Шкатулка

Ну, конечно, не через 25, а через 40 минут, нас, наконец-то пригласили на посадку. На этот раз усадили в автобус и повезли куда-то на задворки. Везли долго, мимо огромных сугробов, и почти, мимо аэропорта. Наконец, приехали. Стоит наша птичка, скучает. Трап есть, двери закрыты. В иллюминаторах видится некое движение. Наверное, экипаж бегает, греется. Двери автобуса не отрывают, и, слава богу, уж больно холодно за ними. Стоим. Долго. Наконец, я не выдержал и крикнул водителю: «Да посигналь ты им! По-моему, нас не ждут!» Народ дружно заржал, но правильный латышский водитель, немного поколебавшись, вышел из автобуса, поднялся по трапу и начал стучаться в дверь лайнера. Смешное зрелище: заснеженный самолет стоит черте где, среди сугробов в месте, ничем не напоминающем аэродром, жуткая метель, на трапе стоит мужик в ушанке и кулаком стучится в дверь, типа, пустите погреться. Однако достучался! Немного погодя, нас начали запускать в самолет под издевательски радостный и до боли знакомый приветственный голос громкоговорителя. От большой кучи народа осталась лишь маленькая кучка самых смелых, отчаявшихся и уставших человечков. Стюардессы встретили нас скромно-радостно, но настороженно. А вдруг будут бить? Однако, увидев наши довольные лица, растаяли и разговорились. Около наших кресел «дежурила» молоденькая симпатичная Оля. Видимо, и им все это жутко надоело, так что она решила поплакаться мне в плечо.

– Вы знаете, а мы вас не ждали. Да, да, нам же никто ничего не говорил, сидим тут в неведении, закрытые. Моторы выключили, холод ужасный, а без включенных моторов и чаю не попьешь. Почему так долго? Ну, пока в моторе ковырялись специалисты, потом решили отбуксировать на эту стоянку. Буксир приехал поздно. Приехал и стоит. Пять, десять, пятнадцать минут… Мы решили узнать, почему не едем. Гладь, а водителя-то и нету! Это же латыши! Ушел парень, правда, через полчасика вернулся. Ждем дальше. Оказывается, нет машины сопровождения. Опять полчаса. Я уже не говорю, про специалистов по моторам. Что? Да бог его знает, мы же знаем не больше вашего. Нам старшая тоже ничего не говорит. Хотя, она наверняка знает. Да мы тоже побаиваемся, но раз специалисты сказали… будем надеяться…

Народ расселся, точнее, развалился на освободившихся местах. Несмотря на то, что все, как обещали - нормально, мы продолжали стоять.

– Кому стоим теперь? – это сзади мужичок в костюме.

– Шо, опять не заводится?- это сосед справа.

Наконец, вышла старшая и замученным голосом просипела:

Уважаемые пассажиры, прошу не волноваться! Наш самолет разгружается багажом оставшихся пассажиров. Через 10 минут мы взлетим!

Никто, почему-то ей не поверил.

– Посмотрите, пожалуйста, в иллюминатор, - это сосед справа. – Там не видно, как выгружают багаж?

– Нет, не видно.

– Может, они его внутри перебирают?

– Это как? Нужные влево, а ненужные вправо?

– А почему бы и нет? Они же записали фамилии с посадочных талонов, вот и перебирают.

– Не помню, чтобы на штрих-коде на багаже была указана фамилия.

Сосед серьезно задумался.

– Да, я тоже не припоминаю. Значит, должен прийти погрузчик с лентой.

– С какой лентой? Голубой?

– Да нет, типа транспортера. Грузчики выкладывают на ленту чемоданы, а они едут.

– Куда едут?

– Дальше

– Так дальше конец ленты?

– Нет, к концу ленты подгоняют машину

– Грузовик?

– Не совсем грузовик, но такой, на 6 колесах

– Вездеход?

– Нет не совсем, хотя, по снегу он тоже ездит. Длинный такой, и открытая кабина с водителем

– Открытая? Сейчас же мороз? Он не замерзнет?

– Ну, может, ее и закрывают на зиму…

– А может, выдают теплое белье, горнолыжные очки и валенки?

– Честно говоря, я не очень компетентен, но мне кажется, что в закрытой кабине ему бы было комфортнее.

– А если кабина не отапливается? Не все ли ему тогда равно, в холодной кабине, или в валенках? Оттрубил смену, валенки в сушилку, сам на печку, грейся до следующей смены! Экономия!

– По поводу экономии, это конечно.

Сосед серьезно задумался. Видимо, считает процент экономии. Между тем, прошло еще минут двадцать. Остатки народа стали нервничать. Все пытались делать какие-либо предположения то насчет погрузчика, то насчет грузчиков-узбеков. Да нет у них узбеков! Как же нет? Они везде есть! Вот я вчера видела на Домской площади двоих. – Так может, это таджики были? – Какие таджики! Что уж я таджика от узбека отличить не смогу? – И как же вы их отличаете? По форме обрезания? – Ну, зачем сразу в крайности! По глазам… и прочим … интонациям. – Так значит, вы полиглот? Знаете узбекский и таджикский? Какой умный! – Ну, не вам ровня! А вы, вы… Слава богу, в этот момент вышла уже страшная старшая и объявила, что осталось еще 10 минут и мы точно взлетим.

– Куда взлетим? К небесам? – взвизгнул костюмчик сзади? – Что вы нам мозги вкручиваете? – он визжал уже во весь голос отвратительным гомосексульным голосом. – Вы все врете! Вот вы, вы! – он уставился на бедную стюардессу-Олю. – Что вы мне все время врете! В глаза не сморите! Вот скажите мне честно, скажите: что у нас произошло, и когда и куда мы взлетим?

Бедная Оля стояла в ступоре с перепуганным лицом.

– Рот закрой, истеричка – практически в унисон прорычали мы с соседом, вставая со своих мест. – Оставь девчонку в покое, или ты сейчас будешь летать один по взлетному полю!

Пиджак съежился, уткнув голову в колени. Оля благодарно посмотрела на нас, и мы начали опять готовиться к взлету. В очередной раз прослушали правила, как нам правильнее падать и удачнее тонуть. Почему-то только сегодня я понял, что главное, чтобы лампочка под водой загорелась. Между тем, время было позднее, и голодный желудок начал давать о себе знать. И не только урчанием.

– А нас кормить-то собираются? – сосед справа подал жалобный голос. – Ведь больше четырех часов прошло! По закону положено!

– Успокойтесь, сейчас мы будет вам разносить сэндвичи, а потом, в процессе полета, принесем еще.

– А чай? Хоть бы чаю горячего налили? Или кофе? У меня уже желудок замерз! – не унимался сосед.

Несчастная Оля пыталась объяснить моему бестолковому соседу, что при отключенных двигателях горячий чай сделать невозможно, однако, он не унимался и продолжал возмущаться. Короче, Остапа понесло. Хорошо, все-таки, что мы пообедали, екнуло в голове. (Я же предупреждал, что упомяну обед). Однако желудок был с ней уже не согласен. А соседский желудок, судя по всему, был обеда лишен, и уже ничего и никого понимать не хотел. Тут же девочки-стюардесски начали бегать по рядам с неаппетитными коричневыми бутербродами. Пробегая с первой партией мимо соседа, Оля была схвачена соседом за руку, который проревел:

– А мне???! Перепуганная Ольга пыталась от него вырваться, да не тут-то было. Хватка, как и тетка-голодуха были мертвыми.

– Дайте, я сначала детей накормлю! – взмолилась Оля.

– Каких детей! – сосед уже был багрово-бледным от злости и голода.
– Их тут всего-то трое, а вы мимо носите! – с этими словами он силой вырвал у нее бутерброд и начал жадно глотать его с целлофановой оберткой.

– Да подавитесь вы! – Ольга в сердцах кинула ему на кресло еще один и убежала. С жадностью изголодавшегося волка он схватил и второй кусок, сжав его в левой руке, испуганно озираясь, не нападет ли кто.

Тьфу ты, боже мой! Как же может измениться человек, сиюминутно превратившись в животное! Да нет, животное, думаю, вело бы себя приличнее. Вот тебе и коллизии, когда человеческая сущность может проявить себя в неординарных ситуациях! И ведь сейчас не война! Не разруха и не голод! Однако, чувство страха перед неизвестностью и, видимо, вызванный этим ужасом близкой и, возможно, неминуемой смерти, голод могут изуродовать человеческое лицо и душу до неузнаваемости. Как тут не вспомнить Антона Палыча с его красотой человеческой? Да и пес с ним! С соседом, разумеется. Не все же такие, как этот, с буквочкой на грудях и тот, в костюмчике, сзади. Кстати, как он там? Сидит, башку в колени уткнул, даже не жрет. Бздит. Ну, ну. Лучше б он в сортире этот полет отсидел, все ж нам не так противно за последствия.