Шесть соток волшебства

— Кто ты?!

Все еще оглушенная, Инга выглянула у него из-за плеча, осоловело моргая. В темном углу, прямо над мисочкой с молоком, стоял черный кот размером с хорошую овчарку. Желтые глаза с узкими прорезями зрачков светились, как фары надвигающегося автомобиля. Прицелившись пристальным взглядом в Ингу, кот вздыбил шерсть, зашипел, ударил лапой, и розовая мисочка улетела в стену, размахнув над собой белый шлейф молока.

— На море-окияне, на острове Буяне стоит бел-горюч камень Алатырь, — торопливо зашептала Инга, обхватывая за плечи Славика, чтобы не дернулся вперед. — Сидит на том камне Матерь Божия, золотое веретено держит, серебряную пряжу прядет. Воздень на меня, Матерь Божья, рубашку железну, от злого духа заговоренную. От духа злого, от глаза черного, от страстей, от боястей, от порчи, от урока, от помысла недоброго, от силы дьявольской. Рубаху железную на меня воздень, поясом серебряным препояшь, шеломом золотым возвенчай. Как рубаху железную не порвать, как шелом золотой не разломить, так и слов моих не порушить. Аминь!

Хрипло выдохнув последнее слово, Инга ткнулась лбом Славику в плечо. Кот все еще стоял, щеря сахарно-белые зубы, но шипеть все-таки перестал. Только коротко, раздраженно взмахивал хвостом, ударяя им по стене с деревянным стуком.

— Ты не домовой, — констатировала очевидный факт Инга, и кот громко фыркнул, сметя хвостом картонную коробку. Нежно-розовые, как морской закат, персики запрыгали по полу. Вперив в Ингу желтые злые глаза, кот пригнулся, крутнулся, сгибаясь дугой — а выпрямился тощий, землисто-зеленого цвета дедок с облезлым веником бороды. Мигнув все теми же желтыми глазами, дедок широко улыбнулся, ощерив ровный частокол зубов.

— Овинник, — сообразила наконец-то Инга. — Ты овинник.

Старичок захихикал металлическим дребезжащим смехом и еще шире распахнул провал пасти, темный и глубокий, как тоннель. Но с места не двинулся — заговор на защиту держал крепко.

— Ты что тут делаешь? — осмелела вдохновленная успехом Инга. — Ступай откуда пришел!

— А ты меня прогони, — блеснул желтыми глазами овинник. — Ну-ка, иди сюда. Покажи, что можешь, подколдовочка.

Медленно вдохнув, Инга слезла со стола. В голове уже вертелись строки изгоняющего заклинания, затягивая в мерный, сомнамбулический ритм, и в такт этому ритму успокаивалось грохочущее сердце.

— Стой, — Славик вытянул руку, и Инга уперлась в нее, как в шлагбаум.

— Что?

— Склады тут недавно организовали. Лет десять назад в зданиях одна агрофирма оптовую базу устроила. Конкретно здесь пшеницу фасованную хранили.

— Ага. Вот как, — попятилась к столу Инга, и овинник досадливо щелкнул зубами. — Значит, прогнать я тебя не смогу. На своей территории ты хозяин.

— Да уж не ты! Ишь чего вздумали — в моем овине шашни крутить. Охальники!

— Ну извини, — широко развел руками Славик. — Увлеклись, больше не повторится. Чего хочешь взамен? Для укрепления, так сказать, сотрудничества?

— Мясца хочу, — жадно облизнулся овинник, скользнув масляным взглядом по Инге. — Мяконького, сочного. С жирком.

— Эй! Я не жирная! — взвилась Инга, но из-за спины Славика высунуться не рискнула.

— Что есть, то есть. Тощевата. Но мне сгодится. Обрыдли уже эти пелесины! — овинник брыкнул тощей костлявой ногой, опрокинув ящик с апельсинами.

— Ничего, перебьешься, — решительно пресек поползновения Славик. — Не нравятся апельсины — лимоны жри.

Внезапно притихнув, овинник окинул Славика длинным внимательным взглядом.

— Вон оно, значит, чего. Первый, значит, успел… Ишь какой шустрый.

— Шустрый не шустрый, а своего не отдам. Может, на зерно согласишься? Завтра мешок притащим.

— Нет, зерна не хочу. Мясца бы… — затосковал овинник, облизывая синюшным языком узкие черные губы. — Петушка бы. Живого, тепленького…

— Мяконького. Где я тебе петуха сейчас найду? Завтра понедельник, все рынки закрыты.

— А курятину жареную хочешь? — высунулась из-за Славика Инга. — Свеженькая, жирненькая, вкусная. Жареную хоть сейчас принесем.

— Жареную? — в сомнении покачал головой овинник. — Жареную… Прямо сейчас можно и жареную.

— Вот и договорились, — вздохнул с облегчением Славик. — Тогда мы за курицей пошли.

И взял Ингу за руку.

Полыхнув глазами, овинник ощерился и увеличился вдвое, растопырив поперек дверей мертвенно-синие когтистые лапы.

— Еще чего! Сам иди. А подколдовка тут подождет. На случай, если обманешь.

— Совсем спятил, дед старый?! Это же просто курица, а не сокровища Британской империи! Принесем мы твое мясо, не говори ерунду.

— Вот и неси! А ее тут оставь. Не выпущу, — обозначивая серьезность намерений, овинник провел когтями по рыхлому дереву пола, завивая кольцами стружку.

— Иди, — толкнула Славика в спину Инга. — Все равно он через защитный заговор не сунется. Принеси эту чертову курицу, пусть сожрет уже и успокоится.

— С ума сошла? Я тебя тут одну не оставлю.

— И что ты предлагаешь? До утра сидеть, пока овинник от солнца не спрячется? Хотя в принципе… — Инга поглядела на телефон. — Не так уж долго и до рассвета. Три часа подождем, а во вторник купим ему петуха, как заказывал.

Лицо у Славика вытянулась.

— До утра? Как — до утра?

— Ну вот так вот. А что, у тебя другие идеи есть?

— До утра… Нет, но… Я же…

— Не можешь ты до утра. Не можешь! — овинник, сморщив личико в дульку, гадостно захихикал.

— На работу опоздаешь? Автобус? — дошло до Инги. — Тогда придется курицу нести.

— Ладно. Сейчас. Я бегом, — сжал ее руку Славик. — Туда и обратно.

— Вот то-то же! Другое дело, — окончательно развеселившийся овинник совершенно кошачьим движением закружился на месте, отираясь о деревянный стеллаж. — Беги-беги, да побыстрее!

— А ты заткнись! Тронешь ее хоть пальцем — сожгу твой овин к чертям собачьим.

— Да ладно, чего ты… — притих овинник. — Я ж и не сказал-то ничего. Так, шуткую…

— Смешно, — скривился Славик, до боли стиснул руку Инги и быстрым шагом направился к двери. — Я быстро!

Зябко передернув плечами, Инга попятилась и снова уселась на стол. Овинник хихикнул.

— Думаешь, там не достану?

— Мог бы достать — достал бы, — отрезала Инга. — Не пугай, я уже пуганая.

— Ну надо же. Какие подколдовки сейчас умные пошли. А если не вернется дружок твой — тогда чего делать будешь?

— Утра дождусь. Ты через мое слово не переступишь.

— Ну дождешься, и что? Я-то все равно тут останусь.

— Вот именно. Скажу хозяйке, что пользоваться складом нельзя. Она все имущество вывезет, двери запрет, а ты один в каменном мешке останешься. Овинники же как домовые, к месту привязаны. Вот и будешь тут голодный куковать, если нормально договариваться не хочешь.

— Да чего ж это не хочу? — разом сник овинник. — Очень даже хочу. Вот, даже на курицу жареную согласился.