Шарада Шекспира

–  Ася, что ты делаешь?
– испугался Лев Назарович.

–  Придвигаю к двери тумбочку!
– задыхаясь, крикнула девочка.
– Я не смогу заснуть в одной квартире с убийцей!

Адамовы улеглись в постель. Кристина принесла мужу лекарство, заодно и сама выпила капли. Пережитый кошмар мешал ей уснуть. Она долго ворочалась, прислушивалась к Асиному кашлю. Адамов тоже не спал, смотрел в потолок. Похоже, его беды только начинаются.

–  Кристина…

–  Я больше не хочу ни о чем говорить!
– взвилась жена.
– Ты все равно поверишь своей полоумной дочурке.

–  Не смей так называть Асю!

–  Она чуть не перерезала мне горло кухонным ножом!

–  Ася утверждает обратное. Ножи я на всякий случай спрятал, - вздохнул Адамов.

– Завтра же договорюсь с Анфисой, чтобы она оставалась у нас ночевать. Так не может продолжаться!

Кристина зарыдала.

–  Ася еще ребенок, - укоризненно произнес доктор.
– А ты обвиняешь ее бог знает в чем!

–  Вот это ты правильно сказал! Бог - знает!
– рыдала Кристина.

–  Ты действительно уходила из дому по ночам?
– неожиданно спросил Лев Назарович.
– Куда, позволь спросить?

Кристина примолкла. Ей стало дурно при мысли, что последует за ее словами.

–  Обращайся к своей дочери, - резко ответила она.
– Ася все тебе расскажет.

Адамовы долго лежали молча, отвернувшись друг от друга. Первой не выдержала Кристина. Она вскочила, схватила стул и придвинула его к двери.

–  Что ты делаешь?
– удивился Лев Назарович.

–  По крайней мере, я услышу, как приближается моя смерть!
– выпалила жена.

***

Горелово

Дом Николая Крюкова, как снаружи, так и внутри, оказался настоящей крепостью: бронированные двери, решетки на окнах, высоченный глухой забор.

–  Россия кишит охотниками за чужим добром, - объяснял хозяин, приглашая Смирнова в просторную, обставленную хорошей мебелью гостиную.
– Здесь ни за что нельзя быть спокойным - ни за собственный дом, ни за кошелек, ни за жизнь близких.

Крюков был слегка навеселе. Он плюхнулся на мягкий диван, пригласил гостя последовать его примеру. На столике перед ним пестрели заморскими этикетками бутылки с ромом, джином и виски.

–  Надоело водяру хлестать, - незамысловато выразился он, прикладываясь к налитому до половины стакану.
– Хочу хоть за столом ковбоем себя почувствовать. Составишь компанию?

Сыщик вежливо отказался.

Он традиционно представился Крюкову журналистом, пишущим на криминальные темы. Тот охотно поверил, согласился поговорить о трагической гибели жены.

В углу гостиной, совершенно не вписываясь в интерьер, стоял новенький рояль; на его крышке - портрет молодой женщины с выпуклыми большими глазами, с улыбкой и ямочками на щеках. Перед портретом в низкой широкой вазе зеленели веточки березы.

–  Райка моя любила березки, - борясь с подступившими слезами, вздохнул Николай.
– С самого начала весны всегда ставила в воду ветки, ждала, пока распустятся. Я ей на последний день рождения рояль купил, думал, она играть будет… Как считаешь, братуха, она теперь ангелам на небе играет? А? Ну, есть там что-нибудь после смерти?

Смирнов пожал плечами. Крюков налил себе еще джина, не разбавляя, выпил.

–  Она в музыкальной студии училась, пять классов закончила!
– с гордостью добавил он.
– Это я - чурбан необразованный.

Николай быстро пьянел. Сыщик понял, что пора переходить к делу, а то хозяина окончательно развезет.

–  Как погибла ваша жена?
– стараясь держаться официально, спросил он.

Крюков не рассказал ничего нового: жили они с Райкой душа в душу, а то, что ругались и скандалили, так это нормально. Милые бранятся, только тешатся.

–  Стукнуть ее я мог по пьяни, - признался он.
– Но не сильно, для острастки. Она же как начнет пилить - святой и тот из себя выйдет! Ревновала, придиралась. Менты ко мне привязались - мол, у вас с женой ладу в семье не было, значит, ты ее и убил. Им лишь бы дело закрыть! По соседям ходили, расспрашивали, а те и рады грязью нас поливать. Зависть - жуткая вещь! У нас вон дом какой - полная чаша; и машина есть. Это ж для них нож в сердце, что какой-то троечник Крюков в люди выбился! Они Райку, бывало, как увидят в новой шубке - зубы в порошок стирают от злости. Когда ее… не стало, все делали вид, будто мне сочувствуют, соболезнования высказывали, а сами втайне торжествовали. Дескать, буржуев Крюковых Бог наказал, пусть знают свое место!

Николай говорил много, захлебываясь от обиды, от неизжитого еще горя. Он сбивался на какие-то мелочи, личные претензии, а Смирнова интересовали подробности того рокового вечера.

–  Когда и как вы узнали о смерти Раисы?
– спросил он.

–  Эх, кабы беду заранее почувствовать!
– сокрушался Крюков.
– Так нет… ничего похожего. Сидел у друга на вечеринке, пил, гулял, песни дурацкие горланил. Райка мне не сказала, что к родителям поедет, я и не беспокоился. Утром кое-как до дому добрался, а там уж менты поджидают. Повезли меня… тело опознавать.
– Он налил себе джина, глотнул.
– Это ужас просто… я как увидел, меня наизнанку вывернуло. Не мог поверить, что Райка передо мной! Ну, лицо, конечно, ее… бледное, как бумага, руки ее, ноги… Признал, в общем. Никому не пожелаю пережить такое… Зато похороны я ей устроил царские! И поминки… все Горелово неделю гудело, обсуждали, сколько было коньяка, икры. Мы же с Раисой ребеночка хотели, а оно все по-другому вышло.

–  У вашей жены были враги?

Крюков икнул, потянулся за очередной порцией спиртного.

–  Бабы завистливые! Не могли Райке простить, что у нее образование - курсы парикмахерские, а живет она лучше их. Может, ее сглазили или порчу какую навели. Ты в колдовство веришь, журналист?

–  Не особенно, - честно ответил Всеслав.
– А вы?

–  Давай на «ты», браток, - предложил Крюков.
– Мы, чай, не графья!

–  Давай. Ты думаешь, колдовство всему причина?

–  Ничего я уже не думаю! Все мои думки за Райкой потянулись, как нитка за иголкой. Горюю я по ней, парень, ох, как горюю! Видать, любил я ее, окаянную, только не понимал этого. Теперь вот понял, да поздно… Когда она жива была, я отчего-то на других девок заглядывался, норовил поухаживать. Каюсь, переспал несколько раз с продажными девицами. После похорон - как отрезало! Глядеть на них с души воротит.

Смирнов перевел взгляд с хозяина на портрет покойной хозяйки. Она весело улыбалась, чуть наклонив голову, смотрела на мужа и гостя и молчала. И ведь не спросишь: «Кто тебя убил, Раиса Ивановна? Кто отнял у тебя молодую жизнь?» Не спросишь. А и спросишь, не ответит, так и будет улыбаться и молчать.

–  Как ты считаешь, жена могла тебе изменять?
– спросил сыщик у Крюкова.

Тот ошалело уставился на гостя, потянулся к бутылке.

–  Ну, ты спросил!
– прохрипел.
– Такого за моей супружницей не водилось. Если бы узнал…

Николай опрокинул в горло порцию джина, вытер мокрые губы.

–  То что бы сделал?
– подтолкнул его к ответу Смирнов.

–  Отлупил бы как следует, чтобы впредь неповадно было, простил бы. Да, простил! Сам грешен. Мы с Раисой ребеночка хотели…

Мечта о ребеночке, видимо, засела в душе гореловского бизнесмена острой занозой. Слезы потекли по его красным от выпивки, небритым щекам.

–  Ты ничего необычного не замечал перед ее смертью? Приблизительно с середины февраля до начала марта?