Шекспир, рассказанный детям

/ ^! N

Бенедикта прервала речь его, сказав, что удивляется его болтовне, которую уже никто не слушает и на которую никто не обращает внимания.

Хотя Бенедикт был такой же ветреник, как и Беатриса, однако ему эта фраза пришлась не по вкусу; девушке такого высокого звания неприлична болтливость, подумал он. В то же время в нем проснулось чувство оскорбленного самолюбия; он вспомнил, что и во время прежнего пребывания в Мессине Беатриса выбирала его предметом своих остроумных шуток.

Известно, что кто любит смеяться над другими, терпеть не может, чтобы смеялись над ним; именно так это и было относительно Беатрисы и Бенедикта. При каждой встрече у них загоралась настоящая война; насмешки и остроты так и сыпались.

Теперь, когда Беатриса так неожиданно прервала Бенедикта, сказав, что никто не обращает на него внимания, он, притворяясь, что не замечал ее до сих пор, сказал:

— А! Госпожа-насмешница, вы живы еще?

Этого было довольно, чтобы война разгорелась еще сильнее. Беатриса, увлекшись, в пылу разговора позволила себе намекнуть на трусость Бенедикта, хотя и хорошо знала, что он доказал свою храбрость; кроме того, заметив, что принц любил слушать его живые и меткие остроты, она назвала его шутом принца.

Последняя фраза глубоко запала в сердце Бенедикта. Уверенный в своей храбрости, он не обратил никакого внимания на намеки Беатрисы об его трусости. Остроумные люди ничего так не боятся, как обвинения в шутовстве, потому что оно часто похоже на истину.

Во время этой веселой перебранки скромная Геро молчала; Клавдио между тем рассматривал ее прелестное лицо и с удовольствием заметил, что она очень похорошела. Принц забавлялся, слушая остроты двух врагов.

— Какая веселая девушка ваша племянница; она была бы отличной женой для Бенедикта,— шепнул он Леонато.

— Помилуйте, принц, если они обвенчаются, то через неделю же заговорят друг друга до сумасшествия,— отвечал Леонато.

Хотя Леонато и высказал принцу, что эта свадьба будет несчастьем для Беатрисы и Бенедикта, но тот все-таки не хотел отказаться от мысли соединить эти два насмешливых существа.

Когда принц с Клавдио вышел из дворца, то узнал, что, кроме проектируемой им свадьбы Бенедикта и Беатрисы, в том же обществе замышляется еще другая. Клавдио говорил ему о Геро в таких выражениях, что принц не мог не догадаться, что происходит в его сердце.

— Любишь ли ты ее? — спросил он своего друга, вполне ему сочувствуя.

— Когда я был в последний раз в Мессине,— отвечал ему Клавдио,— я смотрел на нее глазами воина, который хотя и чувствует, что влюбился, но не имеет времени предаться этому чувству. Теперь же, в мирное время, воинственные мысли покинули меня и уступили место другим, более нежным; эти последние, толпясь в моей голове, беспрестанно подсказывают мне, как прекрасна Геро, и напоминают, что я полюбил ее еще прежде, чем пошел на войну.

Признание Клавдио в любви к Геро так подействовало на принца, что он, не теряя времени,

J

( л

стал хлопотать, чтобы Леонато принял Клавдио в свои зятья и скоро, естественно, уговорил его. Принцу также не стоило большого труда получить согласие самой Геро на ее свадьбу с Клавдио, который вполне заслуживал этого счастья.

Уступая просьбам принца и Клавдио, Леонато обещал не медлить со свадьбой любящих друг друга молодых людей.

Несмотря на короткий срок, назначенный для свадьбы, Клавдио жаловался на медлительность, находя этот промежуток времени очень скучным. Он в этом случае похож был на всех молодых людей, ожидающих с нетерпением исполнения желаний, в которых участвует их сердце.

Чтобы сократить часы долгого ожидания и весело дождаться свадьбы, принц предложил придумать и привести в исполнение план, который заставил бы Беатрису и Бенедикта влюбиться друг в друга. Клавдио с большим удовольствием согласился участвовать в этой шутке; Леонато тоже обещал свое содействие; даже Геро предложила свои скромные услуги, чтобы добыть своей кузине хорошего мужа.

Хитрость, придуманная принцем, состояла в том, чтобы мужчины уверили Бенедикта, что Беатриса в него влюбилась; а чтобы Геро, со своей стороны, точно так же обманула Беатрису.

Перыми начали действовать принц, Клавдио и Леонато. В то время как Бенедикт сидел за книгой в беседке, они расположились за деревьями так близко к нему, что разговор их он не мог не слышать. Сначала они говорили о вещах посторонних и мало-помалу свели речь свою на Бенедикта и Беатрису.

— Послушайте, Леонато,— сказал принц,— Не-

J

<Л±У

V.

ужели правда то, что вы сказали мне прошлый раз про вашу племянницу, неужели она влюбилась в Бенедикта? Мне и в голову никогда не могло прийти, чтобы она могла полюбить кого-нибудь.

— Я сам,— отвечал Леонато,— удивлен, что она влюбилась в Бенедикта, которого, кажется, прежде терпеть не могла.

Клавдио, со своей стороны, подтвердил эту новость, сказав, что он слышал от Геро об этом и что Беатриса, по всей вероятности, умрет от горя, если он, Бенедикт, не полюбит ее. Затем Клавдий и Леонато с грустью согласились, что вряд ли эго сбудется, так как Бенедикт всегда дурно отзывался о всех молодых девушках, и в особенности о Беатрисе.

— Как хорошо было бы, если бы кто-нибудь рассказал об этом Бенедикту,— сказал принц, притворяясь, что чувствует сострадание к Беатрисе.

— Зачем? — спросил Клавдио.— Разве затем, чтобы он стал смеяться над этим и еще более мучить бедную девушку.

— Он будет достоин смерти, если позволит себе это, потому что Беатриса милая, прекрасная девушка и очень умна во всем, исключая разве любви своей к нему.

Высказав, что было нужно, они ушли, оставив Бенедикта в глубоком раздумье.

Хитрость их совершенно удалась; Бенедикт, сидя в беседке, не пропустил ни одного слова из их разговора; и когда услыхал, что Беатриса его любит, то невольно подумал: «Может ли это быть? Так вот откуда дует ветер». Он долго рассуждал сам с собой: «Это не может быть пустой шуткой. Они разговаривали совершенно серьезно, и притом слышали об этом от Геро... они, как я

V

J