Шарль Перро

* * *

В споре с «древними» у Шарля появился новый и очень сильный союзник — Бернар Ле Бовье де Фонтенель. Ему было всего 26 лет, но в обществе уже были замечены его ясный, логический ум и блестящий стиль его работ. В будущем он станет очень заметным писателем. Но уже сейчас, в 1683 году, в опубликованной работе «Диалоги мертвых — древних и новых» он выдвинул убийственный довод против критиков Шарля Перро и его сторонников, заметив: «Древних ставят так высоко, чтобы принизить современников».

Шарль встретился с Фонтенелем и, высоко оценив его работу, подчеркнул, что она останется в памяти потомков.

В этом году он попытался вернуться к серьезной государственной работе. В «Мемуарах» Перро вспоминал:

«…После смерти Кольбера Шарпантье, аббат Тальман, Кино и я поехали в Фонтенбло, чтобы спросить у Лувуа, сменившего Кольбера, не возродить ли нам прежнюю Малую академию, созданную Кольбером. В записке мы изложили историю создания Академии и круг ее занятий. Лувуа отдал записку канцлеру (своему отцу). Тот всегда подшучивал над этой Академией, говоря, что нельзя найти худший способ тратить деньги, чем, подобно Кольберу, на оплату труда сочинителей ребусов, надписей и стишков. Но тут он почему-то поменял свои взгляды и сказал сыну, что Академию надо возродить и сохранить. В тот же день Шарпантье, Кино и Тальман пошли к Лувуа. Я не пошел из-за боязни наговорить чего-нибудь обидного в ответ на его насмешливые фразы, которые мне могут не понравиться. Лувуа спросил, сколько их. „Нас четверо!“ — ответили они, назвав и меня. Лувуа сказал: „Не может быть! У него довольно дел в строительстве!“ Дважды Шарпантье называл мое имя и дважды Лувуа повышенным тоном подчеркивал, что я не являюсь членом Академии. Тогда все трое предложили Фелибьена, и Лувуа согласился и отправил их работать.

Вот так я был исключен из Малой академии, где, конечно, с удовольствием продолжал бы работать, но нужно было пережить и это унижение».

1684

…Перро проснулся от прикосновения чьей-то руки. Карета остановилась. Слуга приготовил горячий завтрак и предложил хозяину его отведать.

Шарль осторожно, с помощью слуги, сошел на твердую землю: затекли ноги. Он сделал несколько шагов, вдохнул свежий морозный воздух и огляделся. До самого горизонта лежала земля, рассеченная рядами виноградников. На зиму кусты были укрыты, но весной они снова дадут сочную ягоду. Черные вороны низко летали над землей. Один из них опустился на крышу кареты, другой важно шагал по земле невдалеке от низкого складного столика, на котором слуга раскладывал завтрак.

Шарль с удовольствием съел горячую, сочащуюся жиром куриную ножку с гречневой кашей, отведал паштета, густо намазанного на хлеб, и все это запил подогретым вином. На сладкое съел вафлю, несколько ломтиков засахаренной груши и был готов к продолжению поездки.

Слуги по заведенному обычаю доели остатки обеда и заняли свои места: кто на козлах, кто на запятках. Изредка Шарль приглашал их в карету, чтобы они могли отогреться. Шарлю не нужны были больные слуги.

— Далеко ли до Вири? — спросил он слугу, который сел напротив. Слуга кутался в меховое одеяло, которое ему дал хозяин.

— К обеду будем, — последовал лаконичный ответ.

…Шарль хорошо знал эти места. Помнил, что виноградники сменят пахотные земли, затем небольшие рощицы, потом придется взбираться на холмы, откуда, наконец, откроется вид на Вири — село, обрамленное двумя неглубокими речками и обильное родниками. Все родники стекали в пруды, их было несколько. Они же пополняли и бассейны фонтанов, которые зимой замирали.

Подъехали к окраине села, когда уже начало смеркаться. Крестьяне, завидев карету, издали снимали шапки и кланялись.

У дверей родного дома его встречал слуга, которому было поручено следить за усадьбой. Он был такой же старый, как и сам дом.

— Заходите, хозяин, мне мои пострелята давно доложили, что ваша карета на подходе, и я затопил камины в столовой и в вашей комнате.

Перро стало жалко старика: он не один десяток лет служил семье Перро. Как сложится теперь его судьба?

Встреча со старым слугой, которого он помнил молодым, совсем расстроила Шарля.

Судьба отняла у него Версаль, а теперь отнимает и Вири. Брат Пьер поручил ему тяжелую миссию — выполнение последних формальностей по продаже усадьбы и организацию поезда, который увезет из родового гнезда в парижские дома семьи Перро мебель и милые сердцу вещи. Он прошел в кабинет. В шкафах и секретере лежат кое-какие документы, письма, черновики его произведений.

Да, усадьба в Вири продана!

Печальным был совет братьев, предшествовавший этому событию.

Пьер, похудевший, осунувшийся, без парика, что еще больше старило его, был немногословен. Без долгих предисловий он объявил братьям, что продает усадьбу.

Он имел на это право. По документам она принадлежала ему. Но ведь это их родовое гнездо, и без совета с братьями он не решался произвести сделку.

Шарль что-то такое подозревал: за последние годы Пьер почти совсем разорился, и все же его слова, как молния, пронзили его сердце. Шарль не мог представить себя без Вири.

Братья долго совещались. Были предложены варианты спасения родового гнезда, но Пьер уже все решил: ему нужна была сразу огромная сумма, которая поможет ему рассчитаться с долгами, купить хороший дом и жить так, как всегда жили Перро. Покупателем был Пьер Пеже, королевский советник; сумма, за которую Пьер уступал усадьбу, равнялась 15 тысячам ливров.

Здесь следует сделать оговорку. Мы далеко не все знаем о семейных делах Перро. Сумма была большой, но не настолько, чтобы братья, сложившись, не спасли бы родовое поместье. Ведь Шарлю только что выплатили 22 тысячи ливров за его прежнюю должность. Безусловно, не беден был и Клод. Почему же они не спасли Вири, с которым у них было связано столько воспоминаний? Это одна из загадок в биографии Перро.

Об отношении Шарля к родовой усадьбе свидетельствует его сонет «Его приятный дом в Вири», некогда посвященный «Монсеньору Перро-старшему»:

Прекрасный дом в селе Вири Теперь твое владенье. С лесами, водами, он весь — Прекрасное виденье. Ты посадил в Вири сады, И цветники разбил, И изобилием воды — Фонтаны оживил! Плетутся кружева их струй, Как будто щеголь в танце. Люблю ловить их поцелуй, Прохладный и приятный. И вся усталость пропадет, Спадет все напряженье У каждого, кто попадет В прекрасный мир круженья. Интриг дворцовых суета, И лесть, и зависть черная — Все позабудешь в тех местах, Где есть листва узорная.

Он написал эти стихи, когда при дележе наследства дом в Вири перешел к Пьеру.

И вот Вири для них больше нет.

…Шарль приехал сюда проститься с милыми местами.

Здесь, в Вири, он встретился со своей первой любовью. Ему было пятнадцать, ей — тринадцать. Они вместе заглянули в колодец под старой раскидистой ивой, и черная колодезная вода отразила их лица. И они сжали пальцы друг друга, заплакали от счастья и поклялись перед своим отражением вечно любить друг друга.

Где теперь этот колодец?

Где та девушка?

Где та молодость?

Где вечность, которая, казалось, лежала перед ними?

Сегодня в том колодце отразилось бы лишь морщинистое лицо старика…

…Около месяца Шарль провел в Вири: следил за снаряжением поезда, за погрузкой мебели, вещей. Встретился с доверенным лицом Пьера Пеже и уладил все формальности по продаже Вири. В путь его провожал все тот же старый слуга. Шарль крепко обнял и поцеловал его и подарил на прощание мешочек с золотыми.

* * *