Шереметьево
Шрифт:
Признаться, слабо представлял я, какие такие руки в постап-мире могут оказаться настолько хорошими, чтобы принять на постоянное жительство вредного мутанта в качестве домашнего питомца. Это ж не кошка, которая только ест, спит, мяукает, иногда разрешает себя гладить, и гораздо более часто оставляет на конечностях хозяев длительно незаживающие царапины. Это реально практически человек в теле плюшевой игрушки, к которому, наверно, надо относиться как к человеку…
Да ну на фиг такие заморочки! Если к Рудику нужно относиться как к человеку, то самое лучшее, что я могу для него сделать – это высадить около Москвы. Там он точно не пропадет. Чтоб неместный в Подмосковье с голоду сдох – это или чудо должно произойти,
Есть у меня такое свойство – развлекать себя мыслями ни о чем во время нудной работы. А что может быть нуднее езды на мотоцикле по шоссе, справа и слева от которого пейзаж мрачный, унылый и однообразный до тошноты. У нас в России вообще, что до Последней Войны, что после нее дороги от одного населенного пункта до другого примерно одинаковы. Бескрайние поля, похожие на гигантские столы, на которые кто-то очень избирательно понатыкал островки леса, озера, похожие на давно немытые зеркала, и крохотные деревушки, смахивающие на наборы спичечных коробков. Правда, сейчас они все были сгоревшими. То ли дорожные бандиты постарались, то ли каких-то тварей, привлеченных запахом человечины, сами жители сожгли в собственных домах, а потом ушли куда глаза глядят. Тяжелое зрелище, а когда оно тянется километрами, так вообще труба. Настроение в ноль, и одно желание – поскорее добраться хоть до чего-нибудь, отличающегося от этого унылого пейзажа, где было бы за что зацепиться взгляду.
Как известно, желания имеют свойство исполняться. Впереди замаячили какие-то развалины, которые шоссе пересекало, словно застарелый шрам. Ну и отлично! Найдем там спокойное место, и заночуем. Все лучше, чем в чистом поле до утра от ветра ежиться. Тем более, что в воздухе явственно пахло дождем, того и гляди хлынет…
Однако мой спутник, несмотря на тряску, до этого благополучно дрыхнувший в сумке, проснулся и обеспокоенно завозился.
– Где это мы?
– Да уже без понятия, – признался я. – Давно целых дорожных знаков не видел. Город какой-то впереди, вернее, то, что от него осталось. Найдем там какую-нибудь нору и переждем в ней до утра…
– Плохая идея, – качнул ушами Рудик. – Старики говорили про это место на юге. Сюда зонные свозили шкуры моих соплеменников.
– В таком случае, действительно, место неважное. Но нам по-любому ночевать где-то надо. Да и не объехать эти развалины. Видишь – справа вода, слева – болото. А сверху сейчас дождь польет. Поэтому выбора у нас нет.
Действительно, справа раскинулось огромное озеро, темное, с красноватым отливом, словно наполненное кровью. А слева все обозримое пространство занимала характерная растительность – камыши на вроде бы ровной земле, сплошь затянутой серым мхом, на которой то тут, то там словно невзначай наблюдаются лужи. Болото, конечно, пытается их маскировать ряской, но не всегда это у него получается. Особенно, когда в топь забредает кто-то массивный, типа жука-медведя или биоробота. Правда, из этого болота торчал не скелет мутанта, и не ржавый остов полуразумной боевой машины, а башня танка, сплошь облепленная ржаво-красными лишайниками. Похоже, болото яростно пыталось растворить демаскирующий объект, но быстро уничтожить толстенную броню оказалось не так-то просто…
Развалины впереди были, конечно, не чета московским. Двух-трех, максимум пятиэтажные дома, никаких тебе высоток или небоскребов. Причем пятиэтажки просели и обвалились более чем значительно, от многих вообще только кучи бетонных перекрытий остались. А вот многие низкорослые дома были практически целыми. Судя по их архитектуре, строили их веке в девятнадцатом – начале двадцатого. И, получается, возвели на века. Стены в три кирпича это вам не хухры-мухры, их из пушки-то не сразу разберешь.
Такой вот дом я и облюбовал под ночевку, свернув во двор – если таковым можно назвать засыпанную
мусором площадку перед единственным подъездом.Внутрь я зашел с «Валом» на изготовку, но ничего опаснее дохлой крысособаки внутри дома не оказалось. Перекрытия давно сгнили и осыпались вниз, так что дом представлял собой просто пустую кирпичную коробку. Окна нижнего этажа были заложены кирпичом, либо завалены мусором и зацементированы. Обычная постап-картина. Любой дом с надежными стенами после ядерной войны выжившие люди превращали в крепость – и умирали в этих крепостях либо от рук более удачливых конкурентов на место под солнцем, либо от лучевой болезни.
Выбрасывать полуразложившийся труп мутанта и разводить костер из сухого мусора, которого внутри было предостаточно, я поручил Рудику, а сам занялся обследованием места будущей ночевки на предмет ее безопасности. Впрочем, в этом мире безопасности не гарантирует даже подземный бетонный бункер, поэтому, закатив внутрь дома мотоцикл, я сунул мутанту две банки тушенки и отправился прогуляться вокруг дома. Если внутри укрытия прекрасно и замечательно, это не значит, что снаружи тоже все ништяк.
Однако и окрестности дома оказались полностью пустынны, хотя обычно в городских руинах постоянно кто-то возится – крысособаки хоммутов из земли выковыривают, мыши в чьем-нибудь трупе копошатся, рукокрылы над головой меж собой перекрикиваются… Или хотя бы вороны каркают. Они это во всех мирах делают без исключения, такие вот вездесущие твари. Тут же – тишина абсолютная. Мертвая, как бывает сразу после глобально-кровавой битвы. Нехорошая тишина, мягко скажем.
Но нагнетать себе поганое настроение не есть хорошее дело перед ужином. Пищеварению вредит, здоровый сон прогоняет. В общем, если все тихо, то пора и к костру, ибо запах горячей тушенки уже щекотал ноздри, просачиваясь через оконные амбразуры.
Рудик меня встретил недовольным ворчанием.
– Ну да. Я дохлятину выбрасывай, костер разводи, ужин готовь, а он, понимаешь, шляется. Воздухом дышит, аппетит нагуливает. Я тебе чего, Снар, в прислуги нанялся?
– Да нет, в попутчики напросился, – сказал я, присаживаясь к костру. И тут же подсластил горькую порцию суровой правды: – Кстати, хорошая идея.
Не знаю, чем ушастый банки вскрыл и где нарыл помятый котелок, но он это сделал. А еще из котелка, подвешенного на рогульках из арматурин, шел запах не только тушенки, но и еще каких-то трав, в сочетании с мясным духом весьма недурственный.
– Ты котел-то помыл прежде, чем в нем готовить? – поинтересовался я, доставая складную вилко-ложку.
– Нет, как домашним крысопсам туда пищевых отходов накидал и сварил, – оскорбился мутант. – Или ты думаешь, если у нашего племени от шерсти пованивает, то мы и едим всякое дерьмо? Чтоб ты знал, спиры так пахнут, чтобы паразиты не заводились, им наш запах не нравится. Так что теперь по твоей милости я рискую подхватить педикулез или что похуже…
Родившийся в библиотеке мут был серьезно начитан, и пока я ел, успел выслушать лекцию по паразитологии и вреде излишней чистоплотности для здоровья разумных существ. Варево Рудика, приправленное какими-то корешками, и вправду было на редкость вкусным, поэтому я, умяв половину, просто пододвинул котел мутанту.
– Ну все, оратор, ешь и отваливайся спать. Я первую половину ночи сторожу, потом ты.
Рудик поперхнулся невысказанным тезисом, почесал в затылке и бросил умильный взгляд на мой столовый прибор.
– И не мечтай, – сказал я, вставая со своего места. – Слыхал поговорку: ружье, ложку и жену не дам никому?
– Ружье и ложку вижу, – кивнул мутант. – А жена у тебя есть?
– Приятного аппетита, – сказал я и пошел к выходу из дома. Угораздило же меня согласиться на нытье хвостатого и взять его с собой? Типа, мне больше делать нечего, как теперь полночи думать о том, что ждет меня за МКАДом.