Шевалье д'Арманталь

–  Но что же вас заставляет думать, что утром вы будете арестованы?

–  Я предупрежден об этом.

–  Верным человеком?

–  Судите сами.

И герцог подал госпоже де Муши письмо, которое она и прочла:

«Невиновны Вы или виновны, все равно Вам нужно бежать не теряя времени. Завтра Вы будете арестованы. Регент только что сказал во всеуслышание, при мне, что герцог Ришелье, наконец, попался».

–  Как вы полагаете, хорошо ли осведомлена особа, написавшая это письмо?

–  Думаю, что да, потому что, кажется, узнаю этот почерк.

–  Итак, вы видите, что я был прав, когда сказал, что нужно торопиться. Теперь, если то, о чем вы хотите меня просить, можно сделать в течение ночи, говорите, я к вашим услугам.

–  Для этого достаточно и одного часа.

–  Тогда говорите. Вы ведь знаете, сударыня, что вам я ни в чем не могу отказать.

–  Хорошо, - сказала госпожа де Муши, - вот в двух словах, о чем идет речь. Вы собираетесь пойти поблагодарить сегодня вечером особу, которая вас предупредила?

–  Быть может, - сказал со смехом Ришелье.

–  Так вот нужно, чтобы вы представили ей мадемуазель.

–  Мадемуазель?
– с удивлением сказал герцог, повернувшись к Батильде, которая до этой минуты держалась позади, наполовину окутанная темнотой.
– А кто эта мадемуазель?

–  Эта бедная девушка любит шевалье д'Арманталя, которого, как вы знаете, завтра должны казнить. Она хочет просить регента о помиловании его.

–  Вы любите шевалье д'Арманталя, мадемуазель?
– спросил герцог Ришелье, обращаясь к Батильде.

–  О господин герцог!..
– краснея, пролепетала Батильда.

–  Не скрывайте этого, мадемуазель. Шевалье д'Арманталь - благородный молодой человек, и я сам отдал бы за его спасение десять лет жизни. Но полагаете ли вы, по крайней мере, что у вас есть средство расположить регента в его пользу?

–  Я так думаю, господин герцог.

–  Ну что ж, будь по-вашему. Это принесет мне счастье.

–  О господин герцог!
– воскликнула Батильда.

–  Я решительно начинаю верить, дорогой Ришелье, - сказала госпожа де Муши, - что, как говорят, вы заключили договор с дьяволом, чтобы проникать в замочные скважины, и, признаюсь, теперь я не так тревожусь за вас, зная, что вы отправляетесь в Бастилию.

–  Во всяком случае, сударыня, - сказал герцог, - как вам известно, милосердие предписывает навещать узников. Если случайно у вас осталось какое-то воспоминание о бедном Армане…

–  Молчите, герцог, не будьте нескромны, и мы посмотрим, что можно сделать для вас. А пока что вы обещаете мне, что мадемуазель увидит регента, не так ли?

–  Это решено.

–  В таком случае, прощайте, герцог, и да будет для вас легким заточение в Бастилии.

–  Вы говорите мне «прощайте»?

–  До свидания!

–  В добрый час!

И герцог, поцеловав руку госпоже де Муши, проводил ее до двери. Потом, вернувшись к Батильде, он сказал:

–  Мадемуазель, то, что я делаю для вас, я не сделал бы ни для кого другого. Я открою вам тайну, которой никто не знает: я доверяю вам репутацию и честь принцессы крови. Но положение серьезное и заслуживает того, чтобы мы пожертвовали ради такого случая некоторыми приличиями. Поклянитесь же мне, что вы никогда не расскажете никому, кроме разве одного человека - потому что я знаю, есть лица, для которых у нас не существует тайн, - поклянитесь мне, что вы никому не расскажете о том, что увидите, и что никто не узнает, каким образом вы попали к регенту.

–  Господин герцог, я клянусь вам в этом самым святым для меня - памятью моей матери!

–  Этого достаточно, мадемуазель, - сказал герцог, дергая за шнурок звонка.

Вошел лакей.

–  Лафос, - сказал герцог, - скажи, чтобы заложили гнедых в карету без герба.

–  Господин герцог, - сказала Батильда, - если вы хотите сберечь время, то в нашем распоряжении наемная карета, которая ждет меня внизу.

–  Ну что ж, тем лучше. Мадемуазель, я к вашим услугам.

–  Поехать ли мне с господином герцогом?
– спросил лакей.

–  Нет, не стоит, останься с Раффе и помоги ему привести в порядок все эти бумаги. Среди них есть много таких, которым вовсе не следует попадаться на глаза Дюбуа.

И герцог, предложив руку Батильде, спустился с ней про лестнице, посадил ее в экипаж и, приказав кучеру остановиться на углу улицы Сент-Оноре и улицы Ришелье, сел рядом с ней с таким беспечным видом, словно не знал, что участь, от которой он хотел избавить шевалье, через две недели, быть может, будет ждать его самого.

XI ШКАФ ДЛЯ ВАРЕНЬЯ

Экипаж остановился в указанном месте, кучер открыл дверцу, герцог вышел и помог Батильде выйти, затем, достав из кармана ключ, отпер, стараясь не шуметь, наружную дверь дома на углу улицы Ришелье и улицы Сент-Оноре, который значится теперь под номером 218.

–  Прошу прощения, мадемуазель, - сказал герцог, предлагая девушке руку, - что я веду вас по лестнице, которая так плохо освещена. Но мне очень важно остаться не узнанным, если случайно меня здесь кто-нибудь встретит. К тому же нам нужно подняться всего лишь на второй этаж.

Действительно, поднявшись ступенек на двадцать, герцог достал из кармана второй ключ, осторожно открыл дверь, выходившую на лестничную площадку, вошел в прихожую и, взяв свечу, зажег ее от фонаря, горевшего на лестнице.

–  Еще раз прошу прощения, мадемуазель, - сказал герцог, - но здесь я имею обыкновение сам себе прислуживать, и вы сейчас поймете, почему я решил обходиться в этой квартире без лакея.

Батильде было мало дела, есть ли у герцога слуги. Она вошла в прихожую, ничего не ответив ему, и герцог запер за ней дверь двойным поворотом ключа.

–  Теперь следуйте за мной, - сказал герцог и пошел впереди девушки со свечой в руке.

Они прошли через столовую и гостиную, наконец вошли в спальню, и герцог остановился.

–  Мадемуазель, - сказал Ришелье, ставя свечу на камин, - помните, вы дали мне слово, что никому не откроете того, что увидите.

–  Да, я дала вам слово, господин герцог, и даю еще раз. О, я была бы слишком неблагодарна, если бы нарушила его.

–  Так вот, я посвящаю вас в тайну, которая до сих пор была известна только двоим. Это любовная тайна, и мы отдаем ее под охрану любви.