Шалости аристократов
Шрифт:
– Скорее всего вы правы, сэр.
Постепенно ситуация начала проясняться.
– Значит, сейчас я иду и возвращаю ей ожерелье, а? Один-ноль в мою пользу, что?
– Несомненно, сэр. И если позволите, я посоветовал бы вам деликатно намекнуть, что жемчуг был украден не кем иным, как…
– Боже всемогущий! Той самой треклятой девицей, на которой она насильно хотела меня женить, разрази её гром!
– Совершенно верно, сэр.
– Дживз, – сказал я, – один-ноль – самый большой счёт, с которым кому-либо удавалось победить мою тётю Агату за всю её жизнь.
– Вполне возможно, сэр.
– Это её немного утихомирит, что? Может, она хоть
– Должно быть, так, сэр.
– Ох ты ж! – сказал я и бросился вон из комнаты.
Задолго до того, как я добрался до логова тёти Агаты, мне стало ясно, что охота была в самом разгаре. Служащие отеля в форме сновали по лестницам и коридорам, а перед номером пострадавшей стояли несколько служанок и лакеев, слушая громовой голос, доносившийся из-за двери. Я постучал и, не дождавшись ответа, бочком скользнул в комнату. Среди присутствовавших я заметил горничную, бьющуюся в истерике, тётю Агату с растрёпанными волосами и деятеля в бакенбардах, похожего на бандита, – менеджера отеля.
– Всем привет! – весело сказал я. – Привет, привет, привет!
Тётя Агата тут же на меня шикнула. При виде Бертрама на её губах не появилось приветливой улыбки.
– Лучше не лезь ко мне сейчас, Берти, – рявкнула она, глядя на меня, как на ту самую последнюю каплю.
– Что-нибудь случилось?
– Да, да, да! У меня пропало жемчужное ожерелье!
– Жемчужное? Ожерелье? – спросил я. – Нет, правда? Какая досада! Где ты в последний раз его видела?
– Какое это имеет значение? Его у меня украли.
Тут король бакенбардистов, видимо, отдохнувший между раундами, кинулся в бой и разразился длинной речью по-французски. Горничная в углу рыдала взахлёб.
– Ты уверена, что всюду посмотрела? – спросил я.
– Естественно, я посмотрела всюду.
– Я потому спрашиваю, что сам часто терял воротнички, а потом, знаешь ли…
– Берти, не своди меня с ума! Я сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать твой бред! Да замолчите же вы! Немедленно замолчите! – прогрохотала она голосом, которым майоры отдают приказы солдатам, а ковбои усмиряют быков. И таким был её магнетизм, или как там это называется, что менеджер заткнулся на полуслове, словно ему внезапно отрезали язык. Впрочем, горничная в углу не сдалась и продолжала реветь, как пароходная сирена.
– Послушай, – сказал я, – по-моему, с этой девушкой что-то происходит. Она случайно не плачет, как ты думаешь? Возможно, ты не обратила на это внимания, но у меня глаз намётанный, знаешь ли.
– Она украла моё жемчужное ожерелье! Я в этом убеждена!
Специалист по бакенбардам немедленно разразился новой речью, но к этому времени тётя Агата превратилась в кавалерственную даму и произнесла голосом, приготовленным для особых случаев:
– Я вам в сотый раз повторяю, мой милый…
– Прости, что я тебя перебиваю, и всё такое, – сказал я, – но ты случайно не этих красотулечек ищешь? – Я вытащил ожерелье из кармана. – Похоже на жемчуг, что?
Я не знаю, был ли я когда-нибудь в жизни так счастлив, как в эту минуту. Об этом событии я стану рассказывать моим внукам, если они у меня когда-нибудь появятся, в чём, если задуматься, я сильно сомневаюсь. Тётя Агата, казалось, сморщилась прямо на глазах, совсем как воздушный шар, из которого выпустили газ.
– Где… где… где… – забормотала она.
– Я забрал ожерелье у твоей лучшей подруги,
мисс Хемингуэй.Даже сейчас до неё не сразу дошло, о чём я говорю.
– У мисс Хемингуэй? У мисс Хемингуэй! Но… но как к ней попало моё ожерелье?
– Как? – переспросил я. – Да очень просто. Она его украла. Стырила. Свистнула. Она так зарабатывает на жизнь, прах её побери! Втирается в доверие к людям, проживающим в отеле, и тащит их драгоценности почём зря! Не знаю, какое у неё прозвище, но её братец широко известен в уголовном мире под кличкой Сентиментальный Сид.
– Мисс Хемингуэй – воровка! Я… я… – Она умолкла и нерешительно на меня посмотрела. – Но, Берти, дорогой, как тебе удалось забрать у неё ожерелье?
– Не всё ли тебе равно? Если хочешь знать, я воспользовался одним из своих методов.
Я призвал на помощь всю свою мужскую отвагу и выдал ей, как полагается.
– Разрази меня гром, тётя Агата! – сурово произнёс я. – Должен тебе сказать, по-моему, ты поступила крайне неосторожно. В каждом номере висит объявление, что ценности следует сдавать менеджеру для хранения в сейфе, а ты не обратила на это никакого внимания. Первый попавшийся вор спокойно зашёл в твою комнату и стащил ожерелье, вот тебе результат. И вместо того, чтобы признать свою вину, ты сделала из менеджера, несчастного бедолаги, свиную отбивную. Ты была очень, очень несправедлива к несчастному бедолаге.
– Да, да, – простонал несчастный бедолага.
– А бедная девушка, что ты о ней скажешь? Посмотри-ка на бедняжку. Ты обвинила её в краже ценностей, не имея никаких доказательств. Я думаю, она запросто сможет подать в суд за… сама знаешь, за что, и стребовать с тебя кругленькую сумму.
– Mais oui, mais oui, c`est trop fort! – вскричал бандит менеджер, поддакивая мне, как истинный друг. А горничная, должно быть, увидев просвет в тучах, подняла голову и вопросительно на меня посмотрела.
– Я возмещу ей ущерб, – слабым голосом произнесла тётя Агата.
– Вот именно, и советую тебе поторопиться. Дело у неё выгорит на все сто, и будь я на её месте, то согласился бы только на двадцать фунтов и ни на пенни меньше. Но больше всего я потрясён тем, как ты размазала несчастного бедолагу по стенке и подпортила репутацию его отеля…
– Да, клянусь всеми проклятьями! – вскричало чудо в бакенбардах, – вы подпортила! Вы неосторожная старая женщина! Вы подпортила репутация моего отеля, так это или не было? Завтра вы покидаете моего отеля, клянусь Боже мой!
И на этом он не успокоился, продолжая говорить о тёте Агате в смачных, сочных выражениях, радовавших мою душу. А затем он ушёл, прихватив с собой горничную, сжимавшую хрустящую десятку в руке, как в тисках. Я полагаю, ей пришлось поделиться с бандитом поровну. Вряд ли менеджер французского отеля позволил дармовым деньгам уплыть у него из-под носа.
Я повернулся к тёте Агате, которая была похожа на усмирённую дрессировщиком львицу.
– Мне бы не хотелось сыпать соль на твои раны, тётя Агата, – холодно сказал я, – но должен тебе напомнить, что девица, укравшая у тебя жемчужное ожерелье, это та самая девица, на которой ты настойчиво пыталась меня женить, не желая слушать никаких возражений. Великие небеса! Ты хоть понимаешь, что, повернись по-твоему, у нас мог бы родиться ребёнок, который стащил бы мои часы, пока я нянчил бы его на коленях? Как правило, я человек покладистый, но мне кажется, в следующий раз тебе не мешает как следует призадуматься, прежде чем вешать на мою шею всяких там особей женского пола.