Шел снег

— Буду проламывать казакам головы этим ружьем!

— Или штатским, мой капитан. Посмотрите на этот бедлам!

Перед возведенным понтонерами мостом, по которому переправлялись полки Удино, гренадеры с трудом сдерживали толпу возбужденных людей. Их штыки уже давно никого не пугали. Беженцы толкались среди лошадей и повозок, их становилось все больше и они сбивались в плотную массу.

Еще не успели переправиться через реку тысячи солдат 2-го армейского корпуса, как были завершены работы на втором мосту. Повозки императорского дома, выстроившись вереницей, ждали команды трогаться. Артиллеристы тоже готовились к переправе. Здесь же собиралась гвардия, хотя часть ее осталась у первого моста; чтобы сдержать напор толпы. Под неодобрительный ропот людей землекопы из военных строителей копали широкую траншею. Капитан со своей бригадой пристроился вслед за старой гвардией. Коленкур давал указания возчикам:

— Чтобы не перегружать мост, вы должны ехать как можно медленнее и держать дистанцию.

— На это потребуется много времени.

— У нас впереди вечер и ночь.

На деревянный помост въехала коляска. Затаив дыхание, все прислушивались к стуку колес по настилу моста. Следом проехала карета, и тоже обошлось без неожиданностей. Тогда Коленкур решил пустить по обе стороны повозок гвардейских пехотинцев. Быстро стемнело, и пришлось зажечь факелы, из-за чего переправа через Березину стала напоминать похоронную процессию. Смирившись со своей участью, беспорядочная масса гражданских устраивалась в поле на ночлег вокруг подожженных повозок.

Осветив факелом окошко одной из колясок, капитан заметил своего слугу. Это успокоило его. Славный Полен… В конце концов, не так уж плохо все складывается: через несколько дней они будут отдыхать в Вильно, процветающем городе, где можно будет потратить деньги и повеселиться. Русская армия, которой опасался Бассано, отошла. Она должна были усилить соединение Кутузова.

Когда д’Эрбини ступил на мост, случилась неприятность: колесо катившейся впереди повозки провалилось в дыру между разошедшимися досками настила. Дежурившие на плотах понтонеры бросились укреплять помост, а кучер и пехотинцы приподняли повозку и высвободили застрявшее в бреши колесо.

Проявляя осторожность, солдаты вели запряженных лошадей под уздцы, это позволяло сдерживать животных и быть начеку в случае внезапной опасности. При въезде на мост повозки соблюдали дистанцию, однако к выезду они скучивались: на прихваченном морозом правом берегу колеса уже успели вспахать землю, и подъезжающие повозки вязли в грязи, загромождая выезд на лесную дорогу. Мост, перегруженный по этой причине, плохо выдерживал переправу. Всякий раз, когда надо было поправить покосившуюся стойку либо иную деталь моста, в работу включались понтонеры.

Д’Эрбини шел по мосту, стараясь не смотреть на черную воду, в которой теснились льдины. Время от времени ледяные глыбы таранили сваи, и от этого мост ощутимо подрагивал. Капитан уже преодолел половину пути, когда перед ним остановилась карета: пала одна из лошадей. Кучер и пассажиры обрезали постромки, которые удерживали лошадь, и столкнули животное в воду. Подняв фонтан брызг, оно ушло под воду.

Потрескивание моста становился все тревожнее. Капитан решил действовать самостоятельно: переходя от коляски к коляске, он советовал пассажирам для их же безопасности выйти из экипажей и идти пешком. Он уже собирался постучаться в окошко повозки секретарей, лошади которой опасно били копытом, как вдруг под нею проломился настил; лошади с храпом испуганно рванули в сторону, и повозка свалилась в реку. Десятки факелов осветили место драмы.

— Полен! — крикнул капитан.

Понтонеры направили свой плот к повозке, содрогавшейся под ударами плывущих льдин. Она лежала поперек реки, зацепившись колесами за одну из стоек моста, которая под напором льда и течения могла завалиться в любую минуту. Передав кому-то факел, д’Эрбини уцепился за край помоста, сполз с него и повис над водой. Его ноги стали на кузов лежащей на боку повозки. Каблуком сапога капитан выбил стекло дверцы, просунул внутрь руку и, отодвинув задвижку, распахнул дверцу. Из темного проема к нему сразу же потянулись руки. Гренадеры сбросили веревки, а понтонеры уже подгребали к полузатопленной повозке. Всех спасенных пассажиров подняли на мост. Но Полена среди них не было. Где Полен? И Рок? Д’Эрбини заглянул в салон экипажа, но он был пуст.

— Господин капитан!

Полен вместе с Роком стоял на краю моста. Их предупредили о возможной опасности, и они предпочли идти пешком позади коляски.

Себастьян, наклонившись вниз, попросил капитана.

— Господин д’Эрбини, взгляните, пожалуйста, не видно ли там коричневой кожаной сумки. В ней мои книги.

Капитан сделал вид, что ищет, но про себя подумал, что этот молодой Рок, хоть и сосед по Нормандии, но большой нахал.

Себастьян вместе с другими служащими императорского двора мерз у костра на опушке молодого леса, откуда просматривалась Березина. Армия продолжала медленно переправляться на западный берег. В свете бледного утра одна колонна следовала за другой. Мост для переправы артиллерии и обоза ломался много раз, и Себастьян, наблюдая, как мучились в ледяной воде понтонеры, про себя порадовался, что он секретарь, а не понтонер. Те безропотно лезли в реку, что-то подправляли, и движение возобновлялось. Солдаты сознавали, что от их работы зависело спасение армии. [12]

12

По свидетельствам очевидцев, все понтонеры генерала Эбле, наводившие мосты через Березину и работавшие в воде, позже умерли от переохлаждения. (Прим. ред.)

На подходе к мостам гренадеры с трудом сдерживали неспокойную массу людей, желавших перебраться на другой берег в те короткие промежутки времени, когда один батальон уже перешел мост, а другой был еще на подходе. Но армия имела приоритет и давала всем это почувствовать. Старшие офицеры заставляли толпу расступиться ударами палки, плоской стороны сабли, рукояти пистолета. Себастьяну показалось, что он увидел Даву верхом на лошади; того едва не затерло между двумя фургонами: маршал лично собирал своих грязных и изможденных солдат, рассеявшихся среди повозок, лошадей и негодующих беженцев.

Внимательно присматриваясь к растерянному люду, теснившемуся у реки, Себастьян надеялся увидеть Орнеллу. Что с ней? Жива ли? Внутренний голос подсказывал ему, что она где-то здесь, в этой сутолоке. Ему хотелось убедиться в этом. Себастьян направился в сторону хутора из трех домов, где император собирался провести ближайшую ночь.

Послышались сдавленные крики и призывы на помощь… На земле, лежа на животе, причитал вольтижер. Еще до рассвета его друзья, сбившись в темноте с пути, провалились в присыпанный снегом глубокий колодец, который вырыли крестьяне.

— Вы не можете сбросить им веревку?

— Все веревки пошли на строительство мостов.

— А пояс?

— Он короткий.

— Тогда ветки?

— Они ломаются.

— Ничего нельзя сделать…

— Да нет же, надо смотреть под ноги, чтобы не свалиться в одну из этих чертовых ям!

Укутавшись в толстые одеяла, у догорающего костра сидели уланы и дымили короткими трубками. Их лошади были привязаны к стволам сосен.

— Вы не могли бы одолжить мне одну из ваших лошадей? — спросил Себастьян.

— Куда вы собираетесь ехать?

— К мостам.

— А если мы ее больше не увидим?

— Одолжите в обмен на это…

Себастьян показал им бриллиант, который держал двумя пальцами. Кремлевские бриллианты — это все, что у него было. Уланы с сомнением поглаживали усы. Они колебались. В этой ледяной пустыне золото, серебро и драгоценные камни ничего не стоили. Как-то раз Себастьян видел, как одинокий беженец предлагал серебряный слиток в обмен на хлеб, но люди, не останавливаясь, проходили мимо — серебром сыт не будешь. Один из уланов в звании лейтенанта согласился. У него было две лошади, и он уступил Себастьяну крапчатую кобылу своего слуги.