Шелест. Том 2

– Что же все-таки случилось?

– Пожалуйста, глоток воды, – прошептал он.

Она поднесла к губам трубочку, и Луис тут же с наслаждением втянул живительную влагу.

– Я помню, как умирал от жажды, – прошептал он. Глаза слипались, но он отчаянно боролся с наваливающейся сонливостью. – Помню…

– Кто это сделал, – выдохнула она в самое ухо, и он увидел, как блеснули в немой ярости любимые глаза. Ее близость волновала не меньше, чем прежде. Сердце гулко застучало, в такт ее сердцу.

– Не знаю, – твердо ответил Луис, стараясь выдержать взгляд. – Я не знаю этих типов. Похоже на жалких грабителей в подворотне.

– Жалкие грабители не застали бы тебя врасплох!

– Ты обо мне слишком высокого мнения.

– Я просто тебя знаю.

– Поверь, – одними губами выдохнул он, мечтая, чтобы она склонилась еще немного ниже, тогда бы он смог прикоснуться к ней, поцеловать.

– Внезапность во многом предрешает итог сражения – слова великого Александра.

Она отстранилась, и он недовольно вздохнул – тут же тысячи острых жал вонзились в грудь и спину. Луис стиснул зубы, стараясь ничем не показать взорвавшейся внутри него боли.

– Алесандро… – задумчиво протянула девушка, с тревогой всматриваясь в его лицо.

– Нет… – прохрипел Луис, стиснув зубы. – Нет… не Алесандро, Александр…

Сон пришел внезапно, словно кто-то всадил ударную дозу транквилизатора, хотя, наверное, Вайлет растворила в воде какое-то лекарство, потому что боль внезапно отпустила, расслабляя мышцы.

– Тот, кто привез тебя в госпиталь – спас твою жизнь, Луис. Потому что еще немного и все было бы кончено, – услышал он отдаленный голос девушки, а может, это был и не ее голос, а подсознание, констатирующее неопровержимый факт. Еще немного, и он не поспел бы за фигурой на узком каменном лабиринте, и исчез бы среди бесконечных петляющих путей. Исчез, как исчезает легкий дымок над рекой в раннее утро, оставляя взамен лишь блестящие крупицы росы, которая тоже вскоре испарится под лучами теплого, показавшегося из-за туч всего лишь на короткий миг, солнца…

Проходили дни. Луис поправлялся, силы возвращались. Опираясь на руку Вайлет, он каждый день прохаживался вдоль берега, смеясь над недовольным карканьем неугомонных соседей и их преследованием до самого дома, хотя и там какой-нибудь особенно наглый ворон норовил влететь внутрь, поглядывая на оставленные Вайлет на туалетном столике нехитрые украшения.

Ковыляя, под пристальным вниманием девушки, по песчаной дорожке вдоль океана, с каждым разом все дальше, он прокручивал сцену возле супермаркета снова и снова, не замечая хмурых взглядов, бросаемых им в сторону города. Вайлет молчала, наблюдая за его действиями, убеждаясь во мнении – то были не простые грабители и Луис не желает рассказывать правду, лишь потому, что не хочет пугать ее. Но он ошибается – она больше не боится за свою жизнь. За свою, но не за его.

Сначала мистер Вайнер приезжал каждый день. Выпятив губы, он шамкал, считая пульс, светил фонариком в глаза и долго слушал легкие. Затем по обыкновению качал головой, настаивая на госпитализации, и натыкаясь на категорический отказ Луиса, неодобрительно косился в сторону Вайлет, бубня, что никогда не встречал таких упрямых пациентов и таких… везучих. Удивляясь, как быстро поправляется парень, он внимательно следил за манипуляциями Вайлет и одобрительно чмокал губами.

– Вам, леди, непременно нужно идти в медицину. У вас природный талант – вы чувствуете пациента…

– Не пациента, – перебивала Вайлет. – Луиса, я чувствую Луиса.

Пока она старательно расчесывала спутанные черные космы паренька, док озадаченно наблюдал за ними, то и дело заглядывая в синюю тетрадку, в которую с педантичностью, свойственную докторам, записывал строгие указания по поводу ухода и лечения. Когда ежедневные визиты стали необязательны он созванивался с ней, с дотошностью выспрашивая, что сегодня ел Луис, был ли кашель и температура.

– Вот видишь, сначала ты спасал меня, теперь пришла моя очередь отблагодарить, – сказала Вайлет, поднеся к его рту ложку с овсяной кашей. Луис скривился, заглядывая в тарелку, и с жалостью посмотрел на нее.

– Я больше не могу это есть, – застонал он. – Что угодно: сырых червей, замороженных улиток или недельной давности пирог, что угодно, но только не это!

– Нет, нет и еще раз нет, – нахмурилась Вайлет, с силой запихивая ложку.

– Я не люблю каши. Я с детства их ненавижу! Господи, помилуй Фея… – воскликнул он, тут же прикусив язык.

Ложка в ее руках дрогнула, лицо побледнело.

– Я просто хотел сказать, что не люблю каши, – добавил Луис шепотом, виновато поглядывая на нее исподлобья. – Прости… – еще тише добавил он, сжав ее дрожащую руку.

Вайлет отложила тарелку и уставилась в окно.

– Ты уверен, что ничего не хочешь рассказать?

– Я… уже сказал все, – заикаясь, проблеял он. – Господи, Ви, не говори таким тоном, ты превращаешь меня в амебу.

Она вздохнула и сжала руки в кулаки, пытаясь унять дрожь.

– Когда ты был без сознания, все время звал… ты говорил с Джеком, как будто он был рядом с тобой, ты говорил со своей матерью, Майки, Дэном. Ты рассказывал, что Дэнни живет на Аляске.

– В… все в… верно.

– Ты помнишь что-нибудь? – Она, наконец, повернулась в его сторону и взяла за руку. Жар маленьких ладошек обжигал. На его глазах заблестели слезы.

– Я помню… помню Джека, он вывел меня из лабиринта, показал дорогу назад.

– Что он сказал? Он ведь сказал, верно?

– Ничего, – соврал он, отворачиваясь, чтобы скрыть, готовые сорваться с глаз, слезы. Вайлет терпеливо ждала, когда он сможет справиться с эмоциями. Луис хотел рассказать о том, что говорил Джек, о том, что он всегда будет помнить голубую лагуну и оленей, пришедших на водопой. Он хотел передать слова, в которых друг просит, чтобы она отпустила его, продолжала жить. Хотел, но не мог.

Вайлет поняла все без слов. Вскрикнув, она прижалась к нему, сотрясаясь в рыданьях. Он осторожно гладил ее по голове, не желая больше скрывать и своих слез. Боль объединила, сделала их одним целым, сделала намного сильнее.

– Мы справимся, вместе справимся, – шептал он, целуя шелковые волосы. – Мы сможем. Мы выкрутимся.

– Я не допущу, чтобы они забрали и тебя тоже, – всхлипывала Вайлет. – Не допущу, чтобы такое повторилось вновь. Ты не должен, не должен страдать из-за меня. Не должен!

– Еще как должен, – шептал он. – Я люблю тебя, слышишь, люблю и мне совершенно наплевать, что будет со мной. Мне наплевать на весь чертов мир, пусть он летит хоть в тартарары. Мне наплевать на орден, но я не позволю причинить тебе боль. Им придется сильно постараться, чтобы остановить меня. И даже если у них это получиться, я приду с того света, чтобы наказать виновных, слышишь, потому что… никого и никогда я не любил так, как тебя.

– Это неправильно, неправильно!

– Нет, все верно, – горячо шептал он с самое ухо. – Все верно, так и должно быть!