Шелестят паруса кораблей

Разумеется, два дня пребывания на острове на русском судне велись разговоры исключительно о Наполеоне.

Литке возмущался:

— Этот человек причинил столько горя нашему народу и народам Европы! Со времен татар Россия не подвергалась такому нашествию. Нет, я не понимаю тех, кто преклоняется перед этим авантюристом, честолюбивым завоевателем только потому, что он одержал победу во многих сражениях.

— Вся жизнь Наполеона, — задумчиво проговорил Головнин, — это цепь не только проявлений его несомненного полководческого таланта, но и счастливых случайностей. Если бы генерал Дезе не поспешил, нарушая приказ, на помощь Наполеону при Маренго, карьера корсиканца закончилась бы еще в тысяча восьмисотом году. А разве не случайность, что на Аркольском мосту его не задела ни одна пуля, хотя он шел впереди всех? В Яффе его пощадила чума. По капризу судьбы, он не пострадал и от бомбы парижских заговорщиков. Счастье, удача — притягательная сила. Она ослепляет. Все готовы рукоплескать счастливцу, кто бы он ни был.

— И оплевать его в случае неудачи, — заметил молчавший до сих пор доктор Новицкий.

— Я не поклонник виновников кровопролитных битв, — заметил Врангель. — Но нельзя отрицать, что и до сего времени имя Наполеона окружено ореолом славы.

— И даже среди русских... — волновался Матюшкин.

— Даже в лицее... Как странно, не правда ли? Нас ослепляет слава врага!

— А как здоровье Наполеона? — спросил Головнина Новицкий. — Говорят, здешний климат вреден для иностранцев. Даже в гарнизоне высокая смертность.

— Со здоровьем неважно. Пользующий его врач говорит, что знает одно радикальное средство излечения: дать ему свободу и армию в двести тысяч солдат.

— Значит, он не оставляет мечты о славе и могуществе? — воскликнул гардемарин Лутковский. — Какая воля!

— Болезненная самовлюбленность! Между прочим, о походе в Россию, о Бородине и Москве он никогда не вспоминает, хотя охотно говорит о других своих победах и боях.

Наполеон и его судьба занимали внимание офицеров и матросов «Камчатки» во все время стоянки у острова и даже все три дня, кои потребовались для перехода к острову Вознесения.

К РОДНЫМ БЕРЕГАМ

Остров Вознесения известен морякам гигантскими черепахами и отсутствием питьевой воды.

Получив от англичан несколько десятков черепах, мясо которых матросы сочли похожим на телятину, фрегат двинулся на север к Азорским островам.

Чем ближе к родине, тем тягостнее становится путь. А тут еще море и погода словно решили поиздеваться. Нет ветра, море лежит затихшее в экваториальной жаре. Еще тоскливее, когда перепадают теплые дожди и тучи скрывают солнце.

Семьдесят четыре дня понадобились Головнину, чтобы добрести до Азорских островов.

Острова принадлежали Португалии. Губернатор и российский консул обещали Головнину снабдить «Камчатку» всем необходимым в кратчайший срок, но продержали фрегат у острова Фаял семнадцать дней. Впрочем, офицеры и команда не очень сетовали на задержку. Офицеры совершали поездки верхом по горным дорогам, ужасаясь и любуясь развороченным чудовищными силами кратером вулкана Калдера, живописными коттеджами на склонах горы и клочками зеленых полей, отвоеванных у этой благодатной, но неудобной и вздыбленной местности.

«Камчатка» покидала солнечные Азоры при встречном северо-восточном ветре. Приходилось лавировать, и темные горы островов долго стояли на виду у русских. Молодые офицеры не уходили с палубы, любуясь голубизной океана, зеленью удаляющихся холмов, прибрежных долин, белоснежными зданиями, разбросанными по уступам гор.

— Посмотрите, как много здесь монастырей, — говорил Тиханов, указывая на белые церкви в окружении таких же белых приземистых зданий, в которых живут монахи.

— Не относите это обстоятельство к высокой религиозности местных жителей, — обернувшись к нему, заметил Литке. — По свидетельству португальских властей, здешние монахи...

— Довольно веселый народ, — перебил его Филатов.

— И вы заметили?.. Эти монахи — просто бездельники, ищущие возможности уклониться от всякого труда. Они много крестятся, перебирают четки и отращивают брюхо.

— Меня возили в детстве в большой богатый монастырь. Пожалуй, там, как на Азорах... — вставил Феопемпт Лутковский.

В оживленном Портсмуте на рейде произошла памятная встреча. Русские мореплаватели на кораблях «Восток» и «Мирный» под командой капитана Беллинсгаузена, собиравшиеся в поход к южному полюсу, и другие два корабля — «Открытие» и «Благонамеренный» под командой капитана Васильева, шедшие на север, приветствовали «Камчатку», совершившую плавание вокруг света.

Головнин надеялся задержаться в Англии не дольше недели. Но только пятнадцатого августа «Камчатка» двинулась на восток. Прошла Каттегат и Скагеррак и тридцать первого августа в окружении многих коммерческих судов вошла в Балтийское море.

ЧАСТЬ III САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

В СТОЛИЦЕ

По прибытии в Санкт-Петербург Василий Михайлович получил чин капитана первого ранга и был назначен сперва командиром 2-го флотского экипажа, а затем помощником директора Морского корпуса.

Василий Михайлович знал, что это назначение ненадолго, но оно его устраивало: давало возможность осмотреться, приобрести необходимые знакомства, а главное, завершить письменные работы, начатые на «Диане» и продолженные на «Камчатке».

Кроме того, надо было написать адмиралтейству доклад о состоянии Российско-Американской компании и соображения об общем положении дел в Америке и на Тихом океане. Он решил также сообщить правительству некоторые собственные мысли о российском мореходстве на дальних морях, с целью подсказать необходимые, вызываемые жизнью новшества.

В Петербурге Василия Михайловича ожидала невеста — Евдокия Степановна Лутковская. После свадьбы Головнины поселились на Галерной — казалось, насквозь морской улице! По соседству жили моряки, а по близкой Неве то и дело проплывали речные и озерные и даже мелкие морские суда.

Морской корпус из Кронштадта уже был возвращен в Петербург, в обширное здание на набережной Васильевского острова. В Петербурге не было недостатка в знающих и даровитых преподавателях. Но развитие дела требовало привлечения свежих сил, создания новых учебников и пособий.

Головнина уважали в корпусе за спокойный, но настойчивый нрав. Овеянный штормами трех океанов, он был крупной фигурой, человеком с широким кругозором. В плавании Головнин, изучая вопросы мореходства, не забывал и об общем развитии. Его библиотека на «Диане» и «Камчатке» росла за счет приобретений в Лондоне и других портах.

Многое, что писали иностранцы об отсталости России, глубоко задевало патриотические чувства Головнина. Особенно огорчало его ослабление российского флота, с которым были связаны его личная судьба и надежды. Головнин с огорчением наблюдал упадок «морского патриотизма» в среде кронштадтских и столичных моряков, и в душе его росло чувство протеста. Кому, как не ему, дважды совершившему кругосветные плавания, было ясно значение флота для России, значение океанских путей. Аляска, Восточная Сибирь, дальний Север... Русское государство шло к своему будущему — к естественным границам, к рубежам морей. Это историческое движение не могло быть успешным без могучего морского флота.