Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Уткнувшись подбородком в грудь, Холмс продолжил свой рассказ:

— Когда я вышел за дверь, девушка уже свернула за угол. Бека нигде не было видно, и я мог лишь предполагать, где он, — то ли пошел в другую сторону, то ли прячется в темном подъезде по соседству. Уже за углом я услышал быстрые шаги и смутно увидел силуэт мужчины в плаще. Мне и в голову не пришло, что это вы, — ваши с Беком фигуры, Ватсон, к сожалению, весьма похожи. Я спрятался, и вы прошли мимо меня. Тут девушка вскрикнула, и я решил, что мне удалось настичь Потрошителя. Но стоило мне кинуться на него, как я понял, что непростительно ошибся.

Мы закончили с утренним чаем, и Холмс принялся вышагивать по нашей квартире на Бейкер-стрит. Я наблюдал за ним, сокрушаясь в душе. Как бы мне хотелось стереть из памяти весь этот инцидент — не только ради Полли, но и чтобы вернуть спокойствие моему другу. А Холмс продолжал истязать себя:

— То есть, пока мы, оплошав, ахали и охали, Потрошитель нанес удар. Как самоуверен этот негодяй! Сколько в нем презрения, сколько наглости, с которой он творит свои преступления! Верьте мне, Ватсон, я схвачу этого мерзавца за шиворот, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни!

— Значит, выясняется, — сказал я, стараясь отвлечь Холмса от этого тягостного момента, — что Джозеф Бек не виновен, по крайней мере в последнем убийстве.

— Именно так. Бек не успел бы добраться до дому, смыть с себя кровь, раздеться и облачиться в ночную рубашку. — Холмс взял было трубку из вишневого дерева, потянулся к ковровым домашним тапочкам, но раздраженно отшвырнул их. — Ватсон, — сказал он, — единственное, чего мы добились прошлой ночью, — это исключили из числа подозреваемых одного человека из миллионов жителей Лондона. Такими темпами мы будем искать преступника до скончания будущего века.

Я не знал, как успокоить его. Но тут Холмс внезапно выпрямился и твердо посмотрел на меня:

— Все, хватит об этом. Будем как феникс. Одевайтесь, Ватсон. Нам предстоит нанести очередной визит в морг доктора Мюррея.

Не прошло и часа, как мы остановились перед этим мрачным заведением на Монтегю-стрит. Холмс внимательно осмотрел обшарпанный проход.

— Ватсон, — сказал он, — я хотел бы иметь более полное представление о том, что тут находится по соседству. Я зайду к доктору, а вы будьте любезны, осмотритесь вокруг.

Полный желания загладить свою ошибку, я охотно согласился. На Монтегю-стрит я не нашел никаких торговых заведений. Дальний конец ее был занят складскими помещениями, за закрытыми воротами которых не наблюдалось признаков жизни.

Но, повернув за угол, я убедился, что жизнь тут все же существует. Домохозяйка отчаянно торговалась с зеленщиком из-за кочана капусты. За лотком с зеленью был вход в табачную лавку, а дальше стоял маленький запущенный паб с выцветшим изображением кеба над дверью.

Вскоре мое внимание привлек открытый проход во двор на другой стороне улицы. Оттуда донесся громкий визг, словно там резали свиней. Так и оказалось. Я прошел под древней каменной аркой и очутился на скотобойне. В углу сгрудились четыре борова, а пятого мускулистый парень в окровавленном кожаном переднике тащил к крюку. Ловко приподняв свинью, он подвесил ее вниз головой. Ржавый шкив заскрипел, когда он потянул за канат. Пока мясник крепил узел, свинья визжала и дергалась, словно предвидя свою судьбу.

Я с отвращением наблюдал за этой сценой. Мясник вынул длинный нож и уверенным движением перехватил свинье горло. Истошный визг превратился в бульканье, а мясник отступил назад, уклоняясь от хлынувшей струей темной крови. После чего спокойно ступил в кровяную лужу, окончательно перерезал свинье горло и одним движением лезвия развалил тушу от хвоста до головы.

Но не процесс разделки заставил меня отвести взгляд. Я увидел нечто вообще непереносимое: тот слабоумный, в котором Шерлок Холмс и его брат Майкрофт признали Майкла Осборна, сидел на корточках в углу скотобойни, прикованный взглядом к окровавленной туше животного, и для него не существовало ничего на свете, кроме действий мясника. Они откровенно возбуждали его. Весь вид Майкла Осборна вызывал тошноту.

Покончив с первым этапом разделки, мясник сделал шаг назад и улыбнулся мне:

— Хотите кусок свинины, хозяин?

— Нет, спасибо. Я просто проходил мимо…

— И услышали визг. Вы тут чужак, а то бы даже внимания не обратили. Соседи уже привыкли. — Он повернулся к Майклу Осборну и весело спросил: — Правда, дурачок?

Слабоумный улыбнулся и кивнул.

— Этот дурачок — единственный, кто составляет мне компанию. Без него тут было бы жутко одиноко.

— Ваше рабочее место не отличается чистотой, — не скрывая брезгливости, сказал я.

— Чистотой, говорите? — хмыкнул парень. — А здешний народ хочет только набить себе брюхо, и немного грязи на свинине никого не волнует — это точно! А девчонки так вообще трясутся, как бы их самих не располосовали.

— Вы о Потрошителе?

— Верно, хозяин. О нем и речь. Из-за него шлюшки всю ночь психуют.

— Вы знали девушку, которую убили прошлой ночью?

— Еще бы. Как-то вечерком она меня по-быстрому обслужила, а я ей отвалил два с половиной фунта. Бедная потаскушка, ей нечем было платить за комнату, а я человек благородный и не могу видеть, как девушка бродит в тумане, когда ей хочется в постельку.

Что-то меня заставляло поддерживать этот пошлый разговор:

— У вас есть хоть какое-то представление, кто он такой, этот Потрошитель?

— Господь с вами, хозяин. Да кто угодно, вот хоть ваша милость. А что, нет? Он, может, тот еще франт.

— Почему вы так считаете?

— А вот прикиньте. Моя работа связана с кровью, я привык к ней, поэтому так и думаю.

— Не понимаю.

— Что ж не понять. Потрошитель так полосует их, что должен быть весь в крови с головы до ног. А никто здесь окровавленных не видел после убийств. Так ведь? А все почему? Да потому, что этот денди накидывает плащ, в котором ходят в оперу, и прячет под ним свои, так сказать, кровавые деяния. Вы так не считаете? Ну ладно, мне надо дело делать.

Зловоние и запекшиеся лужи крови скотобойни остались позади. Но образ Майкла Осборна — как он сидит на корточках в углу, влажными глазами наблюдая за бойней, — я унес с собой. Что бы ни говорил Холмс, это жалкое подобие человека оставалось главным объектом моего интереса.

В морге на Монтегю-стрит я остановился перед столом на возвышении; тут лежало тело, прикрытое белой простыней. Постояв рядом несколько секунд и не в силах справиться с накатившей жалостью, я откинул простыню с лица.