучше в отпуск в конце мая поеду, - сказал Олег.
– Свежей черешни поем.
– А ты?
– спросил Шамиль у Василия.
– Тоже в мае поедешь?
– Не знаю, - ответил Пастухов, - наверное.
Он произнес это как-то неопределенно. Василий вообще в последнее время ходил какой-то странный.
– Ну, вы как хотите, а я поеду, - решительно сказал Шамиль.
– Сейчас. В декабре. Меня подруга ждет. Два года из армии ждала и тут еще полгода. Надо ехать.
Шамиль пошел в отдел кадров. Там поначалу не хотели оформлять отпуск, ссылаясь на конец года. Но закон есть закон. Поехал Шамиль домой. Олег с Василием провожали его. На перроне возле вагона пожелали ему не разочаровать подругу. Они еще не знали, какой сюрприз преподнесет им Шамиль, вернувшись из отпуска. Даже предполагать не могли.