Шел снег

Повозка с ранеными, которую на полном ходу вынесло на берег, наполовину увязла в трясине. У кареты, за которую уцепились Орнелла и Фурнеро, сломалась ось, и при падении она придавила пару не успевших увернуться солдат, отставших от своей части. Доктора отбросило в сторону, и он затылком ударился о колесо стоявшей рядом двуколки. По голове и шее Фурнеро потекла кровь. «Только держись! Только держись!» — как заклинание твердила себе Орнелла. Пальцы ее одеревенели от холода, и она скользнула вниз.

Подхваченная потоком людей, она потеряла доктора из виду. Напор толпы был настолько силен, что уносил ее все дальше и дальше от места падения. Люди ощущали свою полную беспомощность, ибо перестали быть личностями, способными на самостоятельные решения; они превратились в единый чудовищный организм — толпу, и были обречены двигаться с ней лишь в одном направлении — к мосту. И этот тысячеголовый монстр неудержимо катился с мощью неукротимой лавины, все сметающей на своем пути. Неуправляемая масса людей втаптывала в грязь обугленные останки сгоревших повозок, черные от крови и копоти оторванные конечности, изломанные колесами повозок тела погибших, потерянную амуницию: помятые каски, кирасы, солдатские ранцы, брошенные и уже никому не нужные трофеи…

У входа на злосчастный мост люди озверели окончательно: злые, как дьяволы, солдаты пустили в ход штыки и палаши, чтобы устранить всех, кто стоит у них на пути. Орнелла перестала чувствовать под ногами землю, она превратилась в частицу толпы и та увлекала ее с собой, независимо от ее воли. Неожиданно на забитом людьми мосту Орнелла заметила доктора Фурнеро. У нее на глазах доктор, не устояв на ногах под напором людской массы, покачнулся и свалился с моста, но в последний момент успел уцепиться за край настила. И почти сразу же доктор взвыл от боли, когда по его скрюченным пальцам проехало колесо тяжело груженой повозки.

Прибывшие последними кавалеристы маршала Виктора ударами хлыстов разгоняли несчастных беженцев; какая-то дама уцепилась за хвост лошади, и всадник, чтобы освободиться, саблей отсек его; женщина с пучком конских волос в руках упала под ноги толпы и тут же была втоптана в землю. На правом берегу в ожидании команды поджечь мосты перед жаровнями с раскаленными углями выстроились саперы.

На гребне холма появились казаки, и русские пушки открыли огонь. Одна за другой гранаты рвались среди охваченной ужасом беспомощной толпы. Прорываясь к мосту, разъяренные солдаты пускали в ход штыки и сабли, раненые с развевающимися на ветру пустыми рукавами шинелей неловко выбирались из санитарных фургонов.

Орнеллу трясло, как в лихорадке. С лицом, перекошенным от ужаса, глядя прямо перед собой безумно выкаченными глазами, она пробиралась через кучу трупов, и вдруг почувствовала, как кто-то схватил ее за ногу: человек, на которого она наступила, был еще жив и взывал о помощи. Не будь поток беглецов таким плотным, она бы бросилась назад, но толпа продолжала нести ее все дальше и дальше. Впереди среди повозок взорвалось ядро. Толпа отшатнулась в сторону, увлекая за собой зажатую, словно в тисках, задыхающуюся Орнеллу.

Мосты дрожали и проседали под тысячами ног. Когда солдаты на правом берегу подожгли их, тем, кто не успел переправиться, осталось только одно: либо сгореть, либо утонуть. Люди, находившиеся поблизости от моста, бросились в огонь, который уже охватил брошенный багаж, сломанные повозки и настил. Факелом вспыхнул высокий мужчина в белом плаще. Цепляясь за сваи, под мостом попытались перебраться на другой берег хорваты. Некоторые беженцы бросались в реку и успевали проплыть несколько метров, прежде чем исчезнуть в темных водах реки, других затирали льдины, и тогда приходил конец их мучениям. Вместе с сотней других беженцев Орнеллу вынесло на остовы разбитых повозок; задыхаясь, обессиленные люди падали на землю, не в силах продолжать борьбу. Перед глазами Орнеллы поплыли круги, и она потеряла сознание.

Девушка пришла в себя, когда почувствовала, что с нее стаскивают шубу, и увидела грабителя — азиата с тонкими длинными усами, в каракулевой шапке на голове. Казак бесцеремонно поднял ее на ноги, накрутив длинные черные волосы на кулак и рванув вверх. Другие казаки тоже раздевали пленников и укладывали теплую одежду на седла лошадей.

ГЛАВА VI Бегство

Они уходили от казаков по единственной дороге на Вильно, петлявшей среди бескрайних лесных массивов и замерзших озер. При отходе от Березины войска с трудом пробрались через торфяник: чтобы облегчить проход пушкам и повозкам, под колеса пришлось подкладывать охапки веток и сучьев. Однако лошади выбивались из сил, ложились на землю и больше уже не вставали. Опустившись до восемнадцати градусов, мороз сковал землю, укрепил дорогу и тем самым помог отступающей армии, в противном случае в болотах остались бы все экипажи и последние пушки. Продвижение стало размеренным, пропали одиночки — теперь все шли сплоченными группами, стараясь лишний раз не останавливаясь. Из страха замерзнуть по ночам спали по очереди и не более получаса за раз.

— Полен, мы подходим к Руану!

— С такого расстояния я не вижу наших колоколен, господин капитан.

— О чем же еще тогда думать, черт возьми!

— О хорошей паре меховых сапог.

— Мы их купим в Вильно.

— То же самое вы говорили перед Смоленском, и перед Красным, и перед Оршей, и что мы имеем?

— Вильно находится в Литве, это культурный город.

— Если только русские дадут нам туда добраться…

— Русские? Они далеко позади, и тоже мерзнут, как и мы. Полно!

— Позвольте сказать вам, господин капитан, что мне наплевать на то, что они мерзнут. Мне от этого теплее не становится; кажется, что кровь застыла в моих жилах.

После удачного наступления на Дунайскую армию русских маршал Ней взял в плен две тысячи солдат неприятеля. Д’Эрбини видел, в каком жалком состоянии находились пленные. Через дырки прохудившихся штанов светилось голое тело, и мороз жег их так же нещадно, как и французов. В конце концов, охрана позволила им бежать, резонно полагая, что бедняги сами околеют в лесу.

— Уже темнеет, господин капитан, и я вижу дым.

Топкие участки остались позади, и временами солдаты могли позволить себе сойти с дороги, чтобы совершить вооруженный набег на придорожные деревни. В прошлый раз драгуны возвратились с санками, груженными солониной и мукой. Эти запасы быстро улетучились, и теперь на этих санках везли самых слабых. Капитан не без грусти окинул взглядом полусотню пеших драгун, которых называл бригадой.

— Пошли к амбару, ребята.

Этот занесенный снегом сарай, над которым стелился сизый дым, и приметил глазастый Полен. Драгуны без опаски подошли к бревенчатому строению, ибо местные крестьяне относились к французам без особой неприязни, хотя грабежи, которым они подвергались, не располагали их к любезным отношениям с воинами бывшей Великой армии. Находившиеся внутри сарая люди заперлись изнутри, и драгунам не удалось взломать дверь. Шантелув обратил внимание капитана на то, что из дыры в стене сарая торчит ствол поваленной ели.

— Эти парни долго не раздумывали: свалили дерево и, не порубив на дрова, подожгли.

— Может, они там задохнулись, господин капитан?

— Расчистите-ка мне проход, умники! — приказал д’Эрбини.

Драгуны принялись за дело, и капитан, первым пробравшись внутрь сарая, в красноватом свете хилого огня, лизавшего нижнюю часть ствола, увидел людей с заросшими лицами. Стоял сильный запах смолы и дыма. Полуживые, они тянули руки к едва тлевшему огню и были счастливы этому подобию бивака, единственным преимуществом которого было то, что он находился в укрытии.