Шайтан-звезда

– Он был ранен? – быстро спросила Абриза.

– На нем были царапины, о которых мужам и говорить неприлично. И подъехал Ади, и они в немногих словах объяснили друг другу свои обстоятельства, и вдруг оказалось – ты похищена, о госпожа, и Джабир напал на твой след, и для твоего спасения нужно подняться вверх по тому потоку, и войти в пещеры, через которые, очевидно, можно попасть в закрытую со всех сторон долину, ибо не станут же люди постоянно в них жить, и взять приступом твою тюрьму. А потом он заподозрил Джейран в предательстве, и мы нашли на ней крест, и стали спорить о ее жизни и смерти, а она тем временем убежала.

– Бедная девушка… – вздохнула Абриза.

– Аль-Асвад был за то, чтобы брать твою тюрьму приступом, сперва переправившись к ней на кожаной лодке, но аль-Мунзир утверждал, что там нас ждет ловушка, а Джейран при помощи креста и лжи хочет заманить нас, как птицу в силок.

– И что же вы решили? – пылко спросила Абриза.

– Хабрур ибн Оман с большим трудом утихомирил их обоих, о госпожа, – сказал курд. – Я был на стороне аль-Асвада, а треть нашего отряда – на стороне аль-Мунзира. И Хабрур, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал так: пусть одни идут с аль-Асвадом, перебираются на лодке туда, где пещерами можно пройти в долину, а другие остаются у входа в ущелье на страже. Может выйти так, что аль-Асвад, освободив дочь франкского эмира, должен будет спасаться с ней бегством, и уходить от погони, а тогда те, что на страже, встретят его и прикроют своими стрелами. И это было настолько разумно, что мы согласились.

– А дальше, что же дальше? – твердила нетерпеливая Абриза.

– Я пошел с аль-Асвадом, и мы послали самых ловких с веревками, и они добрались до места, где была пристань, и спустились вниз по течению на лодке, и погрузили в нее всадников, и шесть раз лодка ходила туда и обратно, пока все, кто пошел с аль-Асвадом, не оказались у входа в пещеры. И я не знаю, что было потом с аль-Мунзиром и его людьми. А мы прошли через пещеры, и вышли в долину, и если бы я не знал, что жив, то уж наверно решил бы, что помер и что Ридван, невзирая на все мои грехи, пропустил меня в рай!..

– Я не видела ее, о Джеван, меня ведь привезли ночью и сразу заперли в комнате, где было лишь окно под самым потолком, и я не могла до него добраться! – сердито воскликнула Абриза. – И был еще люк в полу, откуда тянуло холодом. Через щель в том люке я и отдала свой крест. Пойми, о Джеван, у меня не было другого выхода! Я же была там совсем одна, и я боялась за ребенка, и та мерзкая женщина преследовала меня своими гнусными притязаниями! Не могла же я ждать, пока появится человек, которого я знаю, чтобы послать весть о себе Джабиру ибн Мунзиру!

– Умерь свои речи, о женщина, я уже давно все понял… – проворчал курд. – Если бы я был твоим отцом, то стал бы посмешищем в землях правоверных. Я десять раз бы подыскивал тебе мужа и отдавал тебя замуж, и десять раз мужья давали бы тебе развод и отсылали ко мне в дом за твой строптивый нрав и чрезмерную разговорчивость!

Абриза так и осталась сидеть с открытым ртом.

– Мы ворвались в ту долину, избивая вооруженных невольников и выкрикивая твое имя, – продолжал Джеван-курд.

Абриза хотела было сказать, что никаких выкриков не слышала, но он так выразительно глянул на нее, выкатив яростные черные глаза, что она не осмелилась.

– Нам никто не отозвался, но из дома, куда убежали те, кто остался в живых, полетели огненные трубки.

– Что полетело?!. – не выдержала Абриза.

– Трубки из бамбука, набитые этой зловредной китайской пылью, – объяснил воин. – А что, нет ли похожих трубок в твоих землях? Может быть, мужчины твоего рода знают, что это такое?

– Я ничего похожего не видела, и у нас стреляют лишь из луков, даже арбалет мы впервые увидели в землях правоверных, – коротко сказала Абриза. – Правда, у нас в замке жил одну зиму какой-то вонючий старик, моя тетка Бертранда приютила его. Так вот, он смешивал уголь, селитру и что-то еще. Наверно, это и была китайская пыль, потому что в одну замечательную ночь сарай, где он возился со своими снадобьями, взлетел на воздух со страшным треском. И отец долго еще ссорился с теткой Бертрандой из-за этого старика.

Пока она говорила, Джеван-курд с достоинством кивал, и Абриза сообразила, в чем дело. Как только речь шла о делах мужчин, он сам становился многословен и уважал многословие в собеседнике. А когда речь заходила о делах женщин, он приходил в негодование.

– Мы долго не могли подойти к дому из-за этих трубок, а потом оказалось, что он уже пуст и обитатели его ушли потайным ходом. Мы долго искали дверь, разгромили все вокруг, проткнули все ковры, и наконец попали в коридор, ведущий сквозь толщу гор. И мы шли из пещеры в пещеру, находя следы беглецов, и вели за собой коней, и если они не могли пройти, мы расчищали им путь.

– Как же вы решились идти через пещеры вместе с лошадьми? – перебила его Абриза.

– А на чем бы мы стали преследовать твоих похитителей, о дочь греха? Может быть, нам следовало поискать там кувшин, запечатанный крышкой с печатью Сулеймана ибн Дауда, чтобы сидящий там джинн перенес нас к ним? – как можно более ядовито осведомился курд. – И, клянусь Аллахом, мы сильно отстали от тех людей. Когда мы вышли на поверхность земли, оказалось, что их по ту сторону горного хребта ждали невольники с верблюдами и лошадьми. И мы по помету верблюдов определили, насколько они нас опережают. Аль-Асвад приказал нам преследовать их, и мы поскакали по следу. Но, когда мы их нагнали, была уже ночь. И мы издали увидели, что у них какое-то беспокойство, и носятся люди с факелами, и верблюды, на которых сидят женщины, стоят в отдалении. Мы пришпорили своих коней, и помчались, и напали на них, а они пустились наутек, и мы гнали их, пока они не закричали: «О Джубейр ибн Умейр! К нам, во имя Аллаха!» И вдруг мы видим – к нам несутся всадники, и к их копьям привязаны треугольные знамена Хиры! Мы поскакали прочь, и у нас не было времени понять, как вышло, что твои похитители призвали на помощь Джубейра ибн Умейра. И на нас напали, и мы с Алидом потеряли своих лошадей, и встали спиной друг к другу, и бились, пока я не упал и душа моя не улетела. А где аль-Асвад, и Хабрур ибн Оман, и Мансур ибн Джубейр, я не знаю. А потом ты нашла меня, и, если я правильно все понял, ты во время того беспокойства убежала от своих похитителей. Только не терзай мой слух описанием того, как ты это сделала, о женщина! Довольно того, что ты от них спаслась.

– Да, довольно и того, что я спаслась, – согласилась Абриза, и без того не рассказавшая бы курду о загадочной женщине, которая назвала ее дочерью и вызволила из плена. – И я спаслись, и ты спасся…

– Благодарение Аллаху, – перебил ее курд, возведя к небу истовый взор черных глаз. – А теперь нам нужно выбираться отсюда, иначе, клянусь Аллахом, мы сожрем последнее, что у нас осталось, и умрем тут от жажды!

– У нас есть еще немного воды и вино из фиников, – стала припоминать Абриза, – и куски лепешек, и фисташки…

– Вина больше нет, – объявил Джеван-курд. – Вино из фиников – не виноградное, оно не запретно. Вот виноградного я бы пить не стал даже ради спасения от смерти.

Вид у него при этом был несколько виноватый.

– Что ты оправдываешься передо мной, будто я имам! – воскликнула Абриза, обрадовавшись, что нет больше ни вина, ни его испорченного запаха. – По мне, пей хоть пальмовое, хоть финиковое, хоть виноградное! Если бы ты знал, сколько его выпивают наши мужчины, ты даже вспоминать бы не стал про этот бурдючок.

– И ты считаешь, что мужчины вправе пить вино? – осведомился курд.

– Из всех недостатков, какие присущи мужчинам, этот – наименьший, – отвечала Абриза.

– Ты сидела со мной, когда я лежал обессиленный, и растирала меня своими руками, ты поила меня из губ в губы, ты даже смиряешь ради меня свой длинный язык, и ты разумно относишься к недостаткам мужчин… – задумчиво произнес Джеван-курд. – Клянусь Аллахом, мы с тобой поладим, о госпожа! Собирай наше имущество, и пойдем отсюда. Я полагаю, нам следует возвращаться в ту долину, чего бы это ни стоило. Ведь мы не знаем, на сколько дней пути растянулась эта проклятая пустыня. А при выходе из ущелья нас, возможно, ждет аль-Мунзир с десятком своих людей! И в этом наше спасение!