Шесть опаленных роз

Не знаю, почему я ожидала, что поцелуй будет яростным и звериным, но первый поцелуй был тихим и нежным. Сладким.

Губы Вейла были мягче, чем я думала. Его борода щекотала мой подбородок. Сначала он просто провел губами по моим губам, словно хотел начать с того, чтобы узнать их форму, узнать, какова я на вкус.

Затем его губы приоткрылись, поцелуй стал еще глубже, и его язык, шокирующе робкий, встретился с моим. Моя разум был затуманен и расплывчат, что не имело ничего общего с моим истощением.

Прерывистое дыхание коснулось моих губ и этот маленький признак его сильного желания, зажег что-то внутри меня. Внезапно близость Вейла, тепло его обнаженной кожи, его вкус, его запах захлестнули меня.

Из моего горла вырвался крошечный беззвучный звук, и я поцеловала его в ответ. Сильнее. Глубже.

Он ответил на мой пыл с таким энтузиазмом, что у меня перехватило дыхание.

Он крепко держал мое лицо, его язык исследовал мой рот, а каждый поцелуй перетекал в другой. Боги, я никогда никого так не целовала. Каждое движение было таким интуитивным. Мне не нужно было останавливаться и гадать, чего он хочет. Это была та легкость, которую, как я думала, всегда должны чувствовать другие люди.

Одна его рука переместилась на затылок, запутавшись в моих волосах. Другая спустилась к талии, большой палец скользнул между пуговицами рубашки и коснулся моей обнаженной кожи. Одно это прикосновение заставило меня задохнуться.

Его язык заскользил по моему языку, а затем он отстранился. Охваченные моим пылом, мы оба упали на кровать.

Все было туманным, далеким.

— Ты ранен, — тихо сказала я.

— Невероятно, насколько лучше я себя уже чувствую. — Его усмешка была низкой и хриплой.

Но его улыбка померкла, и он посмотрел на меня долгим взглядом, и я поняла, что означает это молчание, вопрос, который он мне задает.

Я раздвинула бедра, открываясь навстречу жесткому давлению его желания между нами.

Его глаза потемнели, желание в них было таким острым, что меня распирало, и мне пришло в голову, что, возможно, я должна бояться — возможно, голод, который я видела в выражении лица Вейла, и чувствовала в том, как он прижимал меня к кровати, — был связан не только с сексом.

Хотя нет. Нет, страх пришел откуда-то еще. Не от грубости Вейла, а от его нежности.

Он убрал прядь волос с моего лба.

— Ты трясешься, мышонок.

Я скользнула кончиками пальцев под пояс его брюк, легким прикосновением прикоснулась к плоти его живота, нежной коже, твердым и слегка подрагивающим мышцам.

— Как и ты.

Мой голос был хриплым, низким. Вейл слегка опустил голову, когда я заговорила, словно хотел почувствовать слова на своих губах, но остановился, едва не встретившись с ними.

Мы оба не двигались. Не встречаясь в этом почти поцелуе, не отстраняясь, наши руки нащупывали пуговицы одежды друг друга, но не расстегивали их.

Я смотрела на лицо Вейла, на его черты, обрисованные голубовато-серебристыми бликами света, которые напоминали мне очертания роз, которые я ему подарила. Даже с оставшимися ранами он напоминал мне статую, произведение живого искусства, высеченное из камня, не подверженное ни жестокости времени, ни жестокости природы. Он был вечностью, а я — непостоянством, существом, приобщившимся к тайнам, от которых я всю жизнь словно задыхалась.

Как может существо, внешне столь похожее на человека столь потрясающе отличаться от нас?

И тем не менее…

Тем не менее…

Уголок его рта напрягся. Это должна была быть улыбка, но выражение лица было настолько печальным, что меня передернуло.

— Мне всегда было интересно узнать, о чем ты думаешь, — пробормотал он. — Когда ты так смотришь на меня.

— Как?

— Как будто я формула, которую нужно разгадать, и ты очень заинтригована ответом.

Услышав это, не могла не улыбнуться.

— Интригующее — подходящее слово.

Между его бровями образовалась морщинка.

— Это приемлемо?

Вопрос сильно поразил меня, поразил, потому что я не была готова к нему, к тому, что он задаст его таким образом, робко и неуверенно.

Как будто ответ что — то значил для него. Как будто ответ значил для него все.

— Да, — сказала я. — Это звучит замечательно.

Я никогда не могла разгадать Вейла и его многочисленные тайны, но я все равно любила их. И в этих сложностях я видела зеркало, в котором отражалось все то, что не имело смысла во мне самом.

Впервые я увидела красоту во всем, чего не понимала. И я знала, что Вейл тоже видит красоту во всех этих вещах внутри меня.

Я провела ладонью по его животу, наслаждаясь тем, как подрагивают его мышцы под моим прикосновением.

— Я бы хотела, чтобы ты снова поцеловал меня, — сказала я. — И я хотела бы снять с тебя эту одежду.

— Хм. — Он притворно неохотно хмыкнул мне в губы, но лишь на мгновение, потому что его быстро поглотил следующий поцелуй — грубый, жесткий, требовательный. Он целовал меня так, словно у нас не было времени. Как будто он был смертным.

Его рука скользнула вверх по моей рубашке, большая ладонь легла на мой живот, как будто не зная, куда ею двигать — вверх или вниз. Боги, я тоже не была уверена, где бы я хотела, чтобы он был. Я хотела и того, и другого, и побыстрее.

Я оторвалась от его поцелуя ровно настолько, чтобы сорвать рубашку через голову. Порыв холодного воздуха обдал меня, когда Вейл слегка отстранился, несмотря на мой грубый протестующий выдох.

Эти янтарные глаза пробежались по моему телу, изучая мою обнаженную кожу. Голод в них теперь был безошибочен.

Ты должна бояться, шептал голос в глубине моего сознания.

Но я никогда не боялась смерти.

Нет, этот голод только подстегивал мой собственный. Мои грудь вздымалась от желания, умоляя, чтобы к ним прикоснулись, моя сердцевина стала влажной, умоляя, чтобы ее наполнили. Его глаза впивались в меня, казалось, целую вечность и одно мгновение.

Затем, словно желание пересилило его самого, он потянулся к пуговицам моих брюк и расстегнул их. Я приподняла бедра, чтобы помочь ему снять брюки, и едва успела отбросить ткань, как его рука оказалась у меня между ног.