Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Официант поставил стакан с джином и сгреб монеты, которые я выложил на стол. Я не сомневался, что он присчитал несколько лишних пенсов, но не стал выяснять.

— Меня зовут Полли. А тебя, красавчик?

— Хокинс, — быстро нашелся я. — Сэм Хокинс.

— Значит, Хокинс, — засмеялась она. — Хоть не Смит. Прямо сердце обливается кровью — сколько тут вокруг бродит Хокинсов.

Я не успел ответить — мои слова были пресечены грохотом скандала в другой части зала. Смуглый моряк с фигурой гориллы, яростно взревев, опрокинул стол, чтобы добраться до собутыльника, худощавого китайца, который чем-то оскорбил его. Моряк был так страшен во гневе, что не оставалось сомнений — китайца ждет неминуемая гибель.

Но тут в стычку вмешался другой человек. У него были густые брови, короткая толстая шея, могучие плечи, а руки как стволы деревьев, хотя пропорциям моряка он и уступал. Неожиданный защитник китайца нанес драчуну удар кулаком в солнечное сплетение. Удар был настолько жесток, что по затихшему залу разнесся хрип моряка, согнувшегося от мучительной боли. Тот, что пониже ростом, снова примерился и нанес еще один удар, на этот раз в челюсть. Голова моряка откинулась назад, глаза остекленели, и он стал медленно оседать; нападавший подставил плечо и взвалил тело на спину, как мешок с зерном. Восстановив равновесие, победитель спокойно направился к дверям, словно у него на плече не горилла, а ребенок. Открыв дверь, он вышвырнул буяна на улицу.

— Это Макс Клейн, — восторженно сообщила моя подружка. — Черт возьми, силен как бык. Макс недавно купил это место, месяца четыре назад, и не позволяет тут никаких смертоубийств, ни в коем случае.

Зрелище в самом деле произвело впечатление, но в данный момент мое внимание привлекло нечто иное. Не успела закрыться дверь за бесчувственным телом моряка, как ее тут же распахнул новый посетитель. Мне он показался знакомым, и я вгляделся сквозь дымную пелену, чтобы не ошибиться. Да, точно, это он, Джозеф Бек, ростовщик. Я отметил для себя, что об этом следует рассказать Холмсу, и снова повернулся к Полли.

— У меня чудная комнатка, милый, — кокетливо сообщила она.

— Боюсь, что она меня не интересует, мадам, — с предельной вежливостью сказал я.

— Он говорит — мадам! — возмущенно вскричала Полли. — И вовсе я не старуха! Ну правда же, я молодая! Молодая и чистая. Можешь не бояться.

— Но может, тебе стоит кого-то бояться, Полли, — сказал я, внимательно рассматривая ее.

— Мне? Я тут никому зла не сделала.

— Я имею в виду Потрошителя.

Она жалобно хлюпнула носом:

— Ты просто хочешь напугать меня! А я вот не буду бояться.

Бросая взгляды по сторонам, она сделала основательный глоток и замерла, глядя в какую-то точку у меня за спиной. Только сейчас я понял, что большую часть нашего разговора она не отрывалась от нее. Повернув голову, я увидел невообразимо грязное существо с жутким ножевым шрамом на щеке. Рот был перекошен издевательской усмешкой, а синяк под левым глазом еще усиливал мрачное впечатление. Такого злобного лица я не видывал прежде.

— Он добрался до Анни, этот Потрошитель, — шепнула Полли. — Расправился с бедняжкой… а Анни ни единой души не обидела.

Я повернулся к ней:

— А этот монстр со шрамом?

Она заплакала.

— Кто знает, чего ради он здесь бродит и творит такие вещи? Какая радость в том, чтобы распороть живот бедной девочке и начисто отрезать ей грудь?

Ну все, это и есть Потрошитель.

Трудно объяснить мою уверенность. В юности я какое-то время увлекался азартными играми и знаю, что порой приходит убежденность, для которой нет никаких реальных причин. Инстинкт, шестое чувство — называйте как хотите, — но игнорировать это невозможно.

Именно такое чувство и охватило меня, пока я рассматривал это чудовище, а он не отрывал взгляда от девушки, сидевшей напротив меня. Я видел, как в углах его уродливого рта появились мутные слюни.

Но что делать?

— Полли, — тихо спросил я, — ты раньше встречала этого человека?

— Я, милый? Никогда в жизни! До чего жуткая рожа, верно? — И тут у Полли резко изменилось настроение — такая неуравновешенность свойственна падшим женщинам. Дала о себе знать ее взвинченность, скорее всего усиленная выпивкой. Она подняла стакан. — За удачу, милый! Если не хочешь моего лилейно-белого тела, то и не хоти. Но ты хороший мужик, и я желаю тебе всех благ.

— Спасибо.

— Девочка должна зарабатывать себе на жизнь… а то я пойду ко дну. Может, ты как-нибудь проведешь со мной ночку?

— Возможно.

Она поднялась из-за стола и отошла, покачивая бедрами. Я смотрел ей вслед, ожидая, что она подойдет к другому столу и снова займется своей работой. Но нет: она обвела глазами зал и решительно двинулась к выходу. Я подумал, что, раз ей не удалось подцепить какого-нибудь пьянчугу в «Ангеле и короне», она отправится бродить по улицам. Но едва только я испытал облегчение, как омерзительный тип за моей спиной вскочил и бросился за ней. Можно себе представить, как я обеспокоился. Я не мог придумать ничего иного, как для пущей уверенности коснуться оружия, лежащего в кармане, и вслед за этим человеком тоже устремиться на улицу.

На какое-то мгновение я буквально ослеп, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. К счастью, когда я освоился, тот все еще находился в поле зрения. Прижимаясь к стене, он крался в самом конце улицы.

Теперь-то я не сомневался, что ввязался в опасное дело. Это Потрошитель, и он преследует девушку, которая только что пыталась завлечь меня в свою комнату. И теперь я один стою между нею и ожидающей ее страшной смертью. Я крепко сжал рукоятку револьвера.

Ступая с пятки на носок, как краснокожий из американских прерий, я пошел за ним. Он завернул за угол; я заторопился, боясь и наткнуться на него, и потерять.

Переводя дыхание, я осторожно выглянул из-за угла. На этом участке стоял лишь единственный фонарный столб — смутный круг света в полной тьме. Объект охоты исчез.

Меня охватило тревожное чувство. Может, злодей уже напал на бедную девушку и теперь под его ножом жизнь покидает юное тело. Ах, если бы я догадался прихватить с собой карманный фонарь! Я ринулся вперед, нарушая своим топотом мертвое молчание улицы.

Все же кое-что было видно, во всяком случае, я понял, что улица к концу сужается, превращаясь просто в проход между домами. Туда я и нырнул, полный ужаса от мысли, что мне предстоит обнаружить.

Внезапно рядом раздался сдавленный вскрик. Под руки попалось что-то мягкое. Голос, пресекающийся от страха, бормотал:

— Пощадите! Умоляю вас, пощадите!

Я узнал Полли. Она стояла, прилипнув к стене. Чтобы не спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот ладонью и прошептал в ухо:

— Все в порядке, Полли. Вы вне опасности. Я тот джентльмен, с которым вы сидели. Я пошел за вами…

Внезапно сзади на меня навалилась какая-то громадина, и я отлетел в сторону, с трудом удержавшись на ногах. Но я все понял. Это исчадие ада, за которым я шел от «Ангела и короны», перехитрило меня. Притаившись во тьме, он дал мне пройти, а потом, вне себя от ярости, что добыча ускользает, зверем набросился на меня.