Шёл разведчик по войне

— Здесь ему земли мало, Териоки пошёл отвоевывать…

«К чему это она опять про Териоки? — Насторожился Микко. — Проверяет?!» — И сказал.

— Териоки, — это финская земля.

— Финская земля… Финской земли знаешь сколько раньше было? До Урала. А на севере за Урал, до Оби и даже за Обь. Что ж, теперь идти у русских Петербург отвоевывать, у немцев Псков и Новгород, у татар и башкир Урал и Заволжье отбирать, раз всё это раньше финские земли были?

Микко попытался было вставить слово, но попробуй кто вставить хоть звук в монолог осерчавшей женщины.

— Нет, вам, мужикам лишь бы воевать, а о семье думать вы не хотите! Учитель истории говорил, что в давние времена, чуть ли ни при рождении Христа русские, они тогда венетами [9] назывались, на финские земли пришли. Вся северная да и часть средней России, ближе к северу — это бывшие финские земли. И всегда мы с ними жили по соседству и ладили. Потому что своё доброе имя ценили, друг друга уважали. Русские землю пахали, хлеб растили, финны охотились, рыбу ловили, грибы, ягоды собирали. Каждый занимался своим делом, не лез в чужие угодья, не считал себя умнее соседа, не поучал, не отбирал то, что сам не заработал. Одним словом, по-людски жили. А тут… В тридцать девятом русским мало земли показалось… До Тихого океана всё под себя подобрали, нет мало, подай им ещё и Карелию. Теперь нашим воевать засвербело… Вот и навоевался. Ему что, лежит в своем Териоки. А мне… Как мне одной хозяйство вести? Как детей растить?.. — Всхлипнула. Посморкалась. — Я ведь учительницей была в младших классах. И хотела потом, когда дети немного подрастут, доучиться, стать учительницей истории. А сейчас какое учительство, когда хозяйство на руках…

9

Отсюда: venalainen — русский, русская; venaja — русский язык.

Но услышав сонное посапывание мальчика, буркнула.

— Все вы одинаковые, — и потихоньку выплакавшись, повсхлипывала, повздыхала и тоже заснула.

Утром Микко помог немного по хозяйству, позавтракал солёной рыбой и чаем из заваренных брусничных листьев и, поблагодарив хозяйку, собрался дальше.

Хозяйка на прощанье положила в банку из — под тушёнки солёных грибков и дала краюшку хлеба. Перекрестила вслед и прошептала.

— Помоги ему, Господи. И не попусти такого с моими детьми…

А его учительница в младших классах была не такая молодая, совсем старенькая, звали её Таисия Михайловна. Добрая была и со всеми разговаривала ласково. Что в первые дни в первом классе вводило Мишу в заблуждение. Он думал: «вот этот мальчик, её сын, а вот эта девочка её дочка, раз она так ласково с ними разговаривает». Уроки она объясняла скучновато, но понятно. И на дом по многу не задавала. Так что дома, оставалось только пробежать глазами, повторить, чтобы лучше запомнились устные, да немногим больше времени отнимали письменные. Уроки всегда так делаются — когда понятно, тогда недолго.

Каждый раз на классном часе, после коротенького классного собрания, проводились громкие читки. Читали о Кутузове и битве при Бородине, о Суворове и его чудо — богатырях, и даже о дотоле неизвестном никому из учеников казачьем генерале Слепцове, который учился вместе с дедушкой Таисии Михайловны в Горном институте на Васильевском острове. Книжку о нём, больше похожую на тетрадку, ещё дореволюционную, без обложек, но с «ятями», принесла Таисия Михайловна. И сама читала, потому что ученики в этих «ятях» только путались.

Герой Кавказской войны Слепцов Николай Павлович недолго проучился в Горном институте, уговорил отца перевести его в школу гвардейских подпрапорщиков. И окончив её в чине прапорщика гвардии, попросился служить на Кавказ, где шла война.

Через девять лет боевой службы был назначен командиром Сунженского казачьего полка. Казаки гордились своим командиром и любили его.

Противник, чеченцы, как о них написано в той книжке — умелые воины и стремительные бойцы, народ мужественный, но не мирный, постоянно промышлявшие набегами, грабежами и разбоем, уважали и боялись его. Уважали за то, что он знал и уважал обычаи гор, был честен, всегда держал, даже врагу данное слово и никогда не обманывал. Храбрый и отважный в бою, умелый в воинском искусстве, не единожды обращал в бегство вождя горцев аварца по национальности Дагестанского и Чеченского имама Шамиля и его воинство. К разбойникам был беспощаден и скор на наказание, за одного убитого русского, будь то казак или поселенец, немедленно слетали с плеч две чеченские головы. Горцы знали — где Слепцов, там наказание неотвратимо и держались в своих разбойных устремлениях от Слепцова подальше. А матери-чеченки стращали своих непослушных детей: «не будешь слушаться, Слепцов придёт!» и те мигом затихали.

Но знали горцы и другое — невиновного Слепцов к ответу не привлечёт.

Уважали его и за великодушие. Когда в бою под Валериком был убит один из горских предводителей наиб Анзоров, Слепцов послал к его вдове гонца с выражением соболезнования о смерти храброго воина и с дорогими подарками. Захваченных казаками во время экспедиций мирных жителей всегда отпускал и если кому предстояло далеко добираться до дома, снабжал деньгами на дорогу.

Зная его честность и справедливость даже горцы приходили к нему, случалось и издалека, чтобы он рассудил спор. И суд его принимали, как безоговорочный: «Так Слепцов сказал!»

Слепцов пал в бою, во время атаки был смертельно ранен пулей в грудь возле сердца. Перед тем боем он написал письмо родителям и сделал на нём пометку «последнее».

Похоронили его, уже генерал — майора, в казачьей одежде, так хотели любившие его казаки.

А Высочайшем указом повелевалось: «В память генерал — майора Слепцова, образовавшего Сунженский казачий полк и постоянно водившего его к победе, станицу Сунженскую впредь именовать Слепцовскою».

И даже враги его, горцы, в память о нём сложили песню. Была та песня в книжке, но Миша наизусть её не запомнил. [10]

10

Чеченская песня о генерале Слепцове:

Знали все горы, Богатый и бедный, Знали бесстрашную удаль Слепцова, И гостеприимную сень его крова. Знал его почтенный народ кабардинцы, И дальние жители гор — тавлинцы, Знали и мы, чеченцы, соседи его, И любили врага своего. Слава его высока и светла Как вершины Казбека, И грудь боевою отвагой полна, Полна как грудь могучего льва.

Ещё читали о героической гибели героического крейсера «Варяг». И когда читали про «Варяг», в конце классного часа все, и Таисия Михайловна тоже, хором пели.

Наверх вы, товарищи, все по местам!

Последний парад наступа — а — ет…

Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,

Пощады ни кто не жела — а — ет!

А мальчишки ещё и такт, ладошками по партам, негромко отбивали.

Почти у всех учителей в их школе были прозвища, даже у директора, но у Таисии Михайловны не было. Наверно потому, что Таисия Михайловна уже совсем старенькая, самая настоящая бабушка. А кто же бабушку обозвать решится? Только последний негодяй.

— Этот класс у меня последний, четвёртый выпущу и больше брать не буду, на пенсию пойду, — говорила Таисия Михайловна

И поступила как говорила. Весной сорок первого проводили её на пенсию и подарок, большую фарфоровую вазу с надписью вручили. Эту вазу они всем классом помогали ей отвезти домой. А она их чаем напоила, поцеловала каждого на прощанье и даже немножко поплакала, а девочки её утешали и мокрый платок ей к щекам и к глазам прикладывали, чтобы глаза не покраснели.

Со второго полугодия третьего класса физкультуру у них вела не старенькая уже Таисия Михайловна, а недавно пришедший в школу Леонид Иванович. О нём говорили, что он бывший пограничник, чуть не командир заставы, теперь в отставке по состоянию здоровья после ранения. Это в глазах учеников, особенно мальчишек, создавало ему немалый авторитет. В другой школе Леонид Иванович сразу бы героем объявили, но в их микрорайоне было построено четыре кирпичных ДКСа [11] , в каждом четыре этажа и две парадные, целый городок. Поэтому в школе две трети учеников, если не больше были детьми военных, многие из которых прошли и Хасан, и Халхин — Гол, и Белофинскую кампанию.

11

Дом командирского состава.

Невысокий, подтянутый, смуглый, с подрытым оспинами лицом, резкий на тон и, иной раз, не сдержанный на обидное слово, Леонид Иванович с первого урока не очень — то понравился классу, особенно девочкам.

— Висишь как куль с зерном… Будто не ученик упражнение делает, а краб щупальцами шевелит, — под общий смех характеризовал он неуклюжего мальчишку на перекладине.

— А ты что распласталась по мату, будто мокрая тряпка по полу? — Обращался к сорвавшейся с брусьев девочке. — Вон какая лужа слёз натекла. Быстро встала, побежала, глаза вытерла и боль забыла.