Шелестят паруса кораблей

На следующее утро Головнин с офицерами отправились нанести визит королю. Шлюпка пристала к берегу.

Король Тамеамеа в ожидании гостей стоял у самого большого жилища. Одет он был своеобразно. Европейские зеленые брюки, белая рубашка с открытым воротом, жилетка, на шее платок кофейного цвета. Белые чулки, грубые башмаки. Пуховая шляпа. Все это смахивало на маскарадный наряд. Но Тамеамеа держался с достоинством, заставлявшим забыть необычность его одежды.

Здесь же, на берегу, толпилось множество островитян, вооруженных тесаками и саблями. Некоторые держали ружья со штыками. Несколько человек бросились к пяти небольшим шалашам и потянули их прочь. На месте шалашей оказалось пять чугунных пушек.

Когда офицеры «Камчатки» вышли на сушу, вся эта вооруженная толпа беспорядочно бросилась к гостям. Нужна была добрая доля выдержки, чтобы, сохраняя достоинство, спокойно выйти на берег.

— Этот островной король не прочь поразить нас своим могуществом, — заметил Головнин, твердым шагом углубляясь в шумную, беспорядочную толпу.

— Трудно не вспомнить о судьбе Кука, — пробормотал лейтенант Кутыгин. — Или «Бухту Измены».

— Ага, и у вас разыгралось воображение! — съязвил Филатов.

Кажется, спокойнее всех, зачарованный этой картиной, шел художник Тиханов.

Король протянул руку Головнину и сказал по-английски:

— Good day, — а затем добавил: — ароха, — что поместному значило тоже «здравствуй».

Русских моряков пригласили в большой шалаш. Здесь на полу были постланы искусно плетенные травяные циновки. На стенах красовались дешевые европейские зеркала. У стола несколько стульев, а по углам — большие сундуки с оружием и ящики с королевской утварью. Поодаль пылала чугунная корабельная печка.

Король и офицеры сели на стулья. Прочие и даже министр устроились на полу.

По знаку министра выстрелили пять пушек. Это был салют в честь гостей.

Выпив за здоровье русского государя, Тамеамеа повел офицеров сперва к сыну, а затем к своим женам.

Прием обещал быть продолжительным, но этот островной монарх не думал скрывать, что ему сейчас больше всего хочется играть в его любимую игру. Он уже вооружился длинной тонкой палочкой, которую русские первоначально приняли за скипетр.

Жена сына и наследника Тамеамеа понравилась русским.

— Весьма политичный брак, — пояснил сопровождавший гостей министр короля, шотландец Элиот. — Принцесса из рода более сильного, чем сам Тамеамеа.

— У этого парня губа не дура, — открыто восхитился Филатов. — И держит себя по-королевски.

— А как вам ее наряд? — спросил Литке.

— Да, на наряды женам ни король, ни наследник не разорятся.

— Брак заключен по желанию Тамеамеа, но не может считаться счастливым, — сухо заметил Элиот.

Познакомив гостей со своими женами, король провел русских в адмиралтейство. Он показал им строящиеся небольшие суда и поспешил на двор, где сразу со всем азартом включился в несложную игру. Пять подушек и камешек, который прячут под одну из подушек. Ударяя длинной палкой по подушкам, надо угадать, под которой из них спрятан камешек.

Русские посетили дом господина Элиота. Хозяин рассказал им о местных обычаях и о Тамеамеа, при котором он был чем-то вроде министра двора.

Головнину понравилось то, что этот европеец, не очень просвещенный, но бывалый и деловой, побывавший во многих странах и даже в Архангельске, говорил о Тамеамеа уважительно.

— Сейчас Тамеамеа — полный владыка всех восьми больших и многих сотен мелких островов, протянувшихся более чем на полторы тысячи верст. У него шеститысячная армия.

За время моего пребывания на Сандвичевых островах. — продолжал Элиот, — я узнал и, если хотите, полюбил Тамеамеа. Он бывает наивен как ребенок, он может обрадоваться пестрому лоскутку, восхищаться парой ботинок, но ведь он сумел из рядовых старшин стать непререкаемым монархом. А это немало. Он неграмотен, но по-своему мудр. Я могу рассказать вам два случая.

— Просим! — хором произнесли офицеры.

— Американские миссионеры предлагали ему принять христианство. Они пренебрежительно говорили о шаманах. Тамеамеа слушал их внимательно, потом пригласил главного миссионера и главного шамана, поднялся с ними на высокую гору и предложил обоим прыгнуть в пропасть.

— Чей бог сильнее, тот и спасет своего служителя.

Молодой Лутковский пришел в восторг от этого рассказа. Прочие офицеры молчали.

— А второй случай? — прервал паузу Головнин.

— Другой случай хотя и не говорит об образованности Тамеамеа, но свидетельствует о его способности рассуждать логично. Когда знаменитый путешественник Ванкувер показал Тамеамеа глобус и сказал, что земля круглая и вертится и, следовательно, англичане и сандвичане ходят, обратясь друг к другу ногами, он долго размышлял, вертел глобус и так и сяк, находил Сандвичевы острова, Англию и опять острова. А когда сели обедать, он взял тарелку, положил на нее большой сухарь, а на него несколько маленьких. Указывая на тарелку, он сказал:

«Это земля, а сухари — это Овайги. Здесь сидим я, Тамеамеа, и Ванкувер, и все вы».

Тут он перевернул тарелку и, когда сухари рассыпались по полу, самодовольно смеясь, сказал:

«Вот сухари рассыпались, а мы сидим на месте».

На Гонолулу вы увидите крепость, защищающую вход в бухту. Там есть пушки и гаубицы. Времена Кука невозвратимо миновали. Голыми руками Гавайи не взять. Конечно, ни англичане, ни испанцы, ни Соединенные Штаты не заинтересованы в том, чтобы кто-либо из соперников захватил острова, так выгодно расположенные.

Тамеамеа оказался незаурядным политиком. Он тщательно избегает давать обязательства или обещания, которые создавали бы какой-нибудь державе особые преимущества. Первое время он держал над крепостью принятый от Ванкувера английский флаг. Но, узнав, что это понимается европейцами как признание их верховной власти, стал вывешивать собственный — семицветный. Прежде иностранные суда пользовались стоянкой на островах бесплатно. Но когда ему сказали, что в Кантоне и Маниле за это берут с каждого судна деньги, он ввел у себя небольшую плату.