Шествие в пасмурный день
Шрифт:
Я громко разрыдалась, не в силах остановить поток слез. Девушка застыла на месте, не сводя с меня глаз. Потом сделала ко мне шаг.
— Успокойтесь. Я давно смирилась со своей участью, — сказала она, обнимая меня.
Слова застряли у меня в горле. Я молча протянула Мицуко принесенный подарок. Ее пальцы были такими же скрюченными и темно-коричневыми, как у Кикава.
— Простите меня, пожалуйста, — сквозь слезы вымолвила я. — Мне хотелось просто поговорить с вами и кое-что записать для себя, не для газеты. Вот приготовила блокнот, ручку, но теперь не могу ничего…
— Не выпьете ли молока? — спросила
Она подала стакан с молоком и соломинку. Кикава пил содовую. Я чувствовала себя подавленной.
— Пройдите, пожалуйста, в дом, — предложила Мицуко. — Отдохните немного.
Она, похоже, готова была раскрыть передо мной душу, хотя я предупредила, что не в состоянии ни о чем расспрашивать. Она распахнула дверь, и мы вошли в жилую половину Дома. Комната выходила окном на реку. Потолок наполовину обвалившийся. В стенах зияли щели.
— В тот день часть дома рухнула в воду. Мы кое-что выловили, подлатали… Во всяком случае, спать есть где, — проговорил отец девушки.
Река в дымке измороси несла воды в залив Удзина. Отец Мицуко сам начал рассказ о том, что мне хотелось узнать.
— Девочку так изуродовало — поскорее бы операцию сделали. Ей тогда четырнадцать было. Врачи говорят, что оперировать нужно, когда Мицуко станет постарше. Сколько выстрадала, бедняжка…
— Стоит ли затягивать?
— Каждый год тайфун уносит из залива садки, в которых мы разводим устриц. А нас ведь только этот промысел и кормит. Разорит стихия садки — вот и бедствуем. Какие уж тут пластические операции, когда денег нет.
Я попыталась вывести разговор из мрачного русла.
— Любой может заниматься разведением устриц? — обратилась я к девушке, не проронившей при нас ни слезинки.
— В море всем продают участки, любые, — ответила она ровным голосом. — У нас, конечно, маленький.
— Стало быть, годовой урожай может в одночасье унести? Достается вам! — произнес Кикава, улыбаясь некстати.
Выйдя на веранду, я окинула взором то место, где река сливается с морем. Любимый мой пейзаж.
Я нарисовала план района, где находится дом Тэйко, и передала листок Мицуко.
— Если позволите, еще зайду. И вас ждем в гости.
— Обязательно. Принесу вам свежей рыбы, — незамедлительно отозвалась Мицуко.
Дождь не утихал. Едва мы уселись в машину, как Кикава задумчиво сказал:
— Не поехать ли мне со списками жертв в Токио, в штаб Макартура? [24] Вряд ли американцы так дадут деньги на нужды пострадавших. Прямо сейчас бы к генералу отправился.
— Выбросьте из головы. Зачем подставлять себя под новые удары? Ничего, кроме неприятностей, не добьетесь.
24
Д. Макартур (1880–1964) — генерал американской армии; во вторую мировую войну командовал вооруженными силами США на Дальнем Востоке, с 1945 г. — командующий оккупационными войсками в Японии.
— Не советуете, значит…
Я вспомнила статью в какой-то газете о том, как группа женщин из организации, выступающей против повышения платы за электричество, посетила начальника управления природных
ресурсов при штабе оккупационных войск. Они отправились в ведомство Макартура из лучших побуждений, а их там обругали. Японцы, узнавшие электричество всего лишь сорок лет назад, мол, еще не научились разумно расходовать его. Если повышение платы не устраивает — никто не запрещает вернуться к свечам. Не знаю, так ли произошло все на самом деле, но я сочла нужным рассказать Кикава эту поучительную историю.— Вон как повернули! Да-а. Все же съезжу в Токио. Будь что будет, но молчать не следует.
— А я бы привела к ним в штаб несколько таких вот несчастных девушек, как Мицуко Такада. Ничего не говорить, просто показать их. Только не угадаешь ведь, как американцы среагируют.
Дождь упорно барабанил по крыше малолитражки.
V
Каждый вечер я возвращалась поздно, поэтому спала почти до обеда. Сквозь дрему мне почудилось, будто кто-то пришел. Я услышала голоса — сначала вежливый девичий, а потом матери. Звуки замерли, и опять повисла тишина.
Тэйко была на работе, Куми — в школе. Я никак не могла стряхнуть с себя сон. Потом раздались рыдания матери. Сдавленные, скорбные. Судорожные всхлипы не прекращались.
Мать зашла в комнату, тронула меня за колени.
— Появилась та девушка, Мицуко Такада, о которой ты рассказывала.
— Неужели?
Я поспешно вскочила и оделась. С помощью матери быстро скатала постель.
— Я хотя и слышала от тебя о бедняжке, но такого ужаса не могла вообразить. Не сдержалась, расплакалась перед ней, — сквозь слезы бормотала мать, укладывая матрац в стенной шкаф.
Мицуко прошла в комнату. На ней были блузка и юбка, которые я уже видела. Молодежный стиль ее одежды не гармонировал с фигурой Мицуко, в которой не было грации и стремительности, присущих ее возрасту. Девушка ступала обгоревшими ногами, неуклюже переваливаясь с боку на бок.
— Не знаю, право, понравится ли вам, — сказала она, усаживаясь в тесной каморке и развязывая фуросики.
На фоне фиолетового фуросики изуродованные пальцы казались почти что черными.
— Откуда это? — спросила я, развернув газетную бумагу, в которой оказались раки.
— Утром с отцом наловили в реке. Они вареные, попробуйте, пожалуйста.
Я вспомнила свою тетку, которая неожиданно умерла в Двадцать девять лет, поев речных раков, но ничего не сказала девушке.
Мицуко сообщила, что сегодня пойдет смотреть ревю. Билет она получила в своем профсоюзе. Ансамбль «Сётику» выступал в Доме культуры, который построили неподалеку от плаца.
— Начало в час, вот я и навестила вас по пути.
Я удивилась, что Мицуко решилась пойти на представление.
— Давай тогда пообедаем.
— Не беспокойтесь, я взяла с собой еду. Впрочем, я не пойду, передумала.
— Почему?
— Вообще-то я и не собиралась…
— Неприятно показываться лишний раз на людях? — осторожно спросила я.
Казалось, девушка готова довериться мне. В моей писательской голове уже зародился план постепенно, шаг за шагом проникнуть в душу Мицуко. Я сосредоточилась на творческой задаче.
— Я привыкла к тому, что меня разглядывают. Даже в кино часто одна хожу и по центральным улицам гуляю.