Шрифт:
Валерий Дмитриевич ГУБИН
ШЕСТЬ ДНЕЙ
Фантастический рассказ
Андрей проснулся, услышав высокий серебряный голос трубы, и подумал как хорошо, что тебя будят подобным образом. Открыл глаза, и оказалось, что это играет отец, смешно раздувая щеки. Тогда он понял, что все еще спит, и попытался задержать сон, но тот распадался, разлезался по кускам. Пришлось вставать. Мелодия еще звучала в ушах, но все тише, потом совсем смолкла, и стал слышен обычный монотонный шум улицы, слышен, несмотря на плотно закрытые окна и толстые шторы.
Андрей подошел к окну и посмотрел на термометр. Он каждое утро смотрел на него, словно ему нужно было не на работу
"Летом придется ставить кондиционер, иначе тут не продохнешь. Чтоб он провалился, этот экспериментальный район".
Его соблазнил тридцатиэтажный гигант с солярием, бассейном, подземным гаражом. Но напротив оказалась гостиница для шоферов. Говорили, что в верхних этажах воздух чище, но Андрей не очень в это верил - в нескольких километрах от дома дымила мощная ТЭЦ.
Через полчаса он раскачивался в такт вагону метро и пытался задремать. Вот уже месяц, как Андрей отказался от машины, надоели пробки и вечные опоздания, и был даже доволен - у него появилось сорок минут абсолютно свободного времени. И обычно в это время его посещали ленивые, неспешные и потому особенно приятные мысли. Правда, полностью отключиться не удавалось. Помимо его воли в голове намертво замкнулись необходимые связи и вспыхивали время от времени, не давая забыть о себе: выяснить насчет "Проекта-54", позвонить Николаеву и далее более мелкое - зубной врач, очки, путевка, зимняя обувь и еще с десяток сигналов, периодически поступающих в мозг. Это не особенно досаждало, и Андрей был доволен своей жизнью, работой, сумасшедшей нагрузкой, с которой пока легко справлялся. Последние годы он жил в суматошном, лихорадочном напряжении, и каждая минута была наполнена его усилиями, не пропадала зря, не уходила в песок. Только иногда нападали вдруг мимолетные необъяснимые приступы хандры, связанные с ощущением, что чего-то очень важного не хватает во всех его трудах и стремлениях. Он объяснял их переутомлением и тотчас забывал об этих странных приступах, взявшись за решение очередной интересной проблемы, благо таких проблем в его работе хватало: Андрей работал в институте хроноскопии, в отделе альтернативных моделей исторического времени.
Секретарша, машинально улыбаясь, протянула ему бланк-заказ:
– Вам подписано.
– Как? Уже? А Николаев знает?
Она все с той же приклеенной широкой улыбкой пожала плечами.
Андрей выскочил в коридор и судорожно стал шарить по карманам в поисках сигарет. Потом вспомнил, что полгода назад бросил курить.
"Наконец-то и мне повезло. Просто не верится! Молодец, Николаев, сдержал слово", - и он, глубоко вдохнув пахнущий хлоркой воздух институтского коридора, побежал к себе.
Когда вокруг проступили стены большой светлой комнаты с потертым туркменским ковром над диваном, у Андрея радостно забилось сердце, и он опустился прямо на пол. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал. Почти трое суток с небольшим перерывом на сон они вместе с руководителем маршрута просчитывали направление поля, график энергетической нагрузки, ее запас на случай ошибки. И вот получилось! Он находился в квартире своего детства в неказистом пятиэтажном доме, затерянном в глубине Щиповских переулков, в Москве, в июле 1954 года. Родители, по его расчетам, еще в начале месяцав месте с ним уехали в Крым.
Он долго сидел, прислушиваясь к тишине квартиры, к крикам детей за окном, смотрел на трепещущие зеленые блики на стенах и потолке. Потом встал
и, разминая затекшие ноги, пошел в коридор, достал запасной ключ, висящий под счетчиком. Паркет, как в детстве, скрипел, каждая плитка издавала свой собственный звук.Андрей снова, как много лет назад, летел вниз по лестнице, пропахшей кошками и кухонными запахами, и потолок над каждой площадкой так же чернел следами сгоревших спичек. Выбежав во двор, он огляделся. Солнце уже перевалило зенит, и весь двор был в тени густых высоких тополей, отгораживающих его от улицы. У флигелька в глубине двора сидел маляр Гриша, как всегда в это время дня пьяный, и голосил, подыгрывая себе на гармошке:
– Придет весна, поедем мы в Сухуми...
– Здравствуй, дядя Гриша!
– Здравия желаем, начальник, - Гриша попытался приподняться, но ноги его не держали.
– Дядя Гриша, ты меня узнаешь?
Гриша посмотрел на Андрея слезливым взглядом и обиделся:
– Почему нет? Я и выпил всего ничего. Ты полковник из двенадцатой. Но я тебя не боюсь.
– Не боишься?
– удивился Андрей.
– Нет! Я вообще никого не боюсь. Вон спроси учителя. Опять он с Тонькой идет, зараза.
Андрей обернулся и вздрогнул, увидев Геннадия Петровича, потому что все время именно таким его и вспоминал - высоким, худым, в офицерском кителе без погон и штатских брюках. Все тот же шрам на виске и глубоко запавшие грустные цепкие глаза. Он шел медленно, прихрамывая, тяжело опираясь на палку. А рядом девушка в синем платье, довольно коротком для пятидесятых годов, и лицо у нее очень странное, необычное - то ли подростка, то ли женщины, то ли очень красивой, то ли дурнушки. И потому от него было трудно оторваться. Андрей был уверен, что никогда не видел ее раньше, в своем детстве, и в то же время какое-то смутное воспоминание брезжило в голове еле-еле и приятно волновало.
– Геннадий Петрович!
– шагнул он навстречу.
Учитель остановился, будто испугавшись.
– С кем имею честь?
– У меня к вам дело, - Андрей смотрел то на учителя, то на его спутницу, просто не мог оторваться от нее и злился на себя за это, - я из Академии наук, по поводу вашего изобретения.
– У меня нет никакого изобретения, - глаза учителя, беспокойные, тоскующие, словно впились в Андрея.
– Я имею в виду те идеи, над которыми вы работаете сейчас.
– Откуда вы знаете про мои идеи?
– Я объясню вам, - замялся Андрей, озираясь по сторонам, - но, если можно, не здесь.
Учитель схватил девушку за руку и двинулся к парадному.
– Так как же?
– Сейчас я занят, - откликнулся с каким-то надрывом Геннадий Петрович, - зайдите попозже, к вечеру. Или завтра.
– Сегодня, в пять!
– решил проявить настойчивость Андрей.
– Хорошо, хорошо, - учитель даже не повернул головы, спеша к дверям, - я живу в восьмой квартире.
– Знаю. Буду к пяти, до встречи.
– Андрей отошел, потом обернулся и увидел, что они стоят в дверях и смотрят ему вслед.
– Ну что, понял?
– гаркнул ему в ухо Гриша, которого он чуть не сбил с ног. Тот уже стоял, покачиваясь, посредине двора.
– Если он учитель, так ему можно чужих девок хватать?
– Тебе-то что?
– удивился Андрей.
– У меня на Тоньку свои виды. Я с ее отцом в корешах.
– Нужен ты ей, алкаш задрипанный, - такой девушке!
– Но ты, потише, - Гриша будто протрезвел от злобы и почти не качался, - я не посмотрю, что ты полковник, - он сунул руку в карман, - я срок тянул, мне человека пришить - раз плюнуть!