Шелковый билет
Шрифт:
Фильм закончился. Я оглядел комнату. Чемодан был собран. Запонки я, все же нашел. Билет и паспорт лежали на чемодане рядом с рюкзаком. Ты готов. Ты должен ехать.
Я отряхнул постель от крошек, отнес все на кухню, допил вино, вымыл посуду и даже вынес мусор.
Я был готов.
Я заглянул в заветную коробочку, грустно улыбнулся, погасил свет и уснул.
Вылет в столицу был в шестнадцать пятьдесят. Я проснулся за двадцать минут до будильника, около одиннадцати утра, от того, что кто-то громко барабанил в дверь. Я даже немного испугался спросонья, но лишь на долю секунды. Потом пришла легкая, противная злость. Я нехотя влез в тапочки и пошел к двери. В глазок смотреть не стал, решил сразу открыть. Бояться мне было нечего. Смерти теперь я уж точно не
Он хотел было меня обнять, но передумал. Я стоял сонный в одних трусах. Я сам это заметил и удивился. Мне казалось, что заснул я в пижаме. Впустив Окола, я посадил его в гостиной на диван, а сам вернулся в спальню, умылся, почистил зубы и натянул домашнюю одежду.
Окол сидел и играл на планшете в какую-то глупую игру. Может и не глупую, конечно, но я в этих играх вообще ничего не понимал, придерживаясь мнения, что играть в них простительно, если ты ребенок или блондинка. Окол не был ни блондинкой, ни ребенком, но играл страстно и увлеченно, сперва даже не заметив моего возвращения.
– Какими судьбами? – спросил я его, когда он, наконец, оторвался от планшета.
Окол возмутился.
– Как это, «какими судьбами»? – начал он, – мама твоя сказала, что ты сегодня в штаты улетаешь. И что прикажешь мне, отпустить тебя не попрощавшись, еще и позволив тебе пилить в аэропорт на такси? Еще чего! – объяснил свое присутствие Олег.
«А ведь, получается, что Окол – мой единственный настоящий друг», поймал себя на мысли я и улыбнулся. Да, мы видимся с ним раз в тысячу лет, да, наши жизни кардинально отличаются друг от друга, но разве это что-то меняет? Нас связывает спокойная, нетленная дружба, которая посыпается как раз в такие моменты. В тяжелые и болезненные.
Когда у Олега умер старший брат, я приехал к нему и самоотверженно пил с ним четыре дня и три ночи. Меня тошнило, у меня болела голова, мне не нравился запах в его квартире и русский рок. Но я пил и был рядом. Потому что я его друг.
– Я же знаю, что ты не вернешься, – сказал он уверенно и грустно.
Я не стал спорить.
Поблагодарив его, я задал единственный мучавший меня вопрос: почему, почему в одиннадцать утра? Самолет почти в пять.
Олег фыркнул.
– Дорогой ты мой человек, – сказал он, – ты думал, что я позволю тебе нарушить традицию?
– Да ладно, – удивился я, – ты действительно хочешь…
– Именно! – прервал меня Окол, – ты мыслишь в верном направлении, засранец!
Дело в том, что со времен университета у нас появилась традиция: каждый раз, когда кто-то из нас собирался ехать заграницу, мы собирались и смотрели какой-нибудь русский фильм с патриотическими настроениями. Просмотр обязательно сопровождался водкой и славянской едой. Мы называли это мероприятие «Руссня». Такая себе русская тусня. Организовывалась руссня в целях профилактики, чтобы за бугром никто не забывал свои корни. Хотя на самом деле мы собирались, чтобы напиться и вкусно поесть домашней снеди.
Только сейчас я заметил рядом с Околом большой пакет. С многозначительным, торжественным видом, Олег начал выкладывать на стол содержимое пакета: шмат сала, черный хлеб, банка с солеными огурцами и помидорами и огромный термос.
Я хотел спросить, что в термосе, но Окол меня опередил:
– Анька борща наварила! Фирменного!
Я действительно был в восторге. Последними из пакета были извлечены бутылка водки и диск «Сибирский цирюльник» [17] . Диск! Я чуть с дивана не свалился.
17
художественный фильм режиссёра Никиты Михалкова 1998 года. Слоган фильма – «Он русский. Это многое объясняет».
– Давай тащи тарелки, ложки-вилки, нож и рюмки! – скомандовал Олег, – а я пока фильм поставлю. Руссня стартует! – объявил он патриотическим голосом.
– Олежа, – начал я осторожно, – ты ведь за рулем. Может без водки?
Олег нахмурился.
– Но ты-то не за рулем! Так что давай, не кочевряжься!
Я все принес и одну рюмку тоже захватил. Пить я, само собой не собирался.
Мы накрыли «поляну», Окол открыл водку, наполнил рюмку и придвинул ее ко мне. Я незаметно отодвинул ее обратно в его сторону. Мы ели и молча смотрели фильм. Все было очень вкусно, и я действительно отвлекся и радовался приезду Олега. Неожиданно, Окол, будто на автомате, потянулся к рюмке и осушил ее. Я посмотрел в его сторону с недоумением, но говорить ничего не стал. Он внимательно смотрел фильм, а параллельно вновь наливал водку в рюмку. Так он скоро допил всю бутылку и захрапел.Я грустно рассмеялся. Время было уже почти два. Накрыв Олега пледом, я выключил фильм, убрал со стола, сложил остатки еды обратно к Околу в пакет, вызвал такси на без десяти три и пошел в душ. Я тщательно побрился, надушился одним из своих подарков на день рождения, надел джинсы, белую футболку и серый свитер. Все новое. Даже носки. Положил документы во внутренний карман сумки, вынес чемодан в коридор, заправил постель, последний раз взглянул на рисунок и коробку и закрыл спальню на ключ.
Окол мирно спал на диване кверху брюхом, словно миролюбивый медведь. Я оставил на столе записку с благодарностью и парочкой инструкций о том, что сделать перед выходом из квартиры. Сверху записки я положил один из комплектов ключей, со стикером-просьбой потом завезти их маме.
Когда я все сделал, как раз подъехала машина. Я обулся, накинул новую парку и шарф, зашнуровал ботинки и мысленно попрощался. Пробок еще не было. Таксист ехал быстро, но осторожно.
Я думал про Окола, своего старого друга и алкоголика. Мне стало интересно: действительно ли он хотел со мной попрощаться или просто искал повод напиться? Наверное, и то и другое. Я вспомнил о том, как сегодня размышлял о нашей с ним дружбе. Мнения своего я не изменил, потому что Олег не удивил меня. То, что он напился и уснул на моем диване, ни в коем случае не оскорбило меня и не обидело. Он приехал. Он устроил руссню, хоть и неудачную и с нелепым исходом, но все же. Ему было не все равно. Он мой друг. Безответственный, инфантильный алкоголик и мой единственный друг.
В аэропорт мы добрались быстро. Я дождался, пока водитель достанет из багажника чемодан, оплатил поездку картой и вышел.
Я люблю аэропорты. В них всегда настолько много людей, что ты становишься невидимкой. Все запахи сливаются в один, что ты вовсе перестаешь их чувствовать. Единственное, что остается в воздухе – дух перемен. На аэровокзалах живет надежда. Судьбы переплетаются, люди улетают, люди прилетают, ничто не остается прежним.
В Москве у меня было три с половиной часа до рейса в Нью-Йорк. Я зачем-то купил «Преступление и наказание» [18] на английском за неприлично большую, типично аэропортовскую, цену. Люди в зале ожидания сидели бесконечно разные. Пожилая супружеская пара азиатов дремала возле меня. Напротив меня сидел симпатичный молодой африканец в сером спортивном костюме и огромных наушниках. Он самозабвенно слушал музыку, с закрытыми глазами, и стучал пальцами по колену. Чуть подальше сидела девушка в синей толстовке и узких голубых джинсах. Крупная, с короткими светлыми волосами. Положив голову ей на колени, спал мальчонка. «Братик», – подумал я.
18
социально-психологический и социально-философский роман Фёдора Михайловича Достоевского.
Все они чего-то ждали. Не только рейса. Они ждали перемен, новых впечатлений, решений. Это было словно написано у них на лицах.
Сидеть было неудобно. Я взял книгу, сумку, и направился к ресторанному дворику. Сев в какое-то вегетарианское кафе, я заказал салат с сыром и рукколой, кофе и фалафель. Ксюша как-то мне сказала, что русское название рукколы – гусенечник посевной. Я невольно улыбнулся. Есть не хотелось. Достоевский на английском читался даже проще, чем на русском, но совсем не трогал. Тяжелое, мрачное произведение заходило ровно и неосязаемо. Это немного тревожило. Я отложил книгу и взял журнальчик со стола. Дерьмо. Такое же дерьмо, как и, без сожалений покинутый мной, «Караул». Качественное, яркое, но бесполезное и бездушное дерьмо.