Шимпанзе горы Ассерик

Я надеялась, что сезон дождей положит конец нашествию туристов и наши утренние прогулки с шимпанзе станут по-прежнему спокойными и миролюбивыми. Однако появление в резервате ориби Чарли снова повергло все в состояние полного хаоса.

Ориби — это серовато-коричневая антилопа величиной с обычную собаку. На каждой щеке у нее по лысому черному пятнышку, а под глазами расположены небольшие железы, выделяющие пахучую жидкость, которую антилопа оставляет на окружающих ее растениях. Чарли был молодым самцом с короткими притупленными рогами. Когда его привели в резерват, он стоял рядом со своим владельцем и доверчиво терся щекой о его ногу, производя впечатление вполне ручного, здорового и красивого молодого животного.

Прежде чем выпустить ориби на территории резервата, мы решили поместить его на несколько дней в загоне для антилоп, чтобы дать ему возможность немного адаптироваться. Через пару часов в загоне царила полная неразбериха. Чарли с таким ожесточением гонялся за антилопами, что мне пришлось увещевать его. Он был в состоянии крайнего возбуждения, носился вдоль изгороди, высоко подпрыгивая, или, устав гоняться, скакал посреди загона на прямых негнущихся ножках. Иногда он останавливался, чтобы потереться щекой о траву или кустик, дыхание его было тяжелым и прерывистым. Как только я вошла в загон, он начал скакать и крутиться вокруг меня, издавая трогательное гортанное блеяние. Звук был настолько жалобным, что я нагнулась и попыталась приласкать Чарли, приписывая его поведение тоске по отсутствующему хозяину. Ласка подействовала, но ненадолго. Он отскочил, покрутился вокруг, а потом, нагнув голову, бросился на меня. Я успела увернуться от его рогов и побежала к воротам. Он скакал следом и несколько раз пытался боднуть меня. У самых ворот мне удалось схватить его за рога и бесцеремонно вытащить из загона. Подобное обращение испугало Чарли, он умчался в заросли кустарника, издавая пронзительный свистящий звук, которым ориби выражают тревогу и беспокойство.

С тех пор мы время от времени встречали Чарли во время наших прогулок. Иногда он мирно скакал на некотором расстоянии от нас, а потом исчезал в лесу, но иногда доставлял нам немало неприятностей. По-видимому, ему никак не удавалось найти себе спутницу жизни, и в этом, я полагаю, была причина его беспокойного поведения. Все шимпанзе, за исключением Уильяма, боялись Чарли, и не раз его появление нарушало ход наших мирных прогулок.

Однажды мы совершали свое обычное путешествие. Вдруг я услышала позади себя шорох листьев и хорошо знакомые мне блеющие звуки. Я обернулась — всего в нескольких метрах от меня стоял Чарли и раздраженно терся рогами о ветки невысокого кустарника. Я замерла в надежде, что он пройдет мимо. Быть может, так бы и случилось, если бы не Уильям, который соскочил с соседнего дерева и стал дразнить антилопу. Последовавшая за этим сцена очень напоминала испанскую корриду. С дерзостью заправского матадора Уильям дразнил своего быка: швырял в него пылью и сухими ветками, хватал за задние ноги и успевал отпрыгнуть на спасительное дерево. Он увертывался от рогов Чарли с восхитительной бравадой и ухитрялся даже похлопать по его крестцу, когда ориби в ярости проносился мимо. Но вот Уильям устал и, запыхавшись, уселся на дерево, нарочно выбрав самую низкую ветку, с которой продолжал дразнить взбешенную антилопу.

И тогда Чарли стал искать глазами более доступный объект для нападения. Им оказалась я — он с нескрываемой яростью устремился на меня. Я побежала и, наверное, успела бы залезть на дерево, если бы не Пух, который, решив, что я ухожу, с глухим стуком шлепнулся с ветки мне на плечо. Я споткнулась от этого неожиданного толчка, и Чарли тут же использовал свое преимущество. Едва я ухватилась за нижние ветки дерева, как почувствовала, что его рога вонзились мне в ногу.

Тут с дерева слез Уильям. Возможно, он спешил мне на помощь. Чарли мгновенно развернулся и бросился на него. Уильям не успел избежать сильнейшего удара в грудь и упал навзничь. Когда он поднимался, Чарли, низко пригнув голову, налетел снова и ударил его прямо в лицо. Раздался душераздирающий визг. Я бросилась к Уильяму вместе с Пухом, который все еще цеплялся за меня, и увидела, что шимпанзе сидит, крепко прижав к лицу обе руки. Между тем Чарли, описав круг, опять приближался к нам. Схватив первое, что попалось под руку — довольно увесистый кусок древесины, — я швырнула им в него. Удар пришелся по спине и был достаточно силен, чтобы заставить его изменить направление. Встревоженно свистя, Чарли ускакал в кусты.

Я наклонилась, чтобы осмотреть Уильяма. Кровь, просачиваясь между пальцами, медленно стекала по темной шерсти. Бережно, но твердо, преодолевая сопротивление шимпанзе, я отвела его руки от лица. На месте левого глаза было распухшее кровавое месиво. Стараясь не поддаваться панике, я взяла Уильяма на руки. Пух отказался идти, когда я стряхнула его со спины, и, громко крича, вцепился мне в ногу. Ну что ж, придется нести обоих. Нагнувшись за Пухом, я впервые заметила у себя под коленкой окровавленную рану. Странно, что боли я совсем не чувствовала. Позвав остальных шимпанзе, я поспешила к питомнику.

Мы тотчас отвезли Уильяма к ветеринарному врачу.

Раненый шимпанзе хныкал и цеплялся за меня, когда я усаживала его на столе. Зато потом он вел себя безупречно. Ему сделали обезболивающий укол, и врач, подняв изуродованную мордашку большой веснушчатой рукой, стал изучать его глаз. Я думала, потребуется срочная операция, чтобы удалить остатки глаза, и готовилась услышать, что Уильям ослепнет. Мне с трудом удавалось сохранять спокойствие и благоразумие.

Наконец был вынесен приговор.

— Ему очень повезло, — услышала я голос ветеринара. — Рана не настолько серьезна, как могло показаться на первый взгляд. Сам глаз чудом уцелел. По-видимому, рог прошел над глазным яблоком через веко и уперся в выступающее надбровье.

Мы решили не накладывать шва на разорванное веко, так как Уильям все равно стал бы ковырять его, а это могло ухудшить состояние раны. Врач дал мне набор различных лекарств, и я сердечно пожала ему руку. Уильям запыхтел и несколько нерешительно тоже протянул руку. Ветеринар с улыбкой ответил ему рукопожатием.

Как только мы добрались до дома, я дала Уильяму фруктового сока и уложила на кушетку. Хетер бросилась в ванную комнату, чтобы приготовить повязку для моей ноги. Остаток этого злополучного дня Уильям провел, свернувшись на кушетке и приложив подушку к больному глазу. Появление слишком жизнерадостного Даффи он встретил с плохо скрываемым раздражением, зато к присутствию Тесс отнесся весьма благосклонно. Она почти все время лежала на ковре возле кушетки или, если считала, что никто этого не видит, прямо на подушках рядом с ним.

Уильям с трогательной доверчивостью относился ко всем процедурам. Когда нужно было промыть глаз или наложить лекарство, он поднимал лицо кверху и замирал. Он начал быстро поправляться и покидать кушетку и вскоре приступил к разрушению нашего быта. После одного такого особенно тяжелого дня, когда мы беспрерывно спасали различные домашние вещи, закрывали водопроводные краны, вытирали на полу лужицы, было решено, что с нас достаточно, и Уильям с триумфом вернулся в загон.

10 Последние капли

С началом дождей наступил конец туристского сезона. Развлекаться было не с кем, и шимпанзе занялись охотой на мелких обезьян. Конечно, верховодила в этом деле Тина, а ее ближайшими помощниками были Читах, Альберт и Уильям.

Прежде всего отметим, что охота всегда носила случайный характер. Хотя в ней участвовали, как правило, все шимпанзе, редко можно было увидеть согласованность в их поступках — каждый действовал сам по себе. Успех был делом случая, а не результатом коллективных усилий. Но, чем больше обезьяны занимались охотой, тем согласованнее становились их действия. Однажды я наблюдала, как Тина преследовала гверецу, которой ничего не оставалось, как совершить головокружительный прыжок на вершину растущей в стороне от других деревьев масличной пальмы. Тина быстро спустилась на землю, а Читах, находившийся рядом с ней, остался на той ветке, откуда гвереца прыгнула, блокировав тем самым единственно возможный для отступления по воздуху путь. Когда Тина добралась к подножию пальмы, там уже сидел Альберт, а в нескольких метрах позади него стоял Уильям. Они оба наблюдали за тем, как она карабкалась наверх. Когда расстояние между ней и жертвой стало сокращаться, все шимпанзе взволнованно заухали, но по-прежнему оставались на своих местах.

Тина почти достигла цели, но в последний момент перепуганная гвереца прыгнула на самый край веера листьев, согнувшихся под ее тяжестью, и полетела с десятиметровой высоты в самую гущу кустарниковых зарослей. Однако Альберт и Уильям были на страже, и кто-то из них поймал гверецу. Вскоре к ним присоединились Тина, Читах и четверо детенышей. Я по-прежнему не могла спокойно видеть убийство, совершаемое нашими шимпанзе, но вмешивалась только в крайнем случае.

Из восьми шимпанзе лишь Тина и Альберт ели мясо, причем делали это точно так, как их дикие собратья, которых описывала Джейн Гудолл, — пережевывали его вместе с листьями. Я надеялась, что, наблюдая за ними, другие шимпанзе тоже научатся есть свою добычу, а не использовать ее в качестве зловещей игрушки. Приблизив лицо почти вплотную к жующему рту, они пристально следили, как Тина и Альберт поедают мясо. Энн и в особенности Уильям постоянно принюхивались, а иногда даже пробовали небольшие кусочки мяса и шерсти, но ни один из них не пытался есть по-настоящему. После того как Альберт и Тина, насытившись, оставляли добычу, другие шимпанзе принимались играть ею: катались на ней по земле, боролись, вырывая друг у друга окровавленные останки. Если тушка начинала пахнуть или привлекать мух, они тут же бросали ее и в дальнейшем тщательно обходили то место, где она лежала.