Шерстяная «сказка»
Шрифт:
Но иногда наш юный друг сбегал от отца и в знак поддержки крутился то рядом с матерью и Ральфом, то со мной и Андрэ, неизменно добавляя атмосфере бесшабашной радости.
Собственно невесту с женихом освободили от ответственности за мероприятие потому, что у нас имелись другие, не менее, если не более значимые дела. Мы готовили подарок для царственной персоны.
Вместе ездили в хозяйство Андрэ, вместе отбирали самый лучший, самый идеальный материал для одеяла. Решили, что оно будет натурально-белым. Такая шерсть – самая дорогая.
Теперь у меня уже имелся хоть небольшой, но всё же опыт в этом вопросе. И я придирчиво, пристально разглядывала, прощупывала
Чай не для дворника дяди Васи стараемся – в царские хоромы вещь пойдёт. А сколько от неё зависит?
На всё здесь я теперь смотрела по-новому. С другим интересом и дотошностью.
Если в первое посещение было достаточно просто утолить поверхностное любопытство и похвалить порядок в хозяйстве, то теперь возникало огромное количество «зачем и почему?»
А зачем здесь вот этот загон для выгула, если барашки, вроде как, гуляют на пастбищах?
А-а, чтобы они могли подвигаться в плохую погоду или зимой, когда травки совсем нет?
Логично.
А почему эти овечки заперты отдельной кучкой в загоне? А-а, понятно, чтобы они не начали, пардон, плодиться и размножаться от кого попало, а только от самого лучшего производителя.
А вот эта жуткая штука, этот экзекуторский инструмент - ножницы для стрижки?
Ну и дальше, как говорится, по списку.
Кстати, познакомилась с теми самыми приезжими работниками Андрэ. Только сейчас сообразила, что ранее даже не озадачивалась вопросом, как они вообще между собой общаются.
Иностранцы же, и простые овцеводы, а не какие-то международные дипломаты. А языки-то у нас разные.
Ответ, как все догадались, крылся в прошлой профессии Андрэ. Он знал англитанский, и не только его. Да и сами Грегор и Волт уже немного освоили самые простые слова и обороты фриницийского. Корявенько, но догадаться, о чём говорят, было можно.
Грегору было лет около тридцати. Поджарый, высокий – таких ещё называют прогонистыми. Белобрысый, разговорчивый и улыбчивый парень.
Волт – постарше, поплотнее и посерьёзнее. Я бы ещё даже добавила, поосторожнее.
У обоих на родине остались семьи, которые уже бы перебирались сюда, если бы нам самим не грозил глобальный переезд. Ну и чего родных лишний раз мытарить? Прибудут уже туда, где окончательно осядем.
А причина их бегства с родины, из-за которой они с лёгкостью покинули Англитанию, оказалась совершенно банальной. Религиозные разногласия и нетерпимость соотечественников к их вере. Их, тех верований, в местном туманном Альбионе, как и в нашем, оказалось превеликое множество. Сразу вспомнилась одна старая поговорка про то, что во Франции всего
3 религии и 360 соусов, а в Англии наоборот – 3 соуса, но 360 религий.
Ну да это, на мой взгляд, слишком личная тема, чтобы вступать с верующими незнакомой для меня конфессии в какие-то теологические дебаты. «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…» Левитанский в этом стихотворении, конечно, совершенно гениален.
С новым хозяином у них сложились замечательные отношения. Андрэ устраивало, что мужчины трудолюбивы, отменно знают своё дело и в хозяйстве порядок. А Грегор и Волт были счастливы, что никто не трогает их внутренние убеждения, не обвиняет в бесовщине и не пытается перенаставить на путь истинный.
В общем, всё шло своим чередом.
45
Плед ваяла с особой кропотливостью,
придиралась к себе не меньше, чем к работникамАндрэ. Делала и переделывала, пока не получила идеальный результат.
Царственную лилию работы Ральфа поместили на резную подставку под стеклянный колпак. Кстати, даже изрядно поспорили насчёт того, каким оформлением окружить цветок.
– Раз уж подарок предназначен лицу королевской крови, то он должен соответствовать цветам королевского дома. Лилия – белая, подставка – синяя. – утверждал Андрэ.
Вот сразу видно, что не творец.
– Дорогой мой друг, в чём-то вы безусловно правы. Но посмотрите, как обедняет цветок такое скудное оформление. На монотонном синем атласе он просто сиротливо блекнет. Совсем другое дело, если поместить его в окружение диких травинок, как это выглядит в природе.
Тогда он кажется живым. – мягко возражал брат.
– Абсолютно согласна с Ральфом. – вторила единомышленнику по данному вопросу я, -
Андрэ, у их величеств во дворце и так уже, наверное, в глазах рябит от количества гербовых цветов. Должно же быть что-то, на чём захочется отдохнуть взору. Если цветок превратить в некий геральдический атрибут, то к нему и относиться станут соответственно. Вряд ли их величества восхищаются каждым гербом, который встречается им во дворце. Их просто не замечают, верно ведь? Мы же с братом хотим, чтобы лилией любовались, а не поставили пылиться на полку с подобными предметами.
Ну я же права? Посмотрите, как роскошно выглядит дикая лилия.
А теперь ещё сверху тончайший прозрачный купол, и под естественное освещение.
Чтобы солнечные лучи оставляли на стекле искристые блики, подчёркивая изысканность и натуральную красоту композиции. И попробуйте переместить её, одинокую, на синий лоскуток.
Пум-м! Всё обаяние цветка (если можно так выразиться) моментально испаряется.
В общем, двое против одного – победило большинство.
Что касается вечеринки, от воспоминаний о ней скулы сводит зевотой. Всё вышло ровно так, как и предполагалось. Кисло, натянуто, формально. По окончании мы с Андрэ просто поставили крыжик об исполненном долге и облегчённо перекрестились. А дальше…
Дальше Андрэ уезжал.
Мариэль с мадам Флорой уже перевезли к нам. На это время Ральф распорядился поселить нашу сероглазку в комнате дочки. Она больше всего подходила на роль девчачьей детской.
Рози такое решение мужа, конечно, не понравилось. Спорить не решилась, но Мариэль с первых минут появления в доме стала сноху раздражать.
Я даже сперва хотела побеседовать с братом и уговорить переселить малышку в другое помещение, например, поближе ко мне. Чужой ребёнок в комнате родной дочери – красная тряпка для Рози. Но потом раздумала. Этим действием ничего не изменить. Сноха что так, что эдак будет злиться на присутствие Мариэль. А детская – есть детская, там всё было устроено для удобства и уюта маленьких обитателей.
Расставаться с Андрэ было тоскливо. Ой, не буду про вот это: «Знать, что не увижу его ни завтра, ни через день, и каждая минута будет казаться вечностью, бла-бла-бла…» И так тошно.
Ясно, что мы успели сродниться, сблизиться, привыкнуть к тому, что постоянно чувствуем друг друга рядом. Ладно, чего развозить.
В тот день Лапьеры всем составом прибыли к нам, чтобы тоже обнять друга на дорогу и пожелать удачи. Андрэ тепло попрощался с ними, с Ральфом. Пошептался с племянницей: запретил малышке грустить и уверил в том, что нисколько не сомневается, что она его не подведёт. Что будет хорошей зайкой, за которую ему ни за что не придётся краснеть.