Шип и хаос. Факультет отверженных

— Сейчас, — словно задыхаясь, ответил он. — Сейчас я перевернусь.

Гастон медленно сдвинулся в сторону, перекатился набок и сдержанно застонал. Я еле различала во мраке светлое пятно: рубашку Гаса. Он немного повозился и затих. Слышалось лишь его судорожное дыхание.

Сообразив, я сплела шарик света и закрепила на одежде, как уже делала в «комнате стыда». Из полутьмы показалось невероятно бледное лицо Эссара, привалившегося к стене. Старые камни были покрыты тёмными подтёками, напоминавшими плесень.

— Мы в комнате под лестницей, — сообразив, выдохнула я. — Дверь не заперта и открылась под нашей тяжестью? Надеюсь, мы не сидим прямо в луже крови Свана.

— Я всё убрал, — тихо и отрывисто проговорил Эссар. — Разломы закрыл. Паразитов вывел. Нам нечего опасаться.

— Здесь каменный потолок, — задрав голову, я осмотрелась. — Огонь не сможет разрушить его, и пламя потеряло силу.

— Немного отдохнём и попытаемся пробраться через завал, — закрывая глаза пробормотал Гастон.

Мне совсем не нравился его тон и какая-то непривычная вялость. В Эссаре всегда чувствовались внутренняя сила и решительность, а сейчас он будто засыпал.

— Ты ранен? — с подозрением спросила я, отбросив в сторону глупую и ненужную сейчас вежливость.

— Всё в порядке, Кирстен, — пробормотал он и как-то досадливо тряхнул головой.

В неярком свете я посмотрела на свои ладони: бурые разводы на коже уже подсохли.

— Нет! — Я торопливо подползла ближе к Гастону. — Нет же!

На секунду я представила самое жуткое: сердце в груди сделалось камнем, начали душить слёзы. Я не могу потерять Гастона!

Пусть он никогда и не был моим. Пусть мы только ссорились, и так мало разговаривали спокойно и открыто. Пусть я для него лишь дерзкий Дикий шип — студентка, которая доставляет неприятности.

Гастон Эссар должен жить!

Мы ещё не сразились с врагами, не освободили рабов и не отомстили за всех отверженных.

Я обхватила ладонями лицо Гаса. Он не откликался. Мне снова почудилось, что Гастон умер: смертельно бледный, холодный, глаза закрыты. Затряслись руки, а позвоночник точно пронзило морозным стержнем.

Лёд! Вот в чём дело!

Я отклонила тело Гаса от стены: рубаха в крови и прилипла к ранам. Ледяные стрелы достигли цели. Невозможно понять, как глубоко проникли иглы, — они уже растаяли от тепла. Дар мага трепетал маленьким пламенем. Для защиты факультета Эссар выложился полностью. Скорее всего, щит продолжает закрывать корпус.

Прижав ухо к груди Гаса, я различила слабый стук сердца. Ранение и магическое истощение, действуя вместе, могут убить хаотика. Михель рассказывал на занятиях о подобных случаях.

Я перебирала в памяти, что лекарь говорил о способах удержать мага хаоса на нити жизни. Взглядом скользнула по черноте в другом конце комнаты, ощутила холод и тяжесть ключа на шее.

Кажется, вспомнила…

45

Когда магам хаоса выжигали дар, они медленно умирали, впадая в состояние на грани сна и реальности: мучительное и болезненное оно всегда заканчивалось безумием. Нечто похожее происходило при магическом истощении. Ослабленное ранением тело и гаснущее пламя магии — верный путь в чертоги богини Глунадр.

За секунды я вспомнила наставления лекаря и решила, как поступить: нельзя позволить Гастону потеряться в забытьи, дальше я напитаю его собственной магией. Однажды он присвоил часть моей силы, вложенной в иллюзию жуткого паука. Я думала напугать заносчивого декана, но сама угодила в ловушку. Эссар быстро раскусил трюк и забрал материю хаоса, с таким трудом добытую мной. Теперь я сама поделюсь с Гасом силами.

Я энергично растёрла Гастону лицо, шею, руки. Он был точно тряпичная игрушка: безвольный и сонный. Однако, я испытала робкую радость: Гас ещё жив, а значит, есть надежда. Я всячески гнала прочь мысли о смерти, повторяла про себя одно: «Я тебя вытащу. Даже не сомневайся. Ни будь я Дикий шип!».

Набрав воздуха в лёгкие, я склонилась к плечу Эссара.

— Гас! — заорала я прямо ему в ухо. — Ты не можешь умереть! — Я встряхнула Эссара. — Борись! Я нашла дверь! Слышишь?!

У Гастона чуть дрогнули ресницы, а губы приоткрылись.

— Она здесь! Лаборатория Константа Люика и формула. Люик мой отец! — с напором прокричала я так громко, что проснулись бы и крысы на втором ярусе подземелья.

Несколько раз я ударила Эссара по щекам, добившись лёгкого стона, положила ладонь на грудь. Я вытягивала волокна хаоса с изнанки реальности и отсылала магические импульсы в тело Гастона.

Раз, два, три…

Снова собрать нити хаоса и отправить короткие удары в сердцевину дара.

Один шарик материи на три импульса.

Огонь дара Гастона пульсировал в такт, на мгновение разгорался ярче, но не поддавался. Я всё делала правильно, как учил Михель, но моим усилиям словно не хватало чего-то важного. Остановившись, я всмотрелась в лицо Гаса. У него двигались губы, силясь произнести какие-то слова. Я наклонилась ближе.

— Я всё сделаю, Адаль, — прошептал он. — Не бойся. Я не позволю тебе страдать. Одним ударом. Одним ударом два сердца… Мы увидимся снова… Скоро… Я уже иду.

Он бредил. Видел призраков или собственное прошлое, что было одно и то же. Знакомые фразы задели и мою память, но задумываться было некогда. Я смотрела и смотрела на Гаса, думая о том, как изводила его, как обвиняла в предательстве. Он же столько лет вёл тайную борьбу со стихийниками, поддерживал студентов и факультет, готовил новое восстание.

И ещё…

Гас стал мне так дорог. Я не представляла дня, в котором не будет его строгого взгляда или незаметной помощи. Он многому мог научить нас, как тогда, во время практикума по призыву защитницы Глунадр. Только я и он, необычные объятия и сплетение даров. Зоуи сказала, что мы с деканом очень подходим друг другу.

Наши дары похожи…

— Не уходи! Пожалуйста, Гас! — Я нежно погладила его по щеке, решаясь на последнее средство. — Ох, мамочки!

Я прижалась губами к приоткрытым губам Гастона. Много раз видела в таверне, как целуются парочки, но кто б мне сейчас подсказал, как сделать это по-настоящему жарко и правильно.

Губы у Гаса были на удивление тёплые, и я ощущала его дыхание. Я целовала его, как умела, зажмурившись и забывая дышать сама. Моя ладонь так и лежала на груди Гаса: я не увидела, но почувствовала силу взметнувшегося пламени. Дар ожил и потянулся ко мне.

От счастья у меня закружилась голова или от поцелуя?

Моё имя стало его первыми словами:

— Кирсти…

Не сразу, но я осознала, что это уже Гастон целует меня: уверенно и горячо. Уж он-то точно знал, что делать. Любовь и желание в его прикосновениях заставили совсем потерять голову. Это было сладко и волнующе. Я будто оглохла и слышала лишь стук собственного сердца. На миг я забыла, что мы сидим на каменном полу грязной камеры, а корпус рушится в пожаре. Гас обнимал меня, гладил по волосам и целовал, целовал, целовал…