Шелковый шнурок(изд1985)
Шрифт:
Когда Штаремберг вышел, во дворце вспыхнула форменная паника. Слуги выносили сундуки с ценностями, кучера запрягали лошадей, императрица Элеонора, несмотря на своё состояние, бегала по комнатам, как безумная, следила, чтобы забрали весь её гардероб.
Министры, тайные советники, многочисленные родственники императора и императрицы разом исчезли, словно их ветром сдуло. Каждый помчался домой собираться, желая выехать вместе с императором.
Через час уже весь город знал, что турки под Петронеллем и что император покидает столицу. Поднялся переполох. Горожане, кто как мог — верхом на конях, на возах, в каретах, а то и пешком, неся на спинах своё имущество, — кинулись к Шотландским и Штубенским
Бегство императорского двора началось в восемь часов вечера.
В сопровождении двухсот всадников личной охраны из дворца выехала карета императора. В воротах она остановилась. Леопольд на минуту вышел, попрощался с бургомистром Вены Либенбергом, отдал последнее распоряжение:
— Майн либер, поставь здесь стражу, не то растащат все… И казну нашу береги… У нас нет возможности взять её всю с собой. В случае неминуемой опасности — в Дунай её, чтобы не досталась презренному Кара-Мустафе! Ну, прощай, майн либер! — Он, как и Штаремберга, обнял бургомистра и поцеловал.
За императорской каретой тронулись возы с поклажей, потом — кареты членов верховного совета, министров, придворных. Одни ехали почти налегке, резонно считая, что самое дорогое сейчас — жизнь. Другие нагрузили свои возы так, что лошади с трудом их тянули.
Все торопились к мосту через Дунай, на левый берег.
Но кое-кто повернул на юг, надеясь найти приют в своих дальних поместьях или в Альпах. Их судьба оказалась трагичной: на второй или третий день их перехватили татары — мужчин посекли саблями, дочерей и жён забрали в неволю, а обоз разграбили.
До глубокой ночи непрерывным потоком катили кареты венских аристократов, возы богатых горожан, торговцев, ремесленников. Бедняки шли пешком, с котомками за плечами, а то и без них.
За ночь город обезлюдел. Бежало шестьдесят тысяч его жителей. Остались только те, кто служил в войске, а также горожане, которые добровольно согласились с оружием стать на валы, — рабочий люд, ремесленники, студенты, чиновники. Они спешили к ратуше, к арсеналу, получали пистолеты, аркебузы, мушкеты, сабли, пики, а оттуда — на стены крепости. Семьсот студентов университета во главе с ректором образовали свой отдельный отряд.
На второй день защитники Вены с радостью и восторгом приветствовали кавалерию Карла Лотарингского, которая под звуки труб и литавр вступила в город.
Губернатор Штаремберг со слезами на глазах обнял главнокомандующего.
— Герцог, вы вселили в наши сердца веру и надежду! Мы думали, что войско погибло, а оказывается, вы сохранили его. Спасибо вам! Мы здесь все уже приготовились к смерти…
— Генерал, война только начинается, и в ней, как мне думается, Вене суждено сыграть решающую роль. Император назначил вас военным губернатором столицы — вам и защищать её! А я переправляюсь на левый берег Дуная, куда отступила моя пехота, чтобы привести войска в порядок и дождаться короля польского и немецких курфюрстов. Вот тогда, с божьей помощью, ударим по противнику!
— Да, мы будем защищать город, сколько хватит сил наших! — Они стояли на площади, перед собором святого Стефана, и Штаремберг, повернувшись к входу, перекрестился. — Завтра отправим государственную казну кораблями в Линц и будем готовы встретить врага!
8
За ночь Леопольд с семьёй домчался до Корнойбурга. Обозы с провизией безнадёжно отстали, и император, глядя, как страдают без пищи императрица и малолетний принц, снял с пальца перстень, дал мажордому [59] .
59
Мажордом (франц.) —
управляющий царского двора.— Франц, думаю, этого достаточно, чтобы какой-нибудь трактирщик или житель приготовил нам обед… Сходи, майн либер, но не мешкай! Нет уже сил терпеть муки голода.
Тот поклонился и быстро исчез за углом ближайшего дома.
Императорская семья расположилась на отдых в тени деревьев на высоком холме, откуда открывалась широкая панорама на Дунай и задунайские просторы. Кто-то из слуг принёс ведро холодной воды, у какого-то солдата в ранце нашёлся сухарь — его размочили и дали императрице. Она поделилась с сыном.
Леопольд, чтобы не видеть этой жалкой картины, отошёл к краю холма. Внизу, по дороге, двигались бесконечные толпы беженцев. Люди были напуганы и злы.
Ему вспомнилось, как ночью карета остановилась и форейтор [60] крикнул в темноту:
— Дорогу императору! Эй, вы, слышите?
— Заткнись, выродок! — послышался грубый мужской голос. — Твой император, жирная вонючая свинья, вместо того чтоб защищать Вену, обмарался с перепугу и бежит куда глаза глядят! А мы ему — давай дорогу? Кукиш с маком не хочешь?
60
Форейтор (нем.) — всадник, который управляет передними лошадьми, запряжёнными цугом.
Тогда он еле сдержался, чтобы не позвать охрану, рванулся к оконцу, но в плечо ему впилась рука жены.
— Леопольд, оставь! Какая темень кругом! Разбойники могут искалечить нас… А охрана наша неизвестно где!
Он долго не мог успокоиться — дрожал от гнева и возмущения…
Вдруг внимание императора привлекли какие-то бурые пятна на фоне голубого неба за Дунаем, над горой Каленберг, где был расположен Камальдульский монастырь.
— Майн либер, — подозвал Леопольд молоденького солдата, — посмотри, что там?
Солдат прищурился, всматриваясь.
— Дым, ваше императорское величество. Что-то горит!
— Что-то горит… Там нечему гореть, кроме монастыря, — задумчиво произнёс император и вдруг вздрогнул. Внезапная мысль ужаснула его. — Постой, постой… Значит, там… турки… или татары… О майн готт! [61]
Вскоре над Каленбергом появились малиновые языки пламени. Чёрными столбами поднимался дым. Сомнений не было — горел монастырь. Совсем близко! Летучие татарские отряды за полдня могли добраться правым берегом до Клостернойбурга и до Тульна, а там, переправившись через Дунай возле Штоккерау, перерезать дорогу на Линц.
61
Майн готт! (нем.) — Мой бог!
Леопольд ещё раз взглянул на пожар и засеменил трусцой к карете. Мажордом уже вернулся, но с пустыми руками.
— Все разбежались, ваше величество, — смущённо сообщил он, умолчав про то, что в трех домах застал хозяев, но они, узнав, кому нужна провизия, наотрез отказались что-либо продать, даже выругали его.
Леопольд, безнадёжно махнув рукой, велел запрягать лошадей.
9
Первые турецкие полки спахиев подошли к Вене 12 июля, но повсюду вблизи австрийской столицы уже пылали села, усадьбы феодалов, монастыри. В них побывали акынджи, которые налетали, словно смерч, грабили, убивали жителей, предавая все огню и мечу.