Шарада Шекспира
Шрифт:
В квартире Марченко царил траур. Мама Марины и покойного Кости закрылась в спальне, никого не хотела видеть.
– Мама болеет, - объяснила Марина. Она делала это из вежливости, чтобы как-то поддержать разговор.
– Мы все еще не осознали до конца, что Кости больше нет. Как вы считаете, убийцу найдут?
Всеслав опустил глаза. Что ей ответить?
– Понимаю, - вздохнула девушка.
– Я со своей стороны приложу к этому все силы, - зачем-то сказал он.
– Вы мне поможете?
Марина заплакала, беззвучно, горько, слезы градом
– Чем?
– едва слышно произнесла она.
– Я инвалид, даже просто выйти из дому для меня проблема. Костина жизнь была закрыта от нас с мамой… С кем он встречался? Кого любил? С кем дружил? Ссорился? У кого одалживал деньги? Где еще работал, кроме театра? Кто был его врагом? Я могу судить только с его слов. А он охотно делился с нами радостью и удачами, обиды же таил в себе. Какие-то вещи Костя никому не открывал.
– Что, например?
– Ну… как ему приходилось нелегко, как много он трудился. Брату нужно было делать выбор - соглашаться на то, что предлагают, или гордо отказываться. Творческого человека, даже талантливого, нужда заставляет порой идти на компромисс. Костя это очень переживал, но держал в себе, никому не жаловался.
– У вас, Марина, нет предположений, кто мог бы желать вашему брату смерти?
Она покачала головой. Достала носовой платок, вытерла мокрое лицо.
– Не знаю. Трагическая случайность? Какой-нибудь хулиган выместил на Косте зло? Такое бывает. Попался под горячую руку…
«Для хулигана все выполнено слишком гладко, - подумал Всеслав.
– Быстро, точно и хладнокровно. Тут о «горячей руке» речь не идет, скорее о трезвом расчете».
– Покажите мне фотографии Кости, ваши семейные, если можно, - попросил он.
– Конечно. У нас их много! Актеры любят фотографироваться. Костя с детства обожал позировать. Это мне не нравилось сниматься. Неприятно смотреть на свое убожество еще и на фото. Я сейчас.
– Марина подъехала к книжному шкафу, достала оттуда несколько альбомов, протянула «журналисту».
– Вот, пожалуйста.
Снимков действительно оказалось множество - детских, школьных, студенческих, театральных. Смирнов внимательно их рассматривал, периодически указывая на кого-нибудь и спрашивая у Марины: «Кто это?» Она почти никого не знала, пожимала плечами.
– Какие-то знакомые Кости…
Одна фотография заинтересовала сыщика - молодая девушка стояла в фойе театра «Неоглобус» рядом с Марченко, одетым в сценический костюм. Ее лицо показалось Всеславу смутно знакомым.
– Что это за молодая особа?
– спросил Всеслав.
Марина подумала.
– Кажется, это Ляля, - неуверенно произнесла она.
– Девушка, которая вместе с Костей поступала в театральный. Он что-то рассказывал… По-моему, она не прошла по конкурсу, очень расстроилась, плакала, брат ее утешал, и они подружились. С тех пор изредка перезванивались, встречались. Когда Костя начал работать в театре, то приглашал Лялю на премьеры. Тоже редко, от случая к случаю.
– Что вы еще о ней знаете?
Марина
развела руками - больше ей добавить было нечего.– У вашего брата есть… был ее телефон?
– Наверное. Он всегда носил записную книжку с собой, а когда… в общем, при осмотре его… тела, одежды, там, где он лежал… при нем книжки не нашли. Милиционеры у нас дома искали, спрашивали. Я им сказала то же самое.
– Могу я взять эту фотографию?
– Берите.
Марина явно не понимала, зачем «журналисту» обычный любительский снимок, далеко не лучший. Да ладно. Пусть берет! Ему виднее.
– Думаете, у них с Костей что-то было?
– с сомнением спросила она.
– Напрасно! Я бы знала. И потом, брат увлекался женщинами постарше.
Смирнов пересмотрел все альбомы, больше ни на одной фотографии Ляли не оказалось. Похоже, Марина права: Константин и эта девушка встречались редко. Случайный снимок…
Он поблагодарил сестру Марченко за время, которое она ему уделила, и полезную беседу.
– Поеду-ка я в театр, - сказал, прощаясь.
– Еще раз поговорю с коллегами Кости.
Спускался Смирнов по лестнице, не чуя под собой ног. Неужели удача? Крошечная, хрупкая зацепка, за которую потянется вожделенная ниточка?! Хотелось надеяться.
На улице пригревало сквозь облачную завесу скупое мартовское солнышко. Дети во дворе возились в луже, поднимая брызги. Облезлая дворняга разлеглась на подсохшем асфальте.
Сыщик завел машину, осторожно объехал собаку и свернул на шоссе. Через час, настоявшись в пробках, он добрался до здания «Неоглобуса».
В театральном фойе стояла гулкая тишина, на стене висел портрет Марченко в траурной рамке. Седая старушка в меховой телогрейке поливала на площадке у лестницы цветы.
– Вам кого, молодой человек?
– смерила она сыщика придирчивым взглядом.
– Спектакля сегодня не будет.
– А репетиция?
– Уже закончилась. Все разошлись.
По лестнице с громким топотом спустились два парня. Смирнову сегодня невероятно везло - это были Гиви и Саша.
– Ребята!
– обрадовался он.
– Вы меня помните?
Все трое отправились в кафетерий рядом с театром, где подавали кофе и свежие горячие пончики, обильно посыпанные сахарной пудрой. Пока молодые люди жевали, Всеслав показал им фото Кости с девушкой.
– Подскажете, кто такая?
Саша сразу отрицательно покачал головой, а Гиви присмотрелся.
– Кажется, это я их щелкнул! Ну да, точно. Девушка очень красивая, настоящая горная газель! С такими глазищами… у-уу! Я познакомиться хотел, Костя мне ее представил. Лейла, кажется. Она тоже артисткой мечтала стать, не получилось. Теперь работает медсестрой.
– Они с Костей встречались?
– Не-е-еет… любви у них не было, обычная дружба, по-моему. Он ее иногда на спектакли приглашал по старой памяти.
– Когда вы видели Лейлу последний раз?
Гиви нахмурил высокий, обрамленный жесткими черными волосами лоб.