Шакал

— Ты меня сегодня заездил, — тихо сказала она.

— Это плохо?

— Нормально.

— Сегодня у тебя ночую.

— Понятно.

Она пошла в ванную комнату, которая состояла из туалета и душевой. Я же остался лежать. Словно на тренировке побывал. И лёгкость в теле была похожей. Джули вернулась вся мокрая и сразу схватилась, за сигареты. Я же пошёл в душ. Холодная вода. Понятное дело. Сегодня не до топок котла, что нагревал воду.

Вернувшись, я нашёл её около приоткрытого окна, в которое она выпускала струйки дыма. Шумело море, стучал дождь, но холода не было. Чувствовалось приближение лета. Или я ещё не успел отойти от прошедшего, поэтому не чувствовал холод? Но всё это было не важно. Меня интересовал лишь один вопрос.

— Почему?

— Давно никого не было. Муж полтора года как погиб. С ним никто сравнится не мог. Я до него никого близко не подпускала. Он пробил мою защиту.

— Как?

— Терпением и нежностью. Уверенностью, — она опять усмехнулась. — Знаешь, он мне как-то сказал, что прогонит все мои страхи. И прогнал. Грохнул моих врагов. После этого я смогла спокойно спать.

— У тебя был суровый муж.

— Он был человеком слова. Только последнее слово не сдержал. Оставил одну. А ты… Ты мальчишка, который не представляет угрозы. Тебя пока легко под себя подстроить.

— Не боишься, что захочу доказать обратное?

— Нет. Не боюсь. Боится тот, кто не хочет умирать. А кто ищет смерть, тому бояться нечего.

— Тебе рано ещё умирать.

— Это не нам решать. Рано или поздно дорога всех приведёт на тот свет. А я не боюсь, ведь меня там ждут, — спокойно сказала она, а меня от её слов покоробило.

Глава 5. Внешность обманчива

Она меня использовала. Так говорила. Я посмеивался и почти каждый день оттягивался с ней по полной программе, считая, что пользую её я, и совсем неважно в какой позе. Но если дама считала иначе, то кто я такой, чтоб с ней спорить?

Ещё недавно она была для меня загадкой, но стоило мне у неё переночевать пару раз, как загадка разгадалась. Уставшая женщина, которой слишком часто трепали шкуру, оставляя на ней шрамы. Шрамов было много. От пуль, от ножей, от падений. Она помнила, как получила каждый из них. Помнила жестокость. И хотя рассказывала с теплотой о своём муже, я понял, что он был ещё тем скотиной, но она его любила и прощала, объясняя это, что он её защищал и никому не давал в обиду, но мог обидеть и сам, если был под мухой. Но когда не пил, так был самой добротой.

Я всё это слушал и пытался составить о ней полное представление, понять, что она за человек. Ещё недавно я ей восхищался. Но с каждым днём словно спадала пелена. Она была обычной женщиной, которая уже почти забыла, что это такое. Почти превратилась в монстра. Джули любила поговорить, рассказывая, как она убивала людей и при этом не испытывала никаких чувств.

— Почему? Разве тебе не приходят во снах эти люди? И совесть не мучает? Ты отняла чью-то жизнь…

— И что? Они могли отнять мою. Я защищалась, даже если нападала.

Железная логика. Тут не с чем было спорить. У неё появились зубы, которыми она кусала всех, кого считала опасным. Недаром говорят, что женщины более жестокие, чем мужчины. Джули жила по своим законам, в которых не было место слабости. Этим она мне нравилась. Нравилось, что она смогла выйти из хвоста жизни и научиться ею управлять. Но одновременно меня напрягала её беспощадность. Такая женщина могла прирезать и не поморщиться.

Лето я уже встречал совершеннолетним по местным меркам. Как раз закончились дожди. Выглянуло солнце, что вместе с ветром начало сушить землю. Джули закупала провизию, которой могло хватить на несколько месяцев пути. Как я понял, насколько мы ехали, она не знала. Я уволился с завода. На деньги купил себе нож, на который давно смотрел. Всё-таки холодное оружие мне нравилась больше, чем огнестрел. В стали была какая-то уверенность. Здесь всё зависело от мастерства владения, от заточки стали, а не от механизмов, который мог дать осечку. Когда я об этом узнал, то не понял, зачем было пользоваться таким оружием, которое могло подвести. Но люди считали иначе. Они старались не подпускать к себе других, стреляли на расстоянии, словно были не уверены в своих силах и себе. Боялись, что не смогут отбить атаку. А может причина была в другом. Выстрелить в человека было легче, чем пойти врукопашную. Наблюдать, как нож царапает чужую кожу, несёт смерть в твоей руке было сложнее, чем прятаться из-за угла и постреливать в сторону противника. Об этом я и завёл разговор, когда мы вчетвером сидели в кабаке, за день до отъезда. Петька ожидаемо покрутил пальцем у виска. Бурый усмехнулся. А вот Джули… Она достала пистолет и кинула его по столу в мою сторону. Я его поймал.

— Стреляй мне в грудь. Бронник выдержит, — спокойно сказала она.

— Я не буду в тебя стрелять.

— Будешь. Это приказ. Стреляй.

— Нет.

— Кишка тонка? Тогда какого ты с нами повязался? Думаешь это просто прогулка? — она говорила тихо, но каждое слово звучало хлёстко, словно удар хлыста.

— Я не стреляю в своих.

— Отмазка. Ты трусишь, — ответила она. — Или стреляй, или проваливай.

Я посмотрел на неё. Она не шутила. За столом стояла тишина. Бурый смотрел за нами, попивая пиво. Я же понимал, если не выстрелю, то с ними не поеду. Но одновременно, если выстрелю, то назад пути не будет. Черта. Перешагнув через неё, возврата уже не будет. Нервно дёрнулся глаз. Джули хотела что-то сказать, но не успела. Я быстро взял пистолет и нажал курок. Щелчок. Он был не заряжен. Я откинул пистолет в сторону Джули. В этот момент, ловя левой рукой пистолет, правой она уже достала нож, резко опуская его рядом с моей левой рукой и прикалывая рукав рубашки к столу. Я не ожидал этого, поэтому и попался.

— Любое оружие — это смерть. Когда берёшь его в руки, то будь готов и применить в любой момент. Ты считаешь, что пули для трусов, но сам выстрелить долго не решался. Почему?

— Почему у тебя пистолет не заряжен?

— Для тебя. Вдруг захочу убить.

— А пустой пистолет остановит?

— Даст тебе один шанс, — она направила револьвер в сторону пустого стола, на котором стояла забытая кружка. Джули нажала на курок, разнося кружку на мелкие куски.

Хозяин кабака ничего ей не сказал, но неодобрительно покачал головой. Джули убрала револьвер в кобуру.

— Она права, — сказал Бурый. — Если достаёшь оружие, то не для того, чтоб покрасоваться, а для того, чтоб им воспользоваться. Иначе смысла в нём нет. Не важно что ты достал. Нож, пистолет, гранатомёт — это всё несёт смерть. И на пулю это не спишешь. Сама по себе пуля не причинит вреда. Вина на этот вред лежит полностью на том, кто нажмёт на курок, выпуская пулю на свободу и придавая ей смертельное ускорение.

— Мальчишке не нравятся пули. Поэтому поговорим про клинки, которые жалят и царапают кожу, — усмехнулась Джули, царапая мне ножом тыльную сторону руки. Я перехватил её руку с ножом. Минутная борьба. Она сдалась первая. Я отобрал у неё нож.

— Хватит.

— А чем тебе не нравятся такие разговоры? — спросила она, с улыбкой, которая расплылась на довольном лице.

— Одно дело разговоры, а другое дело оружие в ход пускать. Здесь не место и не время.

Джули налила в кружку самогона, который цедила весь вечер. Выпила залпом. Поморщилась. Я настороженно наблюдал за ней, вытирая пораненную руку. Ненормальная, которая искала неприятностей.

Я с ними сидел лишь за компанию. Пить не собирался, так как не знал реакцию организма на алкоголь. А проверять её перед поездкой не хотел. Они же заливали, как в последний раз. Особенно Джули. Уже и глаза осоловели, а она продолжала нагоняться, неся чушь. Бурый смотрел на неё с понимающей улыбкой. Что-то вставлял в её речь. Петька попытался вступить в спор, но передумал. Пошёл к себе. Бурый поддержал, что пора разбредаться и вызвался помочь Джули доползти до комнаты. Она уже еле на ногах стояла, но отказывалась, что ей пора на боковую. Начала с Бурым препираться. Назревала ссора. Достала пистолет. Тут уже подключился я. Отобрал всё оружие, накидав его на стол. После этого Бурый взвалил её себе на плечо, как мешок, и отнёс в комнату.

Я остался один. На душе было как-то пусто и противно. Нет, это было не связано с Джули. Напилась и ладно. Но что-то меня в ней и в этом вечере цепляло. Я никак не мог понять с чем это связано. Вроде всё тихо и спокойно. Совместные посиделки перед поездкой, из которой можно было не вернуться. Но создавалось ощущение, что мы были на похоронах. Не было ощущения авантюры и предвкушения больших денег, за которыми мы собирались. Я воспринимал это как работу. Обычную работу. Даже собираясь в плаванье на рыболовном судне, у меня и то было больше интереса, чем сейчас. Может виной тому была Джули? Пустота в её глазах?