Шёл разведчик по войне

И Йорма ласково рассмеялся, вспомнив эту незатейливую историю из семейного быта.

Отдых закончился, солдаты вставали со своих коек, собирались на работу.

— Хилма, — унтер — офицер указал на Микко. — Дай ему с собой хорошую рыбу.

— Сама, думаешь, не догадалась? — Старая Хилма, похоже, немного обиделась. — Я ему из бочки сига выбрала. На крышку положила, чтоб рассол стек.

— Правильно сделала, — Йорма, как и подобает серьёзному мужчине, не собирался обращать внимания на женские обиды.

Унтер — офицер, сейчас в роли разводящего, повёл солдата сменить на посту Арикайнена. Остальные на работу. Микко взялся было надевать лыжи и зажался, заперебирал стиснутыми ногами.

— Можно… за сарай… забегу?

— Беги, беги, — рассмеялся мальчишечьей беде Йорма.

Микко забежал за большой сарай, порыскал по тесовой стене, нашёл щель между досками. Точно! Не ошибся он! Котлован в сарае и арматура из котлована торчит. Больше здесь делать нечего.

— Спину береги, а то почки застудишь, так и будешь за каждый угол бегать, — поостерёг Арикайнен мальчика.

— Хорошо, спасибо, — взмахнул на прощанье лыжной палкой и съехал к дороге.

«Ремонтники… Почему на бетонировании ремонтники? А с чего вывел, что на бетонировании? Ремонтники, скорее всего, арматурой занимаются. Да. Арматуру и резать, и гнуть, и сваривать нужно, они умеют, оборудование есть. А непосредственно на бетон, наверно, бетонщиков присылают. Или… Ладно, это уже не принципиально, на войне побольше чем в цирке всяких чудес насмотришься. Я свою задачу выполнил, что они делают установил».

— Иди обедай, — сказал Кананпойка сменившемуся Арикайнену. — Отдохнешь часок и приходи работать. — Поискал глазами где Микко, но дома скрывали дорогу. — Жалко мальчишку. Скольких, вот так, война сиротами сделала.

— Среди людей не пропадёт, — рассудил Арикайнен.

— Не пропадёт, если от людей будет поддержка. А всё равно… Без отца и матери жить, как на костылях ходить. Нет, армия должна быть. Солдаты, хорошие солдаты, тоже должны быть — свою страну охранять надо. Но войны быть не должно. Такое мое мнение. Ну ладно, чего впустую говорить, нас с тобой о прежних войнах не спрашивали, об этой не спросили — начинать её или нет. И о будущей, не приведи ей Бог случиться — не спросят. Так что, ты иди обедай, а я посмотрю как ремонт идёт.

От деревни Микко пошёл не по дороге, которая петляла между холмами, а напрямую, по лыжне. Углубившись в лес, развоевался. Сначала обратил в копье лыжную палку, сбивая шапки снега с пеньков и выбивая их из развилок. Потом отломал изогнутый как сабля сухой еловый сук, и нападая с ним на кусты и деревья, сшибал веточки и, некоторые из них, подбирал как трофеи:

«Сосновая палочка потолще — строится дот, немного расщепим вдоль и вставим в расщеп маленький клинышек — строительство законсервировано на неопределённое время. Гарнизон финский, налицо шесть рядовых — шесть тонких берёзовых. Двое должны прибыть — добавим развилку, через день — два — процарапал два кольца у основания развилки, соединил кольца продольными линиями. — Один унтер — еловая палочка. Четыре орудия среднего калибра — четыре ольховые палочки. Неисправные, ремонтируются — немного расщепим вдоль. С этим закончено. Теперь режим охраны…» — Вновь стал сбивать, подбирать и обламывать веточки.

Обвязал палочки ивовой корой, засунул их за отщеп разбитой грозой сосны возле лыжни. Отбросил еловую саблю и отойдя на десяток метров назад метнул, как копье, лыжную палку в составленный пучок. Это уже на случай, если за ним следят. Промахнулся. Подобрал палку и прибавил скорости — надо торопиться, играть больше некогда.

У въезда в Киеромяки шлагбаум и охрана — финские солдаты.

— К Юлерми Пюхяля иду, в гости. Он мой дядя. Поживу у него.

— Поживи, — не возражает старший. — Только пусть дядя сходит к командиру и предупредит его. У нас здесь режим строгий.

Киеромяки носила своё название [14] из — за северного склона, непосредственного отношения к деревне не имевшего.

Если южный склон холма, чуть выше середины которого степенно текла улица дворов в тридцать, пересеченная переулком, сбегавшим вниз от улицы четырьмя дворами, а верхним концом упиравшимся в сарай, выстроенный при советской власти для трактора, который предполагалось выделить будущему колхозу, был пологим, то северный, — почти отвесным. К тому же вкривь и вкось изрезан оврагами и буераками. И подкопан изрядно — в довоенное время жители не только Киеромяки, но и окрестных деревень брали там песок для своих нужд — удивительно ровный и чистый.

14

Kieromaki — Кривая гора.

Однако сейчас ни сельчане ни их соседи песок оттуда не только не брали, но и взглянуть на северный склон возможности не имели: несколькими метрами ниже хребта по южному склону, как раз там, где заканчивались наделы, в два ряда тянулась колючая проволока, ограждая северный склон не только от посягательств, но и от взглядов.

Юлерми встретил Микко так, будто они расстались, самое давнее, сегодня утром после завтрака.

— Хювяя пяивяя, — поздоровался Микко.

— Терве, — ответил он на приветствие. — Иди в дом. Коня распрягу, тоже приду.

В глубине двора стоял запряжённый в сани невысокий, но крепкий коник, несмотря на несильный мороз обвешанный сосульками. И дно саней присыпано обрывками бересты и крошками ольховой коры.

«Дрова из лесу возил. И, скорее всего, не себе — у дровяника ни полена», — определил Микко.

Дом и хозяйственные постройки были примечательны: срублены не из кругляка, но каждое бревно отёсано в овал, остругано рубанком и проолифлено. Юлерми славился в округе своим плотницким мастерством и тщательностью в работе. Дом был высокий и стоял на фундаменте из буроватого гранита с красиво расшитыми швами меж камней. Дверь, над которой приколочен древний оберег, челюсть огромной щуки, заперта на «карельский замок» — прислонённую палку. Крыльцо высокое на резных столбах, крытое в один скат тёсом, нижние ступени припорошены снежком.

«Снег шёл ещё утром… С утра дома никого не было. Значит, один живёт».

Микко вошёл в дом.

Возле входа слева, рукомойник, под ним ушат. По той же стороне, ближе к середине боковой стены печь. Перед печью кухня. Между печью и фасадной стеной женская половина, спрятанная за занавеску. В противоположном по фасаду, по — карельски в большом, русский бы сказал — в красном углу, три иконы: Иисуса Христа, Божией Матери и святого Александра Свирского. Это мужская половина, самое почётное место в доме. Вдоль всей правой стены, почти под самым потолком проложено бревно. На нём обычно сушили сети, гнули полозья для саней а иногда и лыжи.

Карелы в домашнем и хозяйственном обустройстве предпочитали обходиться своими силами и только в случае крайней нужды нанимали специалистов. Не считая богатых, естественно, богатые могли себе позволить наемный труд и без крайней нужды.

Фасад дома в три окна. У среднего, сокрытого занавеской, торцом к подоконнику стоял невысокий стол, возле него скамейки. У правой стены деревянная кровать, застланная старательно, но не очень умело.

В доме не топлено и от того неуютно. Однако, невзирая на неуют, довольно чисто, если не считать нескольких невымытых посудин.