Шедевр

Тело оказывается гораздо более тяжелым, чем казалось на первый взгляд, и ужасно, просто невыносимо холодным. Я чувствую, что мне становится как-то нехорошо от того, что я буквально прижимаю к себе мертвую девушку, но заставить себя просто бросить ее я не могу. Нет, еда не просится наружу, в этом отношении у меня никогда проблем не было, даже когда первый раз присутствовала на вскрытии. Просто ужасно неприятное и жуткое ощущение, от которого мороз по коже. Словно смерть стоит прямо за мной и обжигающе холодным дыханием дышит мне в затылок.

Появившийся рядом Оскар вырывает меня из ступора, вызванного прикосновением к мертвому телу, и забирает у меня из рук девушку, осторожно укладывая ее на бортик фонтана. Я наблюдаю за этим действом отстраненно, флегматично отмечая, что на теле этой Изабель, как назвал ее валяющийся на поверхности воды парень, нет никаких видимых следов насильственной смерти; что безукоризненный костюм Оскара безнадежно испорчен; что сама я сижу почти по грудь в светло-желтой воде, продрогшая насквозь. И не могу пошевелиться. Ступор прошел, а тело все еще бастует.

Мало-мальски, но возвращается в норму оно только тогда, когда Оскар, закончив с девушкой, поворачивается ко мне и протягивает руку, помогая подняться на ноги. Да-да-да! Вот что мне было нужно! Подержаться за живую теплую руку! Словно так вокруг меня появляется невидимый барьер, и смерть, досадливо вздохнув, отступает прочь.

– И что теперь с ними делать? – киваю я на лежащую на бортике фонтана парочку влюбленных, один из которых еще дышит, хотя рана у него на голове выглядит жутковато. – Будешь делать Русалку по-новой?

Без нее фонтан стал выглядеть как-то куцо и слишком просто. Без изюминки, как бы ужасно ни звучали эти слова.

– Придется, – кивает Оскар, и я вижу, что перспектива эта его нисколько не радует. Могу его понять. Кому понравится заново переделывать доведенную до совершенства работу, на которую убил невесть сколько времени, а потом какой-то дятел взял и разрушил все твои труды. – На это уйдет уйма времени.

– Вот и чудно, мне с самого начала был интересен процесс.

Это что, правда я сказала? Я?! Какого черта?! Я ведь изначально хотела предложить похоронить ее по-человечески! Но слово не воробей, так что приходится поддерживать образ.

– А что с ним? Ты и его хочешь?.. – я замолкаю, не зная, как потактичнее выразить свою мысль.

– О, нет, – внезапно оживляется Оскар, до этого, кажется, пребывающий в некотором замешательстве от моей реакции. – Пожалуй, для него у меня есть другая судьба. Совершенно особенная.

Что-то мне совсем не хочется знать, что же именно он имеет в виду. От необходимости что-то отвечать меня избавляет порыв ветра, безжалостно прошедший по моим мокрым плечам. Надо ли говорить, что я тут же замерзла и покрылась мурашками?

– Иди в дом, Эмеральда, – негромко произносит Оскар. – Не думаю, что тебе будет интересно наблюдать за тем, что будет дальше.

Да, тут он пожалуй, прав. Хватит с меня этой мертвой девушки. Сейчас мне больше всего хочется полежать в ванне и смыть с себя прикосновение к смерти. Да и не думаю, что сидение в воде напополам с бальзамирующей жидкостью так уж полезно для кожи.

– Ты знал? – спрашиваю я.

Закутавшись в теплый плед, я сижу на кровати в спальне и пью горячий чай. В этот момент жизнь кажется мне на редкость хорошей штукой, и мне совершенно неважно, что произошло в недалеком прошлом. Будто бы и не было этого вынужденного обнимания с Русалкой.

– Что один из грабителей не грабитель? – отзывается Оскар. – Конечно, знал. Где я, по твоему был, когда ты неделю сидела одна?

– Понятия не имею, – улыбаюсь я. – Я ведь почти ничего не знаю о тебе. Возможно, что и вовсе ничего, а ты просто заставил меня поверить в тот образ, который придумал специально для меня.

Не сказать, что меня нервировала подобная перспектива. Но было бы несколько обидно, с этим не поспоришь. Хотя меня тоже нельзя назвать полностью настоящей. Настоящей я была тогда, до похорон живьем. А сейчас нет, я как картинка, раскрашенная только наполовину.

– Ты ведь была в наблюдательном пункте и знаешь, что я могу и наблюдаю за всем, что происходит в доме, – говорит он. В его голосе нет недовольства тем фактом, что я проникла на его территорию, и это откровенно радует. – Заметить проникновение труда не составило. Проследить и выяснить личность – тем более.

– Меня все чаще посещают мысли, что ты все-таки работал когда-то в полиции или, что было бы еще забавнее, ты один из моих коллег, – усмехаюсь я, представив, что бы было, окажись все так на самом деле. – И жива я только лишь поэтому, а вовсе не по каким-то призрачным причинам, которые мне все еще не до конца ясны.

– Что же тебе не ясно? – спрашивает Оскар. – Мне казалось, мы все обговорили еще в первый день твоего пребывания здесь.

– Чушь, – качаю головой я, лукаво смотря в камеру под потолком. – Ты говорил, что будешь ждать, когда сама соглашусь стать частью твоей коллекции. Ты ведь знаешь, что больше всего я хочу остаться здесь. Формально мое согласие у тебя уже есть. Так за чем же дело стало? Почему ты все еще не закончил эту игру и не сделал то, что собирался с самого начала?

Оскар в ответ только негромко усмехается. А потом внезапно обрушивает на меня коварный вопрос:

– А почему ты не пишешь свою книгу?

Черт! И что я должна ответить?! Это самой себе объяснять просто, потому что ничего объяснять по сути и не нужно. Для меня все очевидно. Но как объяснить это ему?.. Это слишком личное. Этого я не смогу рассказать. Даже Оскару.

– Я пишу, – наконец, говорю я, собравшись с мыслями. – В душе пишу. Для себя.

– В таком случае зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые ты и сама знаешь? – мягко интересуется он. – Я тоже работаю, как и ты. Для себя.

Некоторое время мы молчим. Я сосредоточенно разглядываю стену, игнорируя дымящуюся чашку с чаем, вкус которого вдруг потерял для меня всякую привлекательность.

– Почему ты не вмешивался? – тихо спрашиваю я не то у него, не то у самой себя, только вслух. – Там, у фонтана, когда он держал пистолет у моего виска. Почему ты не пытался помочь мне?

– Ты и сама прекрасно справлялась, разве нет? К тому же, пока я не вмешивался, ты была в полной безопасности. Ты же тоже отчасти психолог, должна понимать. Он первый раз взял в руки оружие и до этого никого не убивал. А после твоих слов о том, что ты тоже жертва, он полностью потерял уверенность в своих силах. Должен заметить, ты в неплохой форме, Эмеральда.