Шесть опаленных роз

Он издал низкий, неубедительный звук в горле.

— И что в ней особенного? В чем отличие?

Я встала и подошла к стене, рассматривая его кровь вблизи, как делала это много раз до этого.

— Видишь, как она движется? Она отличается от человеческой крови. Цвет тоже. Форма. Она разрушается по-другому. — Он молчал, не останавливая меня, и я обнаружила, что погружаюсь в свой собственный энтузиазм, объясняя ему все, чем его кровь отличается от человеческой, все маленькие способы, которыми магия его природы и его богини пропитала ее. Все способы, с которыми она противостоит смерти.

После этого он долго молчал.

— Ты веришь в это, — сказал он, наконец. — Что это может помочь.

— Да. Да, верю.

— Кровь вампира никогда ничем не помогала.

Я оглянулась на проекцию на стене. Мне нужно было убрать ее, и быстро. Оборудование могло задымиться в любой момент. Но я коснулась стены, коснулась изгиба каждого лепестка.

— Твоя кровь…

Боги, в ней было так много всего

Я решилась остановиться на:

— Она может спасти нас.

Я почти потерялась там, в этой проекции, пока Вейл не сказал:

— Это неправда.

Я повернулась к нему. Он не смотрел на кровь. Он смотрел только на меня.

— Ты, — сказал он. — Ты спасешь их.

Он сказал это с такой убежденностью, с такой уверенностью, что я не знала, как реагировать. Он поднялся, сцепив руки за спиной.

— Все, что тебе нужно, — сказал он. — Моя кровь. Мои книги. Мои знания. Все, что угодно. Все твое.

Глава

12

Видимо, я заинтересовала Вейла, потому что с этого момента он захотел постоянно заниматься со мной. Мы вместе рылись в его библиотеках и кабинетах, он помогал мне находить книги, которые могли иметь отношение к моей работе, а затем переводил их для меня, пока я делала беглые заметки в своих блокнотах. Время расплывалось, каждая минута превращалась в часы, пока моя голова не начинала клониться к книгам, и Вейл заставлял меня отдыхать.

— Ты так живешь? — спросил он в ужасе, на что я ошарашенно моргнула.

— Мне нужно работать, — ответила я, потому что это было очевидно. На что он фыркнул и потащил меня в постель, а потом сидел там, чтобы убедиться, что я там останусь, потому что в первый раз я поступила глупо и позволила ему поймать меня на том, что я улизнула.

Я ничего не могла с собой поделать. В доме Вейла было столько знаний, столько всего интересного. Я хотела получить все это. Я хотела прожить жизнь, вечность, чтобы впитать все, что он знал, чтобы познать мир так же, как он.

Прошло еще два дня, потом три. Мое здоровье улучшилось. На третий день я подумала о том, чтобы уехать, но Вейл очень серьезно сказал:

— Ты все еще нездорова. Ты не в том состоянии, чтобы отправиться в путь.

А потом я лежала в постели и глотала стыд, потому что могла бы с ним поспорить — должна была поспорить.

Но я не захотела.

Потому что, возможно, какая-то часть меня находила странное родство с ним в те измученные, лишенные сна дни. Я смотрела, как он читает мне книги на обитрэйском, наблюдала, как что — то оживает на его лице — горячее любопытство, которое отражало то, что я так часто чувствовала и всегда гасила в себе.

Я думала, что ничего не может быть прекраснее крови Вейла. Как же я ошибалась.

И когда прошло еще несколько дней, и моя усталость и энтузиазм заставили меня ослабить мой обычно тщательно удерживаемый контроль над общественно неприемлемыми взглядами, мой сырой энтузиазм просочился наружу, когда я возбужденно говорила с Вейлом о той или иной теории, я повернулась и увидела, что он смотрит на меня, нахмурив брови. Его выражение лица заставило меня замереть, а лицо покраснеть, потому что я опустила стену, которую не должна был опускать, и не была уверена, что я показала ему за этими стенами.

— Я… — начала я.

Но он просто спокойно сказал:

— Ты очень красивая женщина.

Это не было приглашением, как в тот вечер, когда он спросил меня, не хочу ли я провести с ним ночь. Он не флиртовал со мной. Нет, это было замечание, ясное и простое, как в книгах, разложенных перед нами, и Вейл просто оставил его без внимания, а затем снова обратился к своей книге.

Глава

13

Мне нужно было вернуться домой.

Я поняла это, как только открыла глаза. Эта мысль пришла с острым чувством вины, как будто рассеялась дымка, и я сразу поняла, что я делала.

Я была с Вейлом целую неделю. Неделю, в мире, где время было таким ценным и жестоким.

Мне нужно было вернуться домой.

Я сказала об этом Вейлу и не знала, что ответить на его медленный кивок и спокойную манеру поведения. Он настоял на том, чтобы отправить меня домой на великолепном черном коне, который, вероятно, стоил больше, чем все мое имущество вместе взятое.

— Ты не настолько здорова, чтобы пройти весь этот путь пешком, — сказал он, когда я попыталась возразить.

Он помог мне забраться на него, чего я никак не ожидала, его крепкие и большие руки обхватили мою талию. От его хватки у меня по позвоночнику пробежала трель, которая поразила меня там, где я совсем не ожидала. Когда я села, а он встал рядом с лошадью, его рука все еще небрежно лежала на моем бедре, это прикосновение было единственным, о чем я могла думать.

— Спасибо за гостеприимство, Вейл.

Он слегка пожал плечами, как будто изо всех сил старался сделать вид, что это большое неудобство.

Тем не менее, он не двигался, и я не была уверена, почему. Его рука все еще лежала на моем бедре.

Ждал ли он, что я что-то скажу? Не пропустила ли я подсказку, которую должна была понять? Я часто так делала. Я посмотрела вниз на эту руку.

— Что…

— Могу я тебе написать? — спросил он.

Мой рот закрылся. Я моргнула.

— Могу я писать тебе? — В его голосе звучало смутное раздражение, и я не была уверена, почему.

— Да, — сказала я, наконец. — Конечно.

Ничего само собой разумеющегося в этом не было. Неразумно было позволять Вейлу писать мне. Неразумно впускать в мой дом еще больше свидетельств о проклятых детях Ниаксии, где они могли бы вызвать еще больший гнев богов, чем мы уже заслужили.

Голос в затылке кричал мне об этом. Голос, который было слишком легко заглушить.

В конце концов, я уже принесла так много Вейла в свой дом. Его кровь. Его книги. И я чувствовала себя так, словно была покрыта им до самой кожи. До самого сердца.