Шестая жизнь Дэйзи Вест

— Во сколько тебе нужно быть дома?

— В пять, — отвечаю я, прихлебывая кофе.

— Ну, тогда у нас полно времени.

Одри продолжает копаться в телефоне, и я решаю, что наступил подходящий момент для второго вопроса о брате.

— А почему Мэтт брал твой телефон? — спрашиваю я.

Одри, как драматическая актриса, закатывает глаза к потолку, изображая страдание.

— Потому что он идиот.

Я смотрю на нее, подняв брови.

— Он по ошибке скачал все свои музыкальные файлы на мой телефон. На это ушла целая вечность, а теперь ему лень перекачивать все заново на свой телефон. Так что, если я дома, он все время утаскивает мой телефон. Меня это раздражает.

— Я вчера видела, как он принес его обратно. А теперь, наверное, думает, что я его заложила.

— Да я все равно поняла, что он его брал, — говорит Одри. — Он никогда не кладет вещи на место.

— Но он, наверное, все равно на меня злится.

— Вряд ли.

— А мне так показалось.

— Ты имеешь в виду, когда он сказал «Спасибо за компанию»? — спрашивает Одри, потягивая кофе.

— Ага.

— Да нет, это он просто выпендривался. По крайней мере, мне так показалось. Хотя в последнее время я стала его хуже понимать.

— В каком смысле? — спрашиваю я, понимая, что этот вопрос, очевидно, последний из трех.

— А, да так, ничего особенного, — отвечает Одри, расстраивая меня бессодержательностью ответа. — Просто у него что-то на уме, но я не знаю что.

Одри, явно исчерпав тему, умолкает. Я, ругая себя за то, что растратила все вопросы о Мэтте, отворачиваюсь к окну и смотрю на разгуливающих по стоянке посетителей с тележками и сумками. В этот момент я краем глаза улавливаю с другой стороны, у кадки с пальмой, какое-то движение. Приглядевшись, вижу мужчину в синей рубашке на пуговицах и в джинсах. Он, очевидно, кого-то дожидается, но в тот момент, когда я его замечаю, смотрит почему-то на меня. Окинув меня напоследок взглядом, вполне обычным, впрочем, для скучающего человека, мужчина берет телефон и начинает тыкать пальцем по кнопкам. Решив, что он набирает сообщение жене или своей девушке, задержавшейся в магазине, я уже собираюсь отвернуться, но что-то мне мешает это сделать. Подумав, понимаю, что мое внимание привлекло выражение глаз мужчины — он смотрел на меня бесстрастно, как робот. Так на меня не раз смотрели Кэйси и Мэйсон, да и другие известные мне агенты, к примеру, из службы зачистки.

В этот момент у меня звонит телефон. Это Мэйсон.

— Все в порядке? — спрашивает он.

— Да, а что?

— Да нет, ничего особенного. Карточку взяла?

— Да.

Мэйсон имеет в виду дебетовую карту, на которую он переводит выделяемую мне ежемесячно сумму денег.

— Ладно, хорошо, — говорит Мэйсон. — Развлекайтесь.

9

В течение пяти дней я живу нормальной жизнью, иногда даже забывая, что она во многом выдуманная. В понедельник, заметив меня перед уроком, Мэтт машет рукой в знак приветствия. Во вторник спрашивает, как у меня дела — на виду у всего класса, прямо со своего места у двери, — причиняя невообразимые страдания как минимум трем девочкам, сидящим за партами между им и мной. Каждый день, за исключением среды — в этот день у Одри на час дня назначена какая-то встреча, — мы ходим обедать вместе, в школьную столовую или в город. Хотя другие школьники в коридорах здороваются с ней, похоже, друзей, кроме меня, у Одри нет. Каждый вечер мы пишем друг другу сообщения, и Одри вдобавок читает наш блог.

В четверг вечером она пишет:

«Мне понравился пост о составе толпы в торговом центре».

«Спасибо!»

«Не за что. Твоя знакомая тоже здорово пишет».

«Ее зовут Меган. Она бы тебе наверняка понравилась».

Жизнь явно налаживается и начинает напоминать увлекательный телесериал.

Однако уже в пятницу на безоблачном небе неожиданно появляются легкие облачка.

Утро проходит отлично, но к обеду появляются первые признаки надвигающихся неприятностей. Мы с Одри идем в мексиканский ресторанчик неподалеку от школы. Там мы, как обычно, заказываем блюдо дня: два такос на тортилье, чипсы с соусом сальса и напитки. Как только мы заканчиваем есть, Одри бежит в туалет, и там ее рвет (я это слышу, потому что нам достался столик неподалеку). Однако, вернувшись, она мне об этом не рассказывает.

— Боже, что с тобой? — спрашиваю я, когда она садится. Карие глаза Одри наполнены слезами, а лицо бледное до прозрачности.

— Да все в порядке, — говорит она, делая глоток колы из стакана. — Просто я чуть не описалась.

— Точно все в порядке? — переспрашиваю я. — Просто мне показалось, что тебя…

— Вырвало? — перебивает меня Одри, наклоняясь и переходя на шепот. — Там была еще одна девочка. И ее рвало, просто ужас. Я подумала, у нее булимия или что-нибудь в этом роде.

Я смотрю на дверь туалета, ожидая увидеть выходящую оттуда тощую девочку с круглым, как циферблат часов, лицом и озабоченным выражением. Мне хочется верить новой подруге. Однако принять рассказанную ею историю за чистую монету никак нельзя — хотя она неплохо придумана, даже, можно сказать, хорошо. Однако когда Одри нагнулась, перейдя на шепот, ее выдало дыхание.

От Одри пахло рвотой.

Когда мы возвращаемся в школу, мы встречаем в холле высокого светловолосого парня. Он подходит ближе, не спуская с Одри глаз. В этом нет ничего из ряда вон выходящего, если бы не одно обстоятельство: парень смотрит вовсе не так, как это бывает, когда глазеют на понравившуюся девочку. Я готова поклясться, что он печален. Даже более того — он просто убит горем.

Остановившись около нас, он открывает рот, очевидно, желая что-то сказать. Заглянув в его затравленные глаза, испытываю желание выслушать парня, но Одри быстро хватает меня за руку, оттаскивая в сторону, и прибавляет шаг. Большая перемена в самом разгаре, и в холле полно школьников. Я замечаю, как странно смотрят на нас те, кто наблюдал только что произошедшую немую сцену.

— Что это было? — спрашиваю я тихо, когда мы оказываемся в коридоре, где находятся наши шкафчики.

— Так, бывший парень, — отвечает Одри.

— Ух ты. Классный.

Одри отвечает не сразу.

— Да, был классным, — говорит она после паузы.

Звонок зовет нас на урок, и возможности узнать, что именно она имела в виду, мне не предоставляется.

По дороге домой Одри предлагает вечером сходить в кино. Я воспринимаю предложение как добрый знак, свидетельствующий о том, что странности, проявившиеся днем, прекратились и жизнь снова приходит в норму. Вернувшись домой и бросив рюкзак на пол, я направляюсь в подвал, чтобы поздороваться с Мэйсоном, и он тут же все портит.

— В выходные едем в Канзас-Сити, — бросает он, не отрываясь от работы.

— Знаю, — говорю я. — Ты мне утром уже об этом говорил. У тебя болезнь Альцгеймера, что ли, началась?

Я улыбаюсь, так как шутка кажется мне удачной, но Мэйсон не проявляет признаков веселости. Наоборот, впечатление такое, словно он чем-то расстроен.

— Я сказал, что мы с Кэйси едем туда завтра, и ты едешь с нами.

— Не-е-е-е-ет! — протестую я. — Вы же будете тестировать Вэйда!

Вэйд Циммерман, в прошлом Вэйд Сарджент, вне всякого сомнения, самый противный из всех детей, попавших в автокатастрофу вместе со мной. Он всего на год старше меня, но пытается вести себя как взрослый. Говорит со всеми свысока. Но больше всего бесит меня то, что он не признает нашего общего прошлого. Он ни разу даже не попытался поговорить со мной о проекте. Это ужасно.

— Вэйд — прекрасный молодой человек, — говорит Мэйсон, качая головой и делая какую-то запись в блокноте. В этот момент Кэйси чихает, и от неожиданности я подпрыгиваю, так как даже не заметила до сих пор ее присутствия в комнате.

— Вэйд — зазнайка, — заявляю я, не обращая внимания на сопение Кэйси. — И вы всегда позволяли мне самой решать, еду я с вами на тестирование или нет. Почему на этот раз вы принимаете решение за меня?

— Не знаю, — признается Мэйсон, вздыхая. — Что-то меня беспокоит, но я не могу понять, что именно. Можешь назвать меня параноиком, если хочешь. Но я бы хотел, чтобы в выходные ты была при мне.

Мне отлично известно, что Мэйсон не просто рядовой Апостол, а один из любимчиков Бога, и причина любви начальника к нему как раз в том, что Мэйсон обладает шестым чувством (пугающим и сверхъестественным, на мой взгляд). Поэтому когда Мэйсон говорит, что у него есть какие-то нехорошие предчувствия, мне всегда становится страшно.

— Могу я, по крайней мере, сегодня вечером сходить в кино с Одри? — спрашиваю я.

Тишина.

— Ладно, иди, — наконец произносит Мэйсон, хотя по его хмурой физиономии можно прочесть явное нежелание меня отпускать.