Шарлатан

В детском саду хорошо: кормят по расписанию, спать после обеда укладывают, а поспать днем — это же такое счастье! А на улице уже зима, за грибами в лес ходить уже не надо и вообще дел детям почти не осталось — так почему бы пока грамоте не научиться? Учил я всех примерно так, как в каких-то книжках описывалось обучение плаванию. То есть в воду-то я своих одногруппников не бросал, а рассказывал им разные истории (то есть читал ту детскую литературу, которую мне успели надарить взрослые), примерно по половине книжки читал. А потом говорил, что «продолжение сами прочитаете» — и приступал собственно к обучению. Буквы показывал, говорил, как из букв получаются слова и слоги… Дети — они очень быстро все усваивают, особенно если им интересно — а я всем интереса еще добавил тем, что за каждый выученный урок еще и «материальное поощрение» добавил: выдавал конфетку. Но, думаю, конфетки (карамельки дешевые, но и такие в деревне были очень редким лакомством) сыграли роль вспомогательную, а ребятам на самом деле было интересно научиться читать. Я в купленном мамой журнале увидел маленький отрывок из замечательной детской книжки «Что я видел», и всем в группе его прочитал, на этот раз целиком. А на громкие вопли «Еще!» сказал, что книжка выйдет в следующем году (об этом в журнале и написано было),причем книжка большая и толстая — а «еще» узнают лишь те, кто к тому времени сам уже читать научится… В общем, к Новому году (в детском саду про Рождество постарались не вспоминать) у меня в группе читать умели все. Не бегло, по слогам и очень медленно — но умели. А это произвело на деревенских такое впечатление, что все скинулись и купили — для детского сада! — много тетрадок школьных, ручки с чернильницами-непроливайками и много-много карандашей.

Я чернильницы сразу попросил «отправить в школу»: интерес-интересом, а координация движений у детей еще не отработана. И стирать залитые чернилами одежки куда как сложнее, чем описанные простыни — а с карандашами проблем вообще не было. Все же Кишкино — деревня не совсем обычная, тут все дети чуть не с колыбели с ножами ходят… с ножиками перочинными, и даже большинство трехлеток карандаш заточить могли без напряжения, а что уж про пятилеток говорить! Кстати, про трехлеток: их я тоже учить читать начал после Нового года. Успехи были, конечно, не такими заметными, но мне прогресс в этом деле был заметен, и мама тоже замечала, что ей забот с детьми стало меньше. Никто не терялся, никто даже сопли не распускал: прядок я навел в саду железный. Правда, деление на группы совсем уже развалилось: каждый «старший» — не по группе, а по возрасту — отвечал за свою «ячейку» из пяти малышей, причем отвечал и за порядок в своей ячейке, и даже за мытье посуды после обеда. И ведь отвечал!

Конечно, «самоорганизация» всего лишь в малой степени сняла заботы с мамы и ее помощниц, но все равно получилось неплохо. А в конце марта дядя Алексей сделал для меня (смеясь над затеей, не без этого) медали для детишек. Одну, размером с пятак, латунную, со звездой и надписью «Могу читать», а другую, уже серебряную, с надписью «Могу читать и писать». Я устроил что-то вроде экзамена и медали «в торжественной обстановке» вручил почти всем детишкам в саду, причем серебряные получили уже почти два десятка «старших». Писали они, конечно, в большинстве своем довольно коряво, но прочитать ими написанное было все же можно — а уж каким стимулом для всех остальных стали эти медали! То есть серебряные (на самом деле серебрёные): малышня постоянно обсуждала, когда и они такие же получат. А в апреле мама мне во время еще одного торжества в саду вручила медаль уже мне. Настоящую серебряную, с надписью «могу учить других читать и писать»…

Но уже с апреля количество детей в саду стало резко сокращаться: все же их в деревне широко привлекали к разным домашним делам и у детей уже времени на сад не оставалось. И у меня тоже: апрель выдался теплым и сухим (если не считать ливня, прошедшего десятого, смывшего все остатки снега и сделавшего землю в огородах уже годной для перекапывания), так что я всерьез занялся и кабачками, и червяками. На этот раз мне даже отец не помогал: многие «старшие детсадовцы» мне и землю таскали (песок с речки), и колья вбивали, и прутья переплетали. И занимались они этим, чтобы научиться и дома так же сделать. Причем не тупо повторяли за мной, а и свою голову включали.

Тот же Мишка (хотя он в сад и не ходил, а уже успел третий класс в школе окончить) спросил, а нельзя ли вместо бумаги вощеной использовать рамку со стеклом. Я, понятно дело, ответил, что так оно даже лучше (для кабачков) будет — а в первых числах мая он меня позвал к себе на огород и показал «кабачковую башню» со стеклянным куполом. А на вопрос, откуда он столько стекла взял, открыл мне великую тайну.

Тайна-то была невеликая: он со своим отцом за какими-то покупками ездил в Павлово, а там была лавка, в которой оконное стекло людям продавали. И продавали его, вырезая из больших листов нужные покупателям куски, а обрезки, естественно, выкидывали. То есть разбивали и выкидывали, но Мишка в город попал в «базарный день», когда в этой лавке покупателей оказалось много — и уговорил стекольщика обрезки побольше не разбивать, а продать ему за небольшую копеечку.

Вообще-то так было не принято, то есть в деревнях и поселках вроде Ворсмы стекло просто так не продавали, там ходили эти стекольщики по домам и сами стекла куда надо вставляли. Но Павлово-то стало уже большим городом, и стекольщик решил, что можно свои походы с тяжелым все же материалом подсократить: в любом случае в городе люди рукастые, а если кто стекло криво вставит или даже разобьет при установке, то ему и налегке зайти уже несложно будет, и заработок дополнительный появится. И Мишка сумел случаем воспользоваться — а еще он мне рассказал, что уже битого стекла у стекольщиков вообще немеряно. В принципе, они это стекло при случае сдавали уже приемщикам со стекольных заводов, но те режко в Павлово, допустим, приезжали и у того, у которого Мишка обрезки купил, битым стеклом был заполнен ларь как бы не побольше наших соляных. А на естественный уточняющий вопрос он рассказал, что в Нижнем стекольных заводов целых три штуки, и на одном (еще дореволюционном) делались стеклянные банки. Еще один выпускал стеклянные бутылки из зеленого стекла, а третий — «новый» — завод выпускал пузырьки всякие, бутылочки небольшие и баночки их стекла уже прозрачного и оттуда как раз и ездили к стекольщикам сборщики вторсырья — но в Павлово они заезжали редко, раз в месяц-два…

По этому поводу у меня родилась очень интересная мысль, но она в голове как-то быстро промелькнула и погасла: других мыслей было много. Но все же погасла эта мысль у меня не совсем, и я снова пошел просить отца «сделать мне нужную вещь». Он пообещал, но пообещал сделать просимое «при случае» и только «после следующей получки за терки»: все же выполнить просимое было не очень и дешево. Ну а я снова начал заниматься червяками. Потому что червяки — это, кроме корма для кур, еще и удобрение, а следовательно, и повышение урожаев.

Но я точно знал, что ничего из ничего не получается. И червяки из ничего удобрения произвести не могут. Азот в почве делают микробы, которые живут на корнях клевера и гороха, так что на огороде нужно сажать горох. Калий… с ним сложнее: в земле-то его много, а вот в почве всегда мало. Потому что его много в глубине земли, а почва — она сверху, и оттуда растения его быстро вытягивают. Деревья в лесу умеют вытягивать калий и из глубины земли своими корнями, поэтому в золе получается поташ, и если из золы его вымыть, то получается щелок. А если щелоком что-то вымыли, то водой получившуюся грязной лучше огород полить. С фосфором все вообще паршиво, его какие-то микробы тащат в болотную руду и оттуда его просто так уже не выковырять: они его специально в какой-то нерастворимой форме в руде запасали. И ни червякам его было не выковырять, ни людям. Поэтому и удобрение из червяков получается разным, в зависимости от того, чем их кормят. Лучше всего их кормить банановыми шкурками: в шкурках и калия много, и фосфора, и азота — вот только где бы взять много этих шкурок? Пока что бананы в Советском Союзе вообще нигде не продавали…

Но раз бананов нет, нужно пользоваться тем, что есть. В том числе и удобрениями минеральными, которые уже в продаже появились. Тот же суперфосфат, который в Нижнем производился, продавался в магазинах Колхозного союза и в бумажных мешках по пятьдесят килограммов, и в мешочках по пять и десять килограмм. Правда, ближайший такой магазин был только в самом Горьком, но если очень нужно, то и до города добраться было не особо трудно. Мне-то трудно, но есть же еще и взрослые. Например, дед Митяй, который регулярно туда ездил мед продавать. А у меня с ним сложились отношения очень дружеские, он мне в небольшой любезности не отказывал и пятикилограммовые мешочки удобрения мне привозил. А в мае привез мне кое-что еще более интересное…

Глава 9

С дедом Митяем мы как-то сильно подружились. Еще прошлым летом мы вместе изобретали разные новые блюда из кабачков (включая кабачки в меду, довольно забавно у нас получилось), рассуждали о всяком. Вообще-то у него было четверо детей (то есть четверо до взрослого состояния выросли), но все они уже давно разъехались и к отцу очень давно уже не приезжали, поскольку жили очень далеко. И внуков у деда было довольно много, вот только он и видел-то лишь одного, еще до моего рождения видел: все же широка страна моя родная, а транспорт ходит слишком уж медленно.

Зато в Горький ездить стало и просто, и быстро: Ворсму, вероятно в связи с постройкой там сразу трех новых заводов, все же весной еще назначили городом, а перед Новым годом по наскоро проложенной железной дороге пустили поезда. Правда, дорога была простенькой узкоколейкой от города до станции, и на ней локомотивом работала переделанная «полуторка», таскающая за собой единственный вагончик. Но на самом «локомотиве» на месте кузова выстроили деревянную будку для пассажиров, так что из Ворсмы на станцию теперь можно было доехать быстро и без хлопот. И дальше можно было просто уехать: теперь поезда между Горьким и Павлово ходили каждый час. То есть сначала из Нижнего в Павлово ехал поезд, а через час он же ехал обратно — но и возможность каждые два часа поехать в город была всеми воспринята очень положительно.