Шимпанзе горы Ассерик
Шрифт:
На протяжении следующих недель Найджел старался проводить с шимпанзе как можно больше времени. Вскоре он уже выводил их на прогулку по резервату, если я в тот момент была занята какими-то другими делами. Познакомившись на собственном опыте с проказами Уильяма, Найджел никогда не давал ему возможности повторить спектакль, состоявшийся при их первой встрече. Найджел был строг, но справедлив, и Уильям быстро понял, что лучше не озорничать.
Однажды Найджел пришел из резервата с известием, что Хэппи и Флинт заболели: они выглядели вялыми, кашляли, у обоих текло из носа. В тот же вечер у них поднялась температура, и они отказались от еды. Я взяла их домой и положила в постель, предварительно дав каждому по полтаблетки аспирина и теплого молока.
Ночью их состояние резко ухудшилось.
Хотя было очень поздно, я решила позвонить нашему другу, педиатру, доктору Брэдфорду. Он сказал, что немедленно выезжает в Юндум. Менее чем через час я услышала, как возле садовой калитки остановилась машина, и побежала навстречу врачу. По дороге в дом он внимательно выслушал мой рассказ о болезни Хэппи и Флинта. Осмотрев обезьян, доктор нашел, что у них вирусная пневмония, и рекомендовал мне тщательно следить за больными, давать им антибиотики и таблетки, облегчающие дыхание.
Утром мне показалось, что состояние Флинта улучшилось: он начал пить, и мы смогли дать ему горькие лекарства. Правда, он все еще сильно кашлял и оказывался от твердой пищи. Хэппи же не стало лучше: он весь обмяк и лежал почти без сознания, не соглашаясь выпить ни капли молока.
Днем доктор снова приехал и посоветовал нам заменить прием таблеток внутримышечными инъекциями. Хэппи едва вздрагивал, когда ему делали укол, с Флинтом было труднее справиться. Несмотря на свою болезнь, он сражался как демон и (принимая во внимание его небольшие размеры) обнаружил невероятную силу. Он кусался и кричал, пока я держала его, чтобы можно было сделать укол. Это сопротивление отнюдь не способствовало его выздоровлению, и мы опять стали давать ему лекарство через рот. Но уколы очень напугали его, и он потерял свое прежнее доверие ко мне. Когда немного позднее в тот же день я протянула к нему руки, то вместо его обычной реакции — вскарабкаться и прижаться ко мне — с огорчением увидела, как он отвернулся, скаля зубы и хныча в знак недоверия. Теперь мне приходилось подолгу уговаривать его, прежде чем он соглашался добровольно приблизиться ко мне, но и тогда наши контакты были такими непрочными, что сохранить их можно было, только соблюдая предельную осторожность. Убедить Флинта выпить лекарство, хотя и растворенное в сладком питье, становилось все труднее. Тем не менее нам все-таки удавалось дать ему положенную дозу.
Несмотря на уколы, Хэппи не делалось лучше. Он лежал на моей постели и выглядел таким несчастным: темная головка была бессильно откинута на большую белую подушку, в глазах отражались те огромные усилия, которые ему приходилось тратить, чтобы дышать. Ночью я то и дело подходила к кровати, чтобы проверить состояние обоих шимпанзе. Каждый раз, замирая от страха, я наклонялась над ними и с облегчением убеждалась, что все в порядке и они спят. Рано утром я снова подошла к обезьянам. От яркого света Флинт пошевелился и тут же опять заснул. Хэппи был без сознания. Глаза его, полуприкрытые шелковистыми ресницами, закатились, из перекошенного рта исходил свистящий звук затрудненного дыхания. Я немного изменила его положение в надежде) что так ему будет легче дышать. Потом в отчаянии взяла его безвольные руки в свои, словно пытаясь перелить свою энергию и силу в его истерзанное болезнью тельце.
Когда появился доктор, я все так же держала Хэппи за руку, а Флинт спал у меня на коленях. Я с трудом поднялась, придерживая Флинта, который при виде доктора Брэдфорда сразу же начал сопротивляться. Доктор сделал Хэппи два укола и показал, в каком положении ему лучше лежать. Он посоветовал мне все время держать под рукой вату, чтобы вытирать жидкость, сочащуюся изо рта и носа обезьян. Пытаясь наладить отношения с Флинтом, доктор
Брэдфорд медленно протянул к нему руку. Однако Флинт в панике вырвался от меня и, пронзительно крича, забился в другой конец комнаты. Нас обрадовала энергия, с которой он сопротивлялся, и, хотя осмотреть его было невозможно, он, судя по всему, чувствовал себя лучше и даже съел на завтрак немного бананов.Я строго выполняла все предписания врача, а когда больше уже нечего было делать, просто садилась рядом с Хэппи и ждала. К полудню мне показалось, что его дыхание улучшается. Боясь даже поверить в то, что ему становится лучше, я ни на секунду не оставляла его. Вот он пошевелился, его веки начали подергиваться, он открыл и вновь закрыл пересохший рот. Я взяла его за руку и тихо позвала по имени. Хэппи нерешительно открыл глаза и повел ими по сторонам. Я продолжала нашептывать ему разные слова, чтобы он не испугался. Наконец его взгляд остановился на моем лице. Я увидела, как губы его сложились трубочкой и произнесли «уух» в знак того, что он узнал меня.
Когда доктор Брэдфорд снова приехал вечером, Хэппи спал. Я разбудила его для очередной инъекции, и он протянул мне свои слабые ручонки, чтобы подняться. Судя по тому, как он крепко и с явным неудовольствием сжал мою руку, он в первый раз за все время почувствовал боль от укола. Потом он немного попил и снова заснул. Флинт уже поправился настолько, что мог выйти с нами на веранду, где Хетер приготовила для всех сэндвичи и напитки. Подозрительно поглядывая на доктора, Флинт выпил чашку лимонного сока с медом и съел несколько сэндвичей.
Через два дня я проснулась и увидела, что Хэппи сидит на кровати и жует разбросанные по всему одеялу остатки вчерашней трапезы Флинта. Вместо приветствия Хэппи издал несколько носовых хрюкающих звуков. Меня поразило отсутствие Флинта. Сначала я заглянула в раскрытый гардероб, потом заметила, что дверь спальни, которая обычно закрыта, распахнута настежь. Я вошла в кухню: дверца холодильника была открыта и почти все его содержимое разлито и разбросано по полу. Флинт сидел на кухонном столе. Хрюкая и урча, он приканчивал пирог с вареньем. Я постаралась спасти то, что еще оставалось, и перенесла Флинта с кусочком пирога назад в спальню. К концу недели я решила, что он достаточно здоров и может вернуться в резерват.
После курса инъекций Хэппи стал вести себя гораздо активнее. Он охотно поедал фрукты, которые приносил ему доктор Брэдфорд. Одинокое пребывание в спальне теперь явно тяготило Хэппи: он старался найти себе какую-нибудь забаву и начинал играть с будильником, рамой от картины, одеждой или зажигалками, так что мне каждый раз приходилось останавливать его и отбирать игрушку. Наконец и Хэппи вернулся в загон. Я с облегчением вздохнула: тревожные дни остались позади.
Но не прошло и недели после выздоровления Хэппи, как я заметила у Энн первые признаки болезни: апатию и отсутствие аппетита. Вскоре у нее появился насморк. Флинт, который, как всегда, терся возле Энн, выглядел не лучше. Я начала пичкать их антибиотиками, но к вечеру они стали кашлять, состояние их, по-видимому, ухудшалось. Правда, они оставались довольно подвижными, поели немного фруктов и выпили соку с растворенным в нем лекарством. Я не знала, брать ли обезьян домой, и в конце концов решила оставить их на ночь в загоне, полагая, что пока нет необходимости переводить их в спальню для оказания активной помощи.
На следующее утро я пришла в резерват раньше обычного и тотчас направилась к складу, чтобы приготовить чашку сока с лекарством для Энн. Уильям, Пух и Хэппи встретили меня возле самого входа в загон. Энн лежала на животе, уткнувшись лицом в ладони. Флинта возле нее не было. Это показалось мне странным, но я решила, что он еще спит в своем гамаке. Я подошла к Энн, уговаривая ее выпить сок. Она не шевельнулась. Я нагнулась, продолжая разговаривать с ней, но она по-прежнему не отзывалась. Тогда я, думая, что Энн еще не проснулась, решила потрясти ее за плечо. Едва я дотронулась до нее, как тут же поняла, что случилось ужасное. С замирающим сердцем я осторожно подняла Энн с земли — тело ее тяжелым грузом повисло у меня на руках. Я крепко прижала ее к груди и только тогда со всей очевидностью поняла: Энн была мертва.