Шемячичъ
Шрифт:
Если княжеские люди шепотком перебрасывались, то князь домой возвращался молча. Но и его одолевали мысли-черви, точившие мозг. «Одну докуку, кажется, изжил, с рук сбыл… — шевельнулось в голове без заноз и шероховатостей. — Теперь бы с матушкой-княгиней дело по-доброму разрешить… До сих пор из Польши не прибыла, на батюшку не взглянула, — кольнула что-то больно и резко. — Будь она дома, в княжестве — смотришь, родитель и не пошел бы иноком в монастырь… Впрочем, если бы да кабы, то во рту росли бы грибы… — поправил он себя. — Что о том печалиться да голову ломать?.. Что есть, то есть. Ныне в ином закавыка: к Ксении душа охладела… Вот тут докука так докука!»
Мысли о Ксении всколыхнули сразу пласт иных, с ней не связанных, но касаемых любовных утех князя. Вспомнились дворовые девки, откуда-то из закоулков всплыл уже забытый образ валашки
«Да, огонь-баба, — кисло усмехнулся князь, сравнив стеснительную до снежной холодности Ксению и разбитную валашку. — Интересно, жива ли? А если жива, то кого ублажает ноне?..»
Но вот копыта коня простучали по мостку через Дублянку. Впереди был узкий и крутой подъем к замку. И тут не до праздных мыслей. Необходимо было следить за дорогой, чтобы кубарем не полететь под гору вместе с конем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Если зима в прошлом году запаздывала вступать в свои права, то и весна в этом также явно не спешила. То ли в салки с зимой играла, то ли в пятнашки: с полудня вроде оттепель, с крыш капель, а на асфальте лужицы, в которых небо, подрагивая, купается; но за ночь так завьюжит, что утром вновь все белым-бело. Солнышко людей не балует. Даже в оттепель не всегда теплом одаривает. Впрочем, природу не обмануть: по утрам, если снежком не сыплет, воробышки так весело и звонко чирикают, что на душе теплеет. И не только воробышки, самые верные пернатые друзья городских жителей, но и голуби любовно воркуют, и синички радостно поцвенькивают. А бездомные собаки, собравшись в стаю до десятка разномастных голов и хвостов, добросовестно прочесывают квартал за кварталом в поисках еды, не забывая при этом о своих собачьих свадьбах. По отношению к людям особой агрессивности не проявляют, чего не скажешь о людях. Так и норовят чем-нибудь стегануть беззащитных братьев младших. Если палки или камня под рукой нет, то непременно матом обложат. И ничего не поделаешь — цари природы… Правда, не все. Находятся и сердобольные горожане, которые не пинают и не бьют «первых друзей человека», не бранят и не матерят, а стараются хоть как-то подкормить. То косточку бросят, то кусочек купленной в магазине колбаски, то корочку хлебца. Правда, и тут случается казус: даже полуголодные собачки не всегда подбирают кусочки колбаски. Понюхают-понюхают — и отвернутся с виноватым видом умных собачьих глаз. Мол, извини, добрый человек, но эту гадость есть не стану — одна химия. От нее недолго и заворот кишок получить или совсем околеть. Ешь уж сам!.. Сердобольный горожанин, точнее, сердобольные горожанки, ибо они куда гуманнее мужчин, подбирать брошенный кусок колбаски, конечно, не будут. Смешно и несолидно! Но то, что осталось у них в хозяйственной сумке, домой отнесут. И там уплетут за милую душу. Со всей семьей! Не бродячие же собаки, чтобы добром разбрасываться… Потом — куда уж денешься — станут ходить по больницам, создавая работу врачам. Словом, прогресс налицо!
Далекие предки курян, несмотря на скудность жизни, умели веселиться даже зимой. Не страшились ни морозов трескучих, ни ветров студеных ни снегов глубоких да колючих. Кроме важных церковных праздников: Рождества Христова, Крещения и Сретения Господня, отмечали народные. 16 января — Петра-полукорма; 18 — Афанасия-ломоноса, 22 — Тимофея-полузимника, 24 — Аксинью-полухлебницу. Это в январе, чаще величаемом сечнем и изображаемом хищным волком с острыми зубами. В феврале, называемом лютым, 11 — праздновали день Власия — сшиби рог с зимы! А 28 — Василия-капельника.
В марте же, с началом весны, праздников было еще больше. И отмечались они не так чинно и благостно, как зимние. Оживление природы требовало энергичной отдачи и большего веселья. И отдача была. Так, до середины века, новый год на Руси начинался с 1-го марта. И, конечно, отмечался бурно, яро и яростно, как требовало того языческое божество весеннего солнца — Ярилы.
Но потом начало года было перенесено на 1-е сентября. На время сбора урожая и заполнением яровым зерном закромов. Однако отмечать начало марта и в XIV, и в XV, и в XVI, и в более поздних веках не забыли. На первое число гуляли праздник Евдокии-плюшнихи. Той самой, что с сосулек-плюшин капелью течет, плюхает, звенит, звенькает. На 4-е — отмечали Герасима-грачевника, прилет первых грачей, крикливыми
стаями мечущихся по еще голым вершинам деревьев. А с 11 по 17 — целую седмицу, всем миром гуляли Масленицу. Тут уж блинами со сметаной да медом, чаями крепкими да киселями сладкими не обходились. Даже квас, самый любимый и доступный напиток славян, цену прежнюю терял. Тут уж зелье заморское подавай, и калачи из печи на стол мечи, и сбитни медовые по ендовам да жбанам разливай! Для веселья песен, хороводов да танцев было маловато — требовалась иная потеха: катания с гор на санках и кулачные бои. Чтобы визг, крик, шум, гам! Иначе, как силушку молодецкую парням да мужам перед девицами краснощекими и женками степенными показать?. Никак! Вот и охаживали друг дружку со всего маху по мордасам да сопаткам, пока юшка красная не потечет, пятная снег не алостью зорь, а человеческим естеством.Не успели отгулять широкую Масленицу, отметить Прощеное воскресенье, как подошли Сороки. Это 22 числа. И хотя начался Великий пост, но куличи пекут с румяной корочкой. А детвора с ними прямо по утренней зорьке спешит на взгорки зиму провожать, весну закликать.
Не стоит забывать, что 17 марта — еще Алексей — с гор потоки, а 19-го — Дарья — загрязни проруби.
Вот так умели отмечать праздники наши далекие предки. Ныне все иначе. О многих народных праздниках и слыхом не слыхано. Вроде бы и не отмерли, но и не празднуются. Впрочем, Новый год и Старый новый год (под 14 января), а также церковно-православные нынче в почете. И Рождество, и Крещение, и Сретение Господнее, и Масленица, и Сороки-кулики.
Отмечали шумно, весело. А, главное, с зельем хмельным. Ныне без хмельного — и праздник не праздник, а так — суета сует… И хотя ныне кулачных боев не проводится — культура и цивилизация побеждают, но с разбитыми сопатками, с подбитыми глазами, с выбитыми зубами некоторые бывают… Как же иначе, ведь на Руси живем!.. Не где-нибудь…
Не забыли отдать дань уважения 23 февраля — Дню защитника Отечества. Потом 8 марта — Международному женскому дню. Нашлись и такие, что вспомнили и 19 марта — День Парижской коммуны. Грех было не отметить. Отметили. А вот 21 марта — Всемирный день поэзии прошел как-то тихо и незаметно. То ли поэты настоящие перевелись, то ли дерзости не хватило…
Впрочем, достаточно лирических отступлений. Пора вернуться к делам насущным. И начнем с того, что как бы ни капризничала и ни куксилась весна, а миновать славного города Курска ей не удалось. Однажды утром заглянула вместе с солнечными лучами, да и осталась на радость курянам.
— Привет. Как дела? — увидев сочинителя, грузновато да одышливо поднимающегося по порожкам лестничного марша, поздоровавшись, поинтересовался заместитель начальника отдела Дремов Алексей Иванович.
— Дела — как сажа бела, — переводя дух, останавливаясь на площадке, отозвался тот. — Привет! — протянул щупловатую, с пожухлой, как трава по осени, и в синевато-бугристых извилинах вен руку.
— В Совет ветеранов?
— А куда еще… На тот свет пока рано…
— Да мало ли… Может, кто обидел, вот и спешишь добавить нам головной боли… Ветераны — они такие… — повел иронично-язвительно черными цыганистыми глазами. — Один уже приходил, жаловался на соседку. Мол, украла пенсию, бесстыжая…
Сочинитель не поинтересовался именем жалобщика-ветерана, слушал молча. Дремов, отметив это обстоятельство быстрым легким прищуром (опер — он и в Африке опер), продолжал:
— Заявление приняли, провели проверку — оказалась самая настоящая туфта. Сам пропил. Да за пьянкой и забыл, что пропил… Теперь хоть в отношении самого дело возбуждай за ложный донос…
— Сразу видать: полиция, — пошутил сочинитель. — И ложный донос… и дело возбуждать… А может, человек искренне заблуждался?.. Ну, возраст… Ну, выпил лишку… Ну, померещилось… А вы — сразу дело шить! Подумать — дел не хватает других…
— Да хватает, черт бы их побрал, — посерьезнев, сердито передернул широченными плечами Дремов. — Этого добра или все же дерьма?.. — подмигнул сочинителю, — всегда с избытком. И в ваше, и в наше время. А в отношении того ветерана никакого дела не возбуждали, — пояснил на всякий случай. — Не дураки, понимаем, что к чему… Да и сам скоро к вашим рядам примкну, — добавил после небольшой паузы. — Осточертела работа — спасу нет. Каждый день в одно место, — жестом руки указал на крепкую, черноволосую, но уже начавшую покрываться изморозью седины голову, — то «пистон» вставляют, то «болт»… вместе со шляпкой…