Широки врата

«Я полагаю, что удостоен чести быть знакомым с одним из них», — улыбнулся американец. — «Я полностью в пользу новых аграрных законов». Эти законы ограничивают количество земли, которым может владеть одно лицо, передавая излишки крестьянам, компенсируя владельцам, и позволяя крестьянам платить государству из своих урожаев.

«Помещики сумеют обмануть этот закон», — сказал Рауль. — «Они передадут по договору дарения части своей земли своим сыновьям, дочерям и другим родственникам, которым они могут доверять. И, таким образом они покажут, что не владеют большим количеством земли».

Ланни позабавило, видя, что его друг забыл, из какого источника он получил эту информацию. Ланни не напомнил ему, но сказал: «Там должен быть налог на всю расчетную арендную плату за всю землю. Что должно положить конец спекуляции и сделать землю доступной для тех, кто готов её обрабатывать».

IV

Они въехали в Барселону, которая была, по заявлению Рауля, наименее испанским из всех городов Испании. Это был большой порт, возможно, такой же, как Марсель. Ланни наблюдал много раз ранее, как современная техника и коммерция ставят свою печать на все доступные части земли. Здесь были те же корабли, те же трамваи и автомобили, те же моды для всех, кто мог себе это позволить, те же всемирно рекламируемые товары.

Они припарковали машину и пошли вниз по Рамбла, широкому, усаженному деревьями бульвару, который проходил по старому городу. Его оживляли продавцы цветов и клеток с певчими птицами. Посетители с деньгами в их кошельках могли купить товары из любого крупного порта земли. Они могли бы посмотреть фильм об американской наследнице, сбежавшей из дома отца и вышедшей замуж за красивого молодого механика гаража, или об американском газетном репортере, который обставил полицию и победил целую банду гангстеров сам. Из этих фильмов барселонцы могли узнать о сотнях различных устройств, от паровых катков до зажигалок, и если бы они поискали, то смогли бы найти большинство этих устройств в продаже в своем городе. В киоске на углу они могли приобрести газету и узнать о событиях, которые произошли несколько часов назад в Нью-Йорке или в Сингапуре. Если они захотели бы попасть в эти места, и имели бы деньги, то это можно было бы организовать в течение нескольких минут. Если они захотели бы попасть туда быстро, система авиасообщений уже действовала с Сингапуром, а с Нью-Йорком уже была в процессе завершения.

Но Ланни туда не хотел. Он хотел увидеть Испанию. Они ушли с бульваров и пошли вниз в сторону доков, в район с именем Барселонета. Там они нашли кафе на берегу, посещаемое рабочими. Голые деревянные столы и опилки на полу, табачный дым в воздухе, и каракатицы, обжаренные в оливковом масле. Такое меню тоже могло бы быть в Марселе, Генуе или Неаполе, портах, в которых Ланни ужинал с любопытством и удовольствием.

Двое мужчин, одетых, как они, не могли не привлечь внимания. Extranjeros, естественно. de dуnde bueno? Крепкий, небритый рабочий через стол вежливо задал этот вопрос, и когда он услышал волшебное слово americano, то понял, что он наступил великий момент. Он был в кино, ну, много, много раз, и знал все об этой стране чудес. Также у него был кузен в Сан-Франциско, и может быть, сеньор знает его? Ему было не так легко общаться, потому что он был каталонец и говорил только немного по-испански. Но это продолжалось не долго. Докер из Мурсии с тяжелыми черными усами и в красной рубашке перешел с соседнего стола, чтобы помочь. «Йl es americano», — облетело всё кафе. И всем захотелось послушать. Закончив есть свой рис с сосисками или треску с помидорами, они вместо того, чтобы идти по своим делам, собрались вокруг стола. Ланни заказал дополнительную бутылку красного вина, а потом еще, и вскоре разговор пошёл свободно.

Без малейших колебаний они рассказывали о политических делах в Каталонии. Революция идет полным ходом, и она началась с предоставлением права говорить, что хочешь, и стучать по столу, говоря это. В каждой группе этих рабочих и рыбаков был кто-то, кто недавно освободился из тюрьмы, и использовал это право. Большинство из них были анархисты. Все они являлись членами профсоюзов синдикалистского толка. Правительство нужно было убрать в сторону, и профсоюзы должны были взять под контроль промышленность и управлять ею. Это была не теория, а прямое наблюдение за политиками и за тем, что они делали, когда их избрали, или вернее за тем, что они не сделали. Al hacer puсeta [134] с ними! Здесь они были у власти в течение четырех месяцев, и что они сделали, кроме говорильни? При таком раскладе, сколько жизней потребуется, чтобы убрать patrones и выдвинуть trabajadores?

134

134

Нет большего заблуждения в мире, что рабочие могут изменить своё положение путем опускания куска бумаги в урну! «Мы не будем делать это», — сказал каталонец, который начал разговор и застрял в кресле в пределах досягаемости бутылки вина. «Мне самому заплатили пятьдесят песет за исполнение гражданского долга. Агент C.E.D.A. заплатил мне деньги, чтобы я проголосовал за них, а я взял деньги и проголосовал за республиканцев». Был смех и аплодисменты, и Ланни сделал вывод, что здесь был открыт новый метод экспроприации экспроприаторов. Так как его исследования находили такие же методы в стране первых колонистов, то он был не слишком сильно потрясен.

V

Эта поездка принесла Раулю Пальме новый опыт останавливаться в самом дорогом отеле в каждом городе или городке. И не потому, что Ланни привык так делать это, и не потому, что они хотели обезопасить себя от насекомых в этих местах. Причина была в том, что могут подумать о них клиенты. Создание картин было искусством, а их продажа была изобретательностью. Ланни рассказал, как вся его карьера началась со случайной встречи с женой питтсбургского производителя зеркального стекла в одном из отелей класса люкс в Лондоне. Для того, чтобы чувствовать себя комфортно в таких местах, надо иметь правильную одежду. И это относится также к сопровождающему секретарю или переводчику. Так, прежде чем заехать в отель Ритц, Рауль был доставлен в магазин, где его снабдили рубашками, галстуками и тремя костюмами из белой чесучи, чтобы он не обливался потом в жару в середине испанского лета. «Не дайте всему этому развратить вас», — сказал с усмешкой хозяин. А испанец со всей серьезностью ответил, что он не позволит. Он ненавидел всё это с истинным пролетарским жаром. Но Ланни наблюдал отношение многих учеников школы к обычаям праздного класса, и это было, как с чудовищем порока: «Чудовищен порок на первый взгляд, И кажется, он источает яд, Но приглядишься, и пройдет боязнь, Останется сердечная приязнь,» [135]

135

135

Они собирались утром по предварительному уговору навестить богатого отошедшего от дел судовладельца. Много лет назад, во время посещения Канн, этот джентльмен купил через Ланни Святую Деву кисти одного из незначительных итальянских художников. Теперь эксперт, делая ему любезность, спросил, что был бы рад увидеть его коллекцию. Сеньор Аменголь мог захотеть избавиться от какой-либо своей картины, или он мог что-нибудь знать о работе Лукаса, принадлежащей сеньоре Вильярреал, кто мог сказать? Рауль был не нужен, потому что старый джентльмен хорошо говорил по-французски. Но Ланни объяснил, что секретарь производит впечатление, и Раулю будет невредно узнать о нравах, костюмах и внутреннем убранстве буржуазии Каталонии. Рауль должен вежливо кланяться, часто улыбаться и внимательно слушать, но ему не запрещалось думать все, что ему заблагорассудится.

Они въехали в пригород, и на холме в большой вилле встретили розового полного джентльмена, который мог служить моделью представителя эксплуататорских классов для любого карикатуриста. Но он был любезен и экспансивен, и, видимо, понял, что американский эксперт по искусству был влиятельным персонажем. Он был так доволен оценкой Ланни своей коллекции, что пригласил их на обед. Он выставил свои лучшие блюда и вина и заставлял своих гостей их есть и пить с тем же пылом, с каким их пил и ел сам. Весь обед он развлекал их наиболее мрачной оценкой состояния родной земли, в будущем которой он не видел ни проблеска надежды. Это была другая сторона картины, которую они получили накануне вечером. Пожилой работодатель передал бизнес своим сыновьям, но по-прежнему нес ответственность в душе. Он отругал imbйciles, которые без образования и абсолютным незнанием финансов и торговли собираются диктовать своим работодателям, как вести бизнес, и какую заработную плату платить. Он бушевал еще более яростно на тех canallas коммунистов и других красных, приехавших из-за границы и подстрекавших рабочих к недовольству и бунту против их законных хозяев.

Сеньор Аменголь объяснил, что мрачность его настроения была вызвана требованием профсоюза стивидоров повысить заработную плату и тем, что они имели поддержку политиков в правительстве. Когда Ланни тактично спросил, есть ли возможность смещения этого левого правительства, то судовладелец не высказал никакой надежды, по крайней мере, когда речь идёт о Каталонии. Он заявил красные будут жечь и убивать из-за слепой ненависти к богатым. Далёкий от всякой мысли о покупке новых картин, старый джентльмен собирался паковать те, которые имел, и пытаться переправить их через границу в более цивилизованную Францию. «Но во Франции в настоящее время также есть левое правительство», — заметил Ланни. Сеньор, по-видимому, не услышал это, и его круглое лицо опустилось ниже. В течение минуты или двух он забыл о смеси курицы, риса и красного перца, которые лежали на блюде перед ним.

На протяжении всего приема пищи Рауль Пальма не сказал ни слова, за правильное поведение его почтили приглашением сесть со своими хозяевами. Ланни направлял разговор таким образом, чтобы вытянуть побольше из старого буржуя, и усмехаясь про себя, знал, как его друг будет разрываться от гнева. «Ah, le sale cochon!» — воскликнул Рауль, когда они оставили виллу на безопасном расстоянии позади. — «Он жрал за десятерых, а вы видели, как оборванные, полуголодные малыши на улицах выпрашивали у нас сентаво!»